Ты обдумал мое предложение? спросила Раиса, надевая сережку с огромным прозрачно-желтым цитрином.
Я все еще хочу попробовать взять кредит, отказ трех банков не повод отчаиваться, ответил Валера.
А почему ты не обратился в мой банк? повернулась Раиса и лукаво улыбнулась ему.
Ты помнишь, о чем мы договорились? Если за пол года я не найду кредитование или спонсора, тогда ты станешь инвестором мастерской, и ни днем раньше, мягко, но твердо ответил Валера.
Я и передумать могу, кинула последний козырь Раиса. Ей очень хотелось, чтобы уже выбранное ими здание и оформленная мастерская начали свою работу.
Не передумаешь, улыбнулся Валера и поцеловал ее.
Дверь захлопнулась, и Раиса с блаженством вдохнула аромат своих губ, запах помады хранил след бензина.
Раиса брызнула в воздух облачко легкого медово цветочного аромата, зашла в него и, схватив сумочку, отправилась в будущий салон-мастерскую для ретро машин. Это была их общая страсть, благодаря которой они и познакомились. Раиса любила дорогие современные штучные творения, выполненные в старом стиле. Валера обожал воскресить реальный старый автомобиль, довести его до блеска бриллианта, каковым он и был в его глазах.
Раиса припарковала Holden Efijy у входа в их будущее детище и направилась смотреть новые кожаные диваны для посетителей, которые должны были доставить сегодня. Она светилась счастьем, оборудуя их новый салон, который, судя по потраченным средствам на внешний облик, еще долго не будет приносить никакой прибыли, хорошо, что Валера никогда не интересовался стоимостью дизайнерских кожаных диванов, изготовленных по индивидуальному заказу и всецело доверял своей половине. Раиса погладила дорогую кожу, удовлетворенно кивнула и подписала документы заказа. Потом достала папки с портфолио лучших дизайнеров и стала искать, кому она закажет вывеску. Это занятие поглотило ее до вечера. Потом приехал Валера.
Хорошие, похвалил он, плюхаясь на диван в грязном рабочем комбинезоне.
Раиса заулыбалась, как маленькая школьница, получившая первую пятерку.
Я хотела обсудить с тобой форму персонала, начала она.
Даже не думай, твои любимые бабочки для тех, кто принимает посетителей и все, техники будут носить, что им нравится, твердо сказал Валера.
Бабочки и рубашки, согласилась Раиса.
Все-таки большую площадь мы приглядели, зачем нам такой огромный выставочный зал, мы-то работать будем максимум с двумя-тремя машинами единовременно, рассуждал Валера.
Я не хотела говорить раньше, но думаю, уже можно, загадочно сказала Раиса и достала из ящика стола фотоальбом.
Она села рядом и открыла первую страницу, там были пожелтевшие снимки старых авто.
Это моего деда, он оставил мне их в наследство, листая альбом, говорила Раиса.
Валера завороженно вглядывался в фото.
Осталось привезти из Таллина, когда мы закончим оформлять салон.
У меня нет слов.
Мы сделаем маленький храм машин.
Она достала початую бутылку вермута, налила два маленьких стаканчика и, вернувшись на диван, обняла Валеру. За панорамным окном опустилась ночь. Они сидели в запахе вермута и машинного масла, счастливые, любимые и полные надежд. Они прожили вместе еще сорок лет. Как ни странно, первым ушел он. У них не было детей, но их необычный союз наполнял мир вокруг красотой, любовью и радостью такой необычайной силы и чистоты, что обычным людям, даже не грезилось в мечтах.
Ноты: ацетон, бензин, солярка, мед, желтые цветы, помада, кожа, старая фотобумага, вермут, машинное масло, смола, амбра, сухая трава, древесина, дорожная пыль, лаванда, полевые цветы, пачули.
Cartier Declaration dUn Soir
Валерианка, разлившаяся в сумке, вперемешку с корвалолом давали о себе знать, и за Марьей Ивановной шла довольно внушительная процессия котов. Они пели неслаженным хором, шипели и боролись за место быть ближе к сумке, пока Марья Ивановна не спряталась от них за подъездной дверью. Переведя дух, она взобралась на второй этаж старенькой хрущевки и постучала в дверь, обитую красным потрескавшимся дерматином. Послышалось шарканье, потом глазок потемнел, и после щелчков трех замков дверь распахнулась, явив подругу Марьи Ивановны Зинаиду. Отчество Зинаиды не знал никто. Зинаида считала себя молодой, несмотря на пересеченный семидесятилетний рубеж, и никому не позволяла даже в мыслях называть ее по отчеству. В квартире Зинаиды пахло вечной сыростью, чем-то слегка прокисшим и дустом. Сырость была неизвестной природы, а крупно натертый дуст в углах был орудием против блох, поднимающихся в квартиру Зинаиды из подвала.
Духи новые? спросила Зинаида, принюхиваясь к подруге.
Капли разлились, ответила Марья Ивановна.
А пахнет так, так Зинаида не смогла подобрать эпитеты и, бросив фразу на полуслове, пошла в зал.
В центре комнаты стоял стол, накрытый белой скатертью. На столе возвышался огромный медный самовар. Зинаида налила две чашки кипятка, поворачивая узорчатый краник самовара, и закинув пять кусков сахара в чашку, уселась на диван.
Марья Ивановна селя рядом, вновь ловя себя на мысли, что крайне не любит травяной чай Зинаиды, однако к нему прилагалось печенье и румяный, только что пожаренный хворост, что в целом компенсировало отвратительный вкус самого чая.
Я тут приглядела местечко, начала Зинаида.
«Только не это опять», подумала Марья Ивановна.
Угловое, там такой шикарный дуб, продолжала Зинаида.
Марья Ивановна взяла хворост и начала им преувеличенно громко хрустеть.
Ты слушай внимательно, тебе же мою последнюю волю исполнять, обратила внимание Зинаида.
Марья Ивановна закатила глаза. Последняя воля Зинаиды менялась каждую неделю. Поначалу Марья Ивановна очень ответственно все внимала и даже записывала, но уже к двадцатому или тридцатому сценарию будущих похорон Зинаиды плюнула и не запоминала специально ни единой детали. Она даже питала странное желание помереть первой, как бы назло замучившей этой темой подруге.
Так вот, завтра приходи к девяти, а лучше к семи утра, поедем, я тебе все покажу, довольно объявила Зинаида.
Доставай наливочку, печально ответила Марья Ивановна, понимая, что тема не закрыта и весь вечер будет посвящен тонкостям погребения.
Зинаида вынула из серванта бутылку темного стекла и маленькие рюмки. Долго возилась с крышкой, потом налила полные до краев рюмки и, подняв свою, сказала:
За долгую жизнь!
Зинаида, не чокаясь, залпом осушила рюмку и поспешила налить следующую. Марья Ивановна понюхала настойку, в который раз умилилась, что хоть что-то Зинаиде удается, выпила все маленькими глоточками.
Так вот, закидывая в рот вторую рюмку, сказала Зинаида.
Квартиру думаю продать, перебила ее Марья Ивановна, делая ставку на свою коронную тему.
Место-то выкупить сейчас надо, не успев обдумать сказанное Марьей Ивановной, выпалила Зинаида.
Потом, осознав свой промах, налила в обе рюмки наливки, и произнесла:
Ты опять за свое?
Ну, а что? Зачем мне такая большая. А так я ее продам и куплю, скажем, в пригороде, там разницы будет ого-го, я на эти деньжищи-то, дальше она замолчала и задумалась.
Что ты на эти деньжищи? В гроб меня раньше времени загонишь? Как я тут без тебя одна буду?
Зинаида громко шмыгнула носом, выпив свою рюмку, достала из тумбочки согревающую мазь и растерлась ей. Теперь плакать захотелось и Марье Ивановне. Несмотря на цветочный запах, мазь обладала каким-то невыразимо печальным акцентом.
Куда ж я от тебя-то, не выдержала Марья Ивановна и в рыданиях обняла Зинаиду.
Давай тебе наоборот поближе ко мне вариант найдем, вырвавшись из объятий, сказала Зинаида и притащила кипу газет.
Весь оставшийся вечер они читали объявления, обсуждали варианты и строили планы на совместные походы на рынок. К ночи выяснилось, что Марью Ивановну лучше уложить на диване в зале, чем отпускать одну на последний трамвай. Однако за просмотром старой комедии они обе раскатисто захрапели до утра.
Ноты: настой валерианы, корвалол, сырость, дуст, подкисшие фрукты, горячая медь, травяной чай, бензоин, гелиотроп, береза, самогон, амбра.
Giorgio Beverly Hills So You
Лес шумел, шевеля огромными лапами сосен. Намечалась гроза. Дарон курил трубку, расположившись в кресле. Мишель нервно бегал по комнате, не в силах найти себе занятие. Я читал. Наверно раз в двадцатый, перечитывая старые строки на уже давно мертвом языке.
Я все же думаю, что Матеус имел ввиду камфору, очень ровным голосом сказал я, чтобы никто не заметил, насколько я сомневаюсь.
Тем лучше, а то у меня совсем нет желания добывать неведомо где лист, чего ты там говорил, сказал Дарон.
А вдруг не камфора? срывающимся на высокие ноты голосом, спросил Мишель.
Значит не камфора, соберем все заново, устало ответил за меня Дарон, которому уже надоела паника Мишеля.