Через пол часа пришел Розовая кепка, как всегда опоздав, но сразу включился к работу и, ослепляя всех своей улыбкой ангела, даровал им горы стаканов с кофе, чаем и только что испекшиеся круассаны.
Людей прибывало, дождь уже яростно стучал по окнам, внутри нарастал градус уюта. Но что-то беспокоило Таю. Она словно пыталась вспомнить что-то, чего никогда не было. А еще ее смущала пара мужчин, очень необычных. Они были одеты в длинные черные пальто и пили уже вторую порцию кофе. А за бортом, несмотря на дождь, стояло лето. «Может, иностранцы», думала Тая, «наверно, у них там сейчас холод». Мысль немного успокоила, но когда она попыталась вспомнить, на каком языке они заказывали кофе, то не смогла этого сделать. Хорошо, что Кепка пришел, а то стою тут вся в идиотских мыслях, небось еще с перекошенным задумчивостью лицом, клиентов пугаю.
Технически все в норме, и на вид все отлично, сказал Рафаил, отпивая кофе.
И кофе неплохой, добавил Шарон, только она нервничает почему-то.
Они всегда нервничают, когда мы в их пространстве, чувствуют инородность, но не могут понять, что не так, мы уйдем, и она забудет, объяснил Рафаил.
Они все ненастоящие, кроме нее? спросил Шарон.
А ты себя настоящим считаешь или нет? спросил в ответ Рафаил.
Ну ты понял, о чем я, сказал Шарон.
Он еще настоящий, ответил Рафаил, тот, в розовой кепке. Остальные ткань пространства.
Значит пара, резюмировал Шарон.
Как ни странно, нет, они даже незнакомы были, он реально работал в этом месте, ну в том, а она только раз его посетила, редко, но и так бывает, рассказал Рафаил.
Раз все в норме, пошли. А вообще, зачем я с тобой таскаюсь? Ты ведь сам все можешь проверить, сказал Шарон.
По инструкции положено, а еще ты кофе пьешь, сказал Рафаил и они покинули кофейню.
Поднимаясь в гору, Шарон разглядывал все, что показывал им туман.
Как можно выбрать такой рай? Одно место, один день с бесконечным повтором. Больше смахивает на наказание, чем на благо, удивлялся Шарон.
Таких душ не много и это сознательный выбор, точнее это немного болезнь, иногда бывает, что при жизни, что-то поражает настолько, что вписывается в саму суть, ну и результат ты видишь сам, хорошее место, но меня не трогает, а она в раю, ей большего не надо. Даже более того, от большего ей бы было менее уютно, говорит Рафаил.
Рафаил открывает дверь, висящую прямо в тумане и выходит в коридор. Шарон оборачивается и смотрит вниз. Потом делает несколько пасов рукой и выходит в дверь.
Я все видел еще раз, и я напишу докладную, говорит Рафаил.
Пиши, может, хоть отдохну от кофе и тебя, отвечает Шарон.
Я так сразу и понял, когда ты отпуск перенес, только чтобы в моей смене оказаться, улыбается Рафаил.
Тебе наврали, отвечает Шарон.
Что наколдовал? спрашивает Рафаил.
Ничего существенного. Просто еще один день, отвечает Шарон.
А ты точно демон? спрашивает Рафаил.
Тая прислонилась к холодному стеклу кабинки. Глаза слипались, несмотря на ветер, дующий в открытую створку. Кабину тряхнуло, двери открылись, и Тая плавно, еще в сладкой дреме, выбралась в белую пелену. Падал огромный снег. Снег парил, не желая спускаться на землю. Снежное облако опускалось ниже, накрывая все густым туманом. Тая шла, хрустя башмаками. Сбоку сквозь туман проглядывало растекающееся желтое пятно света, всходило солнце. «Сегодня будет день фирменного чая, травяного, согревающего, с лимоном, грейпфрутом, бузиной и мятой, а ближе к вечеру, когда снег прекратится, а он, конечно же, прекратится, будут лепить снежных баб, играть в снежки и фоткаться на фоне сугробов и праздничных гирлянд», думала Тая и улыбалась, предвкушая все это невообразимое счастье.
Ноты: терпкие травы, ветивер, лимон, кожура лайма, чай, грейпфрут, имбирь, терпко-горькие пряности.
Zarkoperfume Ménage à Trois
Точный выверенный штрих резцом, еще один и третий совсем легкий, словно поглаживающий кожу деревянной статуи. Фредерик откладывает в сторону инструмент и вглядывается в глубину дерева, гладит его рукой, вдыхает аромат только что стесанного древесного пласта. Потом прижимается к изваянию всем телом, закрывает глаза и вслушивается. Он уже давно видит готовую статую, но ждет момента, когда она сама будет готова стать чем-то большим, чем обструганный кусок древесины. Фредерик отходит в сторону, любуется на застывшую в мечтах девушку, она сидит, чуть приподняв голову вверх, обняв прижатые ноги руками, и смотрит еще затуманенными деревянными глазами высоко-высоко, туда, где рождаются звезды.
«Какой хороший заказ», думает Фредерик, «как редко в наше время, заказчик просит вещь с душой». На самом деле Фредерик не торопится закончить работу, потому что ему не хочется расставаться с ней. С ней, которую он нарек Элиана. Фредерик набрасывает на ее плечи белое сукно и уходит. Нужен перерыв, иначе руки начинают дрожать от перенапряжения, и глаз теряет остроту.
Пара часов сна, и Фредерик вновь в мастерской. Он гладит ровное плечо Элианы, склоняется к ее груди и вслушивается. Он давно уже не спрашивает себя, зачем эти действия, вопросы нужны тем, кто сомневается в своем таланте, те, кто принял дар, верят каждому порыву, любой странной мысли и неясному зову. Фредерик слышит удар, потом еще, мерное биение повторяется. Гулкие, раскатывающиеся в глубине статуи удары сердца. Ужас, смятение, страх, счастье, гордость и радость накатывают одновременно, неразделимым комком чувств.
Я хочу есть, говорит Элиана, потягиваясь вверх худенькими, как тростиночки, руками.
Фредерик опускается на стул и молча смотрит, как обнаженная Элиана встает со стола и идет к балкону. Она открывает дверь, сумерки врываются в мастерскую, и все теряет оставшуюся логику. Сумерки не терпят логики, меняющие пространство, время и восприятие, они говорят: «Доверяй только своему сердцу».
Оттуда вкусно пахнет, указывает Элиана на маленькую кофейню через дорогу.
Фредерик кивает и выходит из мастерской.
Широкий каменный парапет балкона усыпан крошками ароматного лимонного бисквита, который доедает Элиана. Они сидят рядом, свесив вниз ноги, и смотрят на ночной город.
Я наверно, схожу с ума, тихо говорит Фредерик.
Это неплохо, норму сильно переоценивают, говорит Элиана.
Ты не настоящая, я вырезал тебя из дерева.
А что настоящее? Этот торт настоящий?
Настоящий.
Но его же тоже кто-то сделал, и это не мешает ему быть настоящим.
А знаешь, это не важно.
Знаю. Что ты скажешь заказчику?
Что-нибудь придумаю. Но тебя он точно не примет, ему нужна деревянная.
Они рассмеялись, спугнув стайку голубей, а потом молча стали вглядываться в небо. Там высоко-высоко, кто-то делал новую звезду, и она становилась настоящей.
Ноты: древесный спил, лимонный бисквит, цедра лимона, яичная скорлупа.
Amouroud Safran Rare
Они сидели на теплых каменных ступеньках, пили очень горький неароматный кофе из бумажных стаканчиков.
Как ты думаешь, они действительно есть? спросила Алина.
Кто?
Алина указала на фигуры ангелов, украшающих крышу собора.
Конечно, есть, вон же стоят, ответил Матфей.
Алина тыкнула его локтем в бок.
Я же серьезно.
И я серьезно, разумеется, есть, все, во что ты способна поверить есть.
Алина замечталась и положила голову на плечо Матфея. Запахло его кожаным жилетом, который он таскал уже третий год под белую рубашку 19 века. И любые попытки переодеть его во что-то более современное терпели крах. Классика всегда в моде, твердил он, забывая, что классика меняется крайне быстро, ну раз в столетие, точно.
Всё-таки хороший праздник получился, сказал Матфей, когда мимо них прокатили огромную стилизованную под старину телегу, груженную букетами анютиных глазок. Один цветочек упал на мостовую. Матфей, ловко подхватив его, воткнул в маленькую косичку Алины, прячущуюся в огромной шапке рыжих кудрей.
Несмотря на твой скептицизм, я выиграл тот спор, его не то что десять лет праздновали, а до сих пор. Где мой приз? стреляя хитрыми глазами, резюмировал Матфей.
Итальянцы вообще готовы праздновать все что угодно, главное, чтобы было весело.
Хороший жизненный принцип главное, чтобы было весело, приииз.
Алина улыбнулась и прильнула к губам Матфея. Они были похожи на парочку влюбленных туристов, а по сути таковыми и были, только путешествия их пролегали по изнанке миров, в которую они вплетали маленькие разноцветные ленточки счастья, веселья и любви. Ленточки приживались, обретали материю и навсегда оставались частью реальности, превращаясь в праздники, красивые легенды, поверья и обычаи.
Они взялись за руки и, как дети, побежали в кафе.
Алина смачно хрустела воздушным белым безе, запивая его горячим шоколадом. Матфей курил трубку. На площади, куда выходила веранда кафе, собирали еще одну картину-клумбу.