Что могло случиться? раздраженно спросил Одд. И почему вы говорящие?
Медведь встал на четыре лапы, произведя немало шума, и изрек:
Мы можем разговаривать, о дитя смертного, но ты не должен бояться, потому что под этой звериной шкурой мы носим ну, не шкурой, в смысле, не только шкурой, мы ведь и в самом деле медведь, лис и большая птица, вот ведь беда какая, в общем, мы на чем я остановился?
Боги! проскрипел орел.
Боги? переспросил Одд.
Ага, боги, вздохнул медведь. Я как раз к этому и вел. Я Тор, Бог Грома. Орел Бог Один, Всеотен, величайший из богов. А этот назойливый, ушастый коротышка-лис
Локи, спокойно сказал лис. Кровный брат богам. Самый умный, самый острый на язык, самый блестящий из обитателей Асгарда[1], по крайней мере, так говорят
Блестящий? фыркнул медведь.
Ты бы и сам попался на эту удочку, сказал лис. Любой бы попался.
На какую удочку? спросил Одд.
Быстрый взгляд зеленых глаз, вздох и лис начал.
Я расскажу тебе. И ты поймешь. Такое могло случиться с каждым. Итак, Асгард. Обитель могущественных город посреди долины, окруженный неприступной стеной, которую выстроил для нас Ледяной великан. И только благодаря мне, позвольте добавить, мы избежали безрассудно высокой просто-таки великанской оплаты за эту работу[2].
Фрейя[3], сказал медведь. Великан хотел забрать Фрейю. Самую прекрасную из богинь, не считая, конечно, моей дорогой Сиф[4]. А еще он требовал Солнце и Луну.
Если прервешь меня еще раз, сказал лис, один раз, я не только перестану рассказывать, я вообще уйду, а вы двое останетесь добывать себе пропитание самостоятельно.
Да, но заговорил медведь.
Ни слова!
Медведь замолчал.
Лис продолжил:
В великолепном большом зале Одина собрались все боги пили медовуху, угощались и рассказывали байки. Они пили, хвастались, боролись, опять хвалились кто чем и пили и так ночь напролет, до утра. Женщины давно ушли спать, поэтому огонь в каминах почти погас, и многие боги уснули не сходя с места, пристроив голову на столе. Даже великого Одина на высоком троне сморил сон, его единственный глаз был прикрыт тоже спал. Но был кое-кто среди богов, кто пил и ел больше других, а сна ни в одном глазу. Это был я, Локи по прозвищу Небесный Скороход, бодрый и трезвый да-да, как стеклышко
Медведь издал негромкий звук, на всех языках мира означающий недоверие эдакий полухмык-полукхек. Лис бросил на него острый взгляд.
Я сказал ни слова
Это было не слово, прогудел медведь. Это был звук. Ну? Значит, ты не был пьян.
Да. Не был. И такой вот не-пьяный я вышел прогуляться в башмаках для хождения по воздуху, и поднявшись до верхушки стены вокруг Асгарда, заглянул за стену. Под стеной, вся залитая лунным сиянием, стояла и смотрела на меня красавица, какой свет не видывал. Кожа ее была молочно-белой, волосы золотыми, а губы и плечи само совершенство. Голос ее, а она обратилась ко мне, напоминал звуки арфы:
«Приветствую тебя, храбрый воин».
«Приветствую и я тебя, сказал я. Приветствую тебя, о прекраснейшее из созданий! Тут она мило рассмеялась, глаза ее блеснули, и я понял: понравился. Что вынудило такую юную особу скитаться в одиночестве в столь поздний час, когда волки, тролли и прочая нечисть разгуливает на свободе? Не изволишь ли воспользоваться моим гостеприимством гостеприимством Локи, могущественнейшего и мудрейшего из мужей Асгарда? Будь гостьей в моем доме, не пожалеешь, обещаю!»
«Не могу я принять твое приглашение, о храбрейший и красивейший из мужей, сказала она, и луна сверкнула в ее глазах, похожих на сапфиры, несмотря на то, что ты такой высокий, и мужественный, и невыносимо привлекательный. Я обещала отцу королю из далекой страны, что не отдам ни сердца, ни губ своих никому, кроме человека, добывшего одну вещицу».
«И эта вещица?» я был готов принести все, что она назовет.
«Мьёллнир, сказала красавица. Молот Тора».
Ха! Я не медлил, велел ей никуда не уходить, и мои летучие башмаки домчали меня до дворца как ветер. Все или спали, или были пьяны до беспамятства. Вот и Тор дрыхнет в пьяном оцепенении, уронив лицо в лужу подливки на деревянном подносе, а вот и его молот висит на боку. Только проворные пальцы Локи, коварнейшего и умнейшего Локи, могли стянуть его с ремня, не разбудив хозяина
При этих словах медведь произвел горлом довольно громкий звук. Одарив его долгим взглядом, лис продолжал:
Ох и тяжел он был, этот молот. Тяжелее, чем представляется людям. Весил он как небольшая гора. Такое оружие не поднимешь, если ты не Тор. Но не в моем случае, я же, как-никак, гений. Я снял башмаки, умеющие, как уже было сказано выше, ходить по воздуху, и привязал их с двух сторон молота. Потом щелкнул пальцами и молот последовал за мной.
На сей раз я направился к воротам Асгарда. Отомкнул их и вышел в сопровождении нет нужды напоминать вам да, молота.
Красавина ждала. Сидела на валуне и рыдала.
«К чему эти слезы, о сама красота?» вопрошал я.
Она подняла на меня мокрое лицо.
«Я плачу, потому что едва увидев тебя, прекрасный и благородный господин, поняла, что так сильно не полюблю уж никого другого. Но вот беда я приговорена отдать мое сердце и всю мою нежность только тому, кто позволит мне коснуться Молота Тора».
Я протянул руку и дотронулся до ее холодной, влажной щеки.
«Осуши слезы, сказал я. И узри Молот Тора!»
Она перестала плакать, потянулась к молоту хрупкими руками и крепко схватила. Я прикидывал, что развлекусь с девушкой и верну оружие во дворец до того, как Тор продерет глаза. Однако стоило поторапливаться.
«А теперь, говорю, как насчет поцелуя?»
На какое-то мгновение я подумал, что она снова рыдает, пока не понял нет, смеется. Но это был вовсе не милый, переливчатый девичий смех. Это был низкий, громоподобный звук, с каким снежная лавина обрушивается в горное ущелье.
Красавица сдернула с молота мои башмаки и швырнула на землю. Она держала его, как перышко. Меня будто ледяной волной окатило, и я понял, что смотрю на нее снизу вверх, и что она никакая уже не она.
Она стала мужчиной. Вернее, не мужчиной, а великаном. Он был огромен, как гора, с бороды свисали сосульки. Он сказал:
«Столько ждали а нужно-то было всего ничего: один пьяный влюбчивый олух и Асгард наш. Ледяной великан поглядел на меня сверху. А тебе, сказал он рокочущим, страшно довольным голосом, тебе пора бы сменить обличье».
Чую вдруг спину мне как-то гнет. И хвост вытягивается из основания позвоночника. Руки скрючились до лап с когтями. Мне не впервой перевоплощаться в животное уже доводилось бывать лошадью, ну, вы в курсе, но против воли со мной такое проделывали первый раз, и должен вам доложить, ощущеньице не из приятных. Более чем.
С нами было еще того хуже, сказал медведь. Ты спокойно засыпаешь, тебе, как обычно, снятся громы и молнии, а открываешь глаза уже в медвежьей шкуре. А нашего Всеотна превратили в орла.
Гневаюсь! рявкнул скрипучим голосом Орел, напугав Одда.
Великан еще немного посмеялся над нами, размахивая моим молотом, а потом заставил Хеймдалля[5] открыть радужный мост и сослать нас сюда, в Мидгард. Больше мне нечего рассказать.
В маленькой хижине стало тихо. Только сосновое полено в печке потрескивало и плевалось.
Что ж, сказал Одд, боги вы или не боги, но если зима не кончится, я не смогу вас кормить. Я и себя-то вряд ли прокормлю.
Мы не умрем, сказал медведь. Потому что здесь умереть не можем. Но чем дольше мы будем голодать, тем больше дичать. Звериное начнет брать верх. Так происходит, когда принимаешь обличье животного. Слишком долго пробудешь зверем зверем и останешься. Когда Локи превратился в лошадь
Не будем об этом, сказал лис.
Так зима поэтому не кончается? спросил Одд.
Ледяные великаны любят зиму. Они и есть зима, ответил медведь.
А если весна не наступит? Если лето никогда не придет? Если эта зима будет длиться вечно?
Медведь не ответил. Лис нервно дернул хвостом. Оба посмотрели на орла. Тот склонил голову набок и уставился на Одда огненно-желтым глазом. Потом хрипло сказал:
Смерть!
Со временем, успокоил их лис. Не сразу. Через годик-другой. Кто-то перекочует на юг. Но большинство людей и животных умрут. Такое уже случалось давным-давно, когда у нас была война с Ледяными великанами, до начала времен. Когда они побеждали, эту часть мира накрывало гигантским ледяным саваном. Когда побеждали мы, порой это занимало сотню тысяч лет, но мы побеждали всегда, ледяной саван таял, и возвращалась весна. Но тогда мы были богами, а не животными.