- Слушай, Гвенди! А почему её называют Лестницей самоубийц?
- Потому что отсюда спрыгнул один мужчина в 1934 году или что-то около того, - отвечает Гвенди. Шкатулку она держит на коленях. - А потом ещё женщина, четыре-пять лет назад. Папа говорит, что городской совет хотел разобрать лестницу, но там сплошные республиканцы, а республиканцы не любят перемен. Ну то есть папа так говорит. Один из них сказал, что лестница привлекает туристов - и это правда, и что одно самоубийство раз в 35 лет - не так страшно. И что если это превратится в эпидемию, можно проголосовать ещё раз.
Мистер Феррис улыбается.
- Маленькие городки! Ну как их не любить?
- Я ответила на ваш вопрос, а вы ответьте на мой! Что будет, если я нажму на одну из кнопок? Например, ту, что для Африки.
И как только её большой палец касается тёмно-зелёной кнопки, она чувствует тягу - не сильную, но ощутимую, - нажать на неё и узнать всё самой.
Его улыбка превращается в ухмылку. Не особенно приятную, по мнению Гвенди Питерсон.
- Зачем спрашиваешь, если сама знаешь?
Прежде чем она успевает сказать хоть слово, он начинает спускаться по лестнице. Она ещё секунду остаётся на скамейке, потом вскакивает, бежит к проржавевшей лестничной площадке и смотрит вниз. Хотя мистер Феррис ещё не мог успеть добраться до низа - никак не мог, - его уже нет. Или почти нет. На полпути вниз, примерно на сто пятидесятой ступеньке, лежит его чёрная шляпа - то ли брошенная, то ли сорванная ветром.
Она возвращается к скамейке и кладёт шкатулку - свою шкатулку - в холщовую сумку с завязками, а потом спускается по лестнице, держась за перила. Дойдя до маленькой круглой шляпы, она думает, не поднять ли её, но вместо этого сталкивает её ногой и смотрит, как та летит вниз и приземляется в зарослях. Позже в тот же день, когда Гвенди возвращается сюда, шляпы уже нет.
Сегодня - 22 августа 1974 года.
2
Родители Гвенди работают, так что, когда она возвращается в домик на Карбайн-стрит, он весь в её распоряжении. Она кладёт шкатулку под кровать, но минут через десять понимает, что это не выход: прибирает комнату она сама, но мама иногда заходит туда с пылесосом, а каждую субботу меняет постельное бельё (обязанности, которые перейдут к Гвенди, когда ей исполнится тринадцать - тот ещё подарочек). Нельзя, чтобы мама нашла шкатулку, ведь мамам обязательно нужно всё знать.
Гвенди обдумывает вариант с чердаком, но что если родители перейдут от разговоров к делам и решат наконец вынести оттуда весь хлам на дворовую распродажу? По той же причине не подходит сарай за гаражом. У Гвенди мелькает мысль (свежая, взрослая мысль, которая позже станет докучливой правдой): тайны - это головная боль. Возможно, самая сильная из всех. Они давят на мозги и поглощают жизненное пространство.
Потом она вспоминает о дубе на заднем дворе - с качелями из покрышки, на которых она уже почти не качается, считая себя слишком взрослой для таких малышачьих забав. Под корнями дуба есть пустое пространство. Раньше Гвенди иногда залезала туда, когда играла с друзьями в прятки. Сейчас ей было бы там тесновато («Думаю, ты дорастёшь до пяти футов десяти-одиннадцати дюймов», - сказал ей мистер Феррис), но для шкатулки места хватит, а холщовая сумка поможет, если пойдёт дождь. В ливень, конечно, придётся её оттуда забрать.
Гвенди засовывает шкатулку под дуб, идёт обратно к дому, потом вспоминает про серебряный доллар. Она возвращается к дереву и кладёт монету в сумку со шкатулкой.
Гвенди думает, что родители почувствуют неладное, когда вернутся домой, но те ничего не замечают. Они, как обычно, слишком погружены в свои заботы: папа работает в страховой компании, мама - секретарём в «Касл-Рок Форд». Они немного выпивают - как всегда. За ужином Гвенди берёт всего понемножку и уминает всё с тарелки, но отказывается от куска шоколадного торта, который папа принёс из кондитерской возле работы.
- Господи, ты что, заболела? - спрашивает папа.
Гвенди улыбается.
- Может быть.
Она уверена, что допоздна не сомкнёт глаз, размышляя о встрече с мистером Феррисом и шкатулке, спрятанной под дубом на заднем дворе, но нет. В голове крутится: «Светло-зелёная - Азия, тёмно-зелёная - Африка, жёлтая - Австралия» - и вот она уже засыпает, чтобы проснуться лишь утром, когда приходит время для большой миски хлопьев с фруктами и очередной пробежки по Лестнице самоубийц.
Когда она возвращается - мышцы горят, в животе урчит, - то вытаскивает сумку из-под дерева, достаёт шкатулку и жмёт мизинцем на левый рычажок рядом с красной кнопкой («Всё, что захочешь» - так ответил мистер Феррис, когда Гвенди спросила, что делает эта кнопка). Открывается прорезь и выезжает панелька. На ней лежит шоколадная черепашка, маленькая, но прекрасная, с чудесным выгравированным панцирем. Она кладёт черепашку в рот, и в нём тут же, как бутон, расцветает сладость. Голод исчезает, но когда приходит время обеда, Гвенди съедает приготовленный мамой бутерброд с сыром и колбасой и порцию салата с французской заправкой, запив всё это большим стаканом молока. Она бросает взгляд на оставшийся кусок торта в пластиковом контейнере: выглядит неплохо, но лишь с эстетической точки зрения. Такие же эмоции она испытала бы, увидев классный разворот в комиксах про доктора Стрейнджа. Есть она его точно не стала бы, как и торт.
Когда она возвращается - мышцы горят, в животе урчит, - то вытаскивает сумку из-под дерева, достаёт шкатулку и жмёт мизинцем на левый рычажок рядом с красной кнопкой («Всё, что захочешь» - так ответил мистер Феррис, когда Гвенди спросила, что делает эта кнопка). Открывается прорезь и выезжает панелька. На ней лежит шоколадная черепашка, маленькая, но прекрасная, с чудесным выгравированным панцирем. Она кладёт черепашку в рот, и в нём тут же, как бутон, расцветает сладость. Голод исчезает, но когда приходит время обеда, Гвенди съедает приготовленный мамой бутерброд с сыром и колбасой и порцию салата с французской заправкой, запив всё это большим стаканом молока. Она бросает взгляд на оставшийся кусок торта в пластиковом контейнере: выглядит неплохо, но лишь с эстетической точки зрения. Такие же эмоции она испытала бы, увидев классный разворот в комиксах про доктора Стрейнджа. Есть она его точно не стала бы, как и торт.
После обеда она катается на велосипеде со своей подружкой Олив, в комнате которой они проводят остаток дня - слушают музыку, обсуждают будущий учебный год. Перспектива оказаться в средней школе Касл-Рока пугает и завораживает.
Вернувшись домой до приезда родителей, Гвенди снова достаёт шкатулку из тайника и жмёт на рычажок, который в мыслях окрестила Денежным. Ничего не происходит, панелька даже не шевелится. Ну и ладно. Гвенди - единственный ребёнок в семье, ей не с кем делиться, и, возможно, поэтому она совсем не жадная. Когда закончатся шоколадки, она будет жалеть о них куда сильней, чем о любых серебряных долларах. Она надеется, что это случится не скоро, но когда случится - что ж, се ля ви, как любит говорить папа. Или «мерд се», что означает - дерьмо случается.
Перед тем, как вернуть шкатулку на место, она смотрит на кнопки и произносит названия континентов, которым они соответствуют. Касается их, одной за другой. Они притягивают её; Гвенди нравится, как каждое касание будто бы наполняет её разными цветами. Но чёрную кнопку Гвенди не трогает: она какая-то страшная. Все они немного страшные, но чёрная похожа на большую чёрную родинку, уродливую и, возможно, злокачественную.
В субботу Питерсоны грузятся в универсал «Субару» и едут к сестре отца в Ярмут. Обычно Гвенди нравятся эти поездки, потому что у тёти Дотти и дяди Джима есть дочки-близнецы, почти её ровесницы. Чаще всего вечером в субботу устраивают двойные киносеансы (в этот раз в кинотеатре под открытым небом «Прайдс Корнер» показывают «Громилу и Скорохода» в паре с «Угнать за 60 секунд»), и девочки лежат в спальниках на земле и болтают о всяком разном, когда кино становится скучным.
Гвенди отлично проводит время и на этот раз, но её мысли постоянно возвращаются к шкатулке. А вдруг её кто-нибудь найдёт и украдёт? Она понимает, что вероятность этого невелика - воры обычно забираются в дом и не роются под деревьями на заднем дворе - но мысль всё равно её гнетёт. Отчасти потому, что шкатулка - её, отчасти - из-за маленьких шоколадок Но самое главное - кнопочки. Вор обязательно их увидит и нажмёт, чтобы посмотреть, что случится. И что тогда произойдёт? Особенно если он нажмёт чёрную. Она уже мысленно называет её Раковой кнопкой.
Когда мама говорит, что хочет уехать в воскресенье пораньше (намечается собрание «Дам-попечительниц», а миссис Питерсон в этом году их казначей), Гвенди вздыхает с облегчением. Они приезжают домой, Гвенди переодевается в старые джинсы и идёт на задний двор. Некоторое время она качается на покрышке, потом делает вид, будто что-то уронила и опускается на одно колено, якобы чтобы его найти. Что она ищет на самом деле, так это холщовую сумку. Сумка на месте но этого недостаточно. Гвенди украдкой тянется к двум скрюченным корням и трогает шкатулку. Одна из кнопок лежит прямо под её указательным и средним пальцами - Гвенди чувствует её выпуклую форму - и тут же отдёргивает руку, словно от раскалённой плиты. Как бы там ни было, Гвенди успокаивается. По крайней мере, до тех пор, пока на неё не падает тень.
- Покачать тебя, детка? - спрашивает папа.
- Нет, - отвечает она, поднимаясь и отряхивая колени. - Выросла я уже из этого. Лучше пойду в дом и посмотрю телевизор.
Мистер Питерсон обнимает дочь, поправляет ей очки на переносице и ерошит её светлые волосы.
- Какая же ты уже большая, - говорит папа, - но всегда останешься мой маленькой девочкой. Верно, Гвенни?
- Само собой, пап, - отвечает Гвенни и возвращается в дом. Прежде чем включить телевизор, она смотрит на задний двор через окно над мойкой (ей больше не нужно вставать для этого на цыпочки). Видит, как отец качает старую покрышку, и ждёт, что он опустится на четвереньки - может, ему станет интересно, что же она там искала. Или на что смотрела. Когда вместо этого он разворачивается и идёт в гараж, Гвенни отправляется в гостиную, включает «Соул трэйн» и танцует вместе с Марвином Гэем.