В руках моих кирка,
На теле больная одежда.
Крепко кирку сжав в руках,
Я меж сотен других работяг
Пробиваю ущелье в толстенных горах.
Но раньше всё было совсем не так.
Сорок первый. Я парень младой.
В руках держу автомат.
Мой фюрер стоит предо мной,
А я лишь покорный солдат.
Стоит на помосте он смирно.
С гордо поднятою головой.
Громкие речи его ювелирны.
Он уверенно правит всею толпой.
Он не похож на глупца,
И не запятнан мундир.
«Мы будем с тобой до конца;
Ты наш благой командир!»
Все собрались на вокзале.
Со мной мать и жена.
Командиры на поезд указали.
Всё. Вот и настало время, пора!
Крепко родных обнимаю,
Небрежно бросаюсь в вагон.
Живым вернуться смогу ли? Не знаю
Кажется мне, что это лишь сон.
Кричу: «мама, не плачьте,
Вернуться живым обещаю!
Вы слёзы подальше припрячьте!»
И в серой толпе исчезаю.
Великий блицкриг свершился.
Словно зарытый во мгле
Я вышел из тьмы и в свет устремился.
И вот я на русской земле.
Я много успел повидать городов,
Пропитанных кровью людской:
Моих друзей и заклятых врагов.
Каждый из них был мне как родной.
И кроме мучительной боли
При расхожем столь типаже
Нами движут лишь сила воли
И пламя надежды в душе.
Но жаждет славной мести
Бесстрашный русский солдат.
Хоть тысячами тела их развесьте!
Их трупы к вам ночью в дверь постучат.
В глаза его на миг вы посмотрите!
И сразу же поймете, почему
Самый обычный русский воитель
Готов побеждать аж великую Тьму.
Вечером становится страшно.
Уже наступила зима.
А русская ночь довольно протяжна,
Весьма красива, но очень скромна.
Сижу на опушке леса.
Снежинки падают на грязное лицо.
И в качестве деликатеса
Пью я родное пивцо.
Делаю глоток, второй,
И слова вспоминаю я деда:
«И пусть на войне я был рядовой,
Моя цель свершилась вендетта!»
Я видел, как невинные люди
Глотают смерть под пулеметным огнем.
И сам я зачинщик той жути.
Так что ж происходит в мире моем?!
Что со мной происходит? Никак не пойму
А вдруг цель моя не вендетта?
И неужели лишь мне одному
Нужна без смертей победа?
Бросаю винтовку. Беру пистолет
И направляюсь к окопу.
В сердце поганом увидел просвет.
Осталось убить в душе своей злобу.
В сердце моём большая дыра.
Мне ты, друг мой, поверь.
Закрываю глаза. Настало время. Пора!
Приставляю к виску я Вальтер.
Кёнигсберг, улица Славы, дом 41
Давно я не видел свой дом,
Лежащий средь тихих равнин,
Поросший густым лесным мхом.
Меня вы, мама, простите.
Гертруда, моя любовь,
Из мира людского вы не уходите!
Придёт ваше время мы встретимся вновь.
Отчетливый звон русской речи
Вдруг прогремел словно гром,
И тут же в церквях погасли все свечи.
Русские ни за что не покинут свой дом!
Советский солдат. В руках моё спасенье.
Стоишь предо мною гордо.
Дай же мне одно лишь мгновенье,
И жизнь моя в миг будет стёрта.
Но дрогнула тут же рука мужика,
И был удостоен я жизни.
Он бросил винтовку, дал мне с кулака
И отомстил за Отчизну.
Что дальше было? Не помню.
Проснулся я в шахте, где царил полумрак.
Теперь мой дом каменоломня.
Теперь мой дом это Гулаг.
И кто бы ты ни был, мой господин,
И если читаешь ты это письмо:
Кёнигсберг, улица Славы, дом 41
Передай им, что теперь со мной всё хорошо.
УЗНИК ГУЛАГА (ЧАСТЬ 2)
Я больше не считаю минуты.
Я больше не считаю минуты.
Время покинуло меня так давно
И лишь уплываю в море я смуты,
А на часы мне уже все равно.
Прошло четыре полных года.
Как выжил я? Не знаю.
Живу от заката до восхода
И в себя иногда уплываю.
Хорват, словак и немец
Здесь собраны все итальянец, поляк.
Здесь каждый из нас иноземец
И каждый из нас сидит за пустяк.
Уж долго мы ищем что-то в себе,
Но что? Не смеет никто
Перечитать судьбе,
Не может никто покинуть гнездо.
Тело мое совсем истощало,
И стал я похож на скелет.
Адское исчадие своим меня избрало
В неведомой чаще этих сует.
Нас кормят здесь плохо, а много хотят.
Для них мы всего лишь рабы.
От ярых скандалов уши горят,
А иногда и от звуков стрельбы.
Здесь многие надежду теряют,
Кто-то сходит с ума
Свинцовые стены Гулага питают.
Скоро погаснет фашистская Тьма.
А за снежными стенами Гулага
Жизнь идёт своей чередой.
Уж нету нигде фашистского флага,
Уж некого больше ранить стрелой.
Закончились войны. Это конец.
И пусть не победный, но всё же
И вновь в такт забьются сотни сердец,
И жизнь человечья станет дороже.
Уголь единственный здешний товар,
Мы живая мишень.
Протяжный взмах киркой, затем удар
Одно и то же каждый чертов день.
За руку вдруг меня кто-то схватил.
И не успел даже я ужаснуться,
Как в наш лазарет я тут же ступил.
Пора бы сейчас обернуться.
Что делать будешь, Йохан-бродяга?
Каков твой следующий шаг?
Неужто останешься на дне ты оврага
Средь сотен других бедолаг?
Зачем, старик, ты мне помогаешь?
И сам почему не сбежишь?
Здесь с каждый днем ты угасаешь.
Вернешься на волю других вдохновишь.
Да и бессмыслен мой побег.
Я просто старый сибиряк.
Окончен был недавно мой забег.
Ведь мой диагноз рак.
Но как сумею я сбежать?
И как пройду чрез русский тыл?
Скажи, как опасностей мне всех избежать?!
Ведь надежду вновь в себе я ощутил!
Вот тёплые вещи. Надень.
Никого не жалеет русская зима.
Там хищников много, а сам ты мишень.
И помни: вернуться назад старая Тьма.
За тем холмом припрятал я схрон.
В нём вещи: рыба, консервы,
Патроны, ружьё, самогон.
Используй с умом мои резервы.
Сейчас или никогда!
Хватай вещи, Йохан. Беги.
Запомни слова ты мои навсегда:
Себя ты, друг, береги!
Открываю дверь и бегу.
Да здравствует свобода!
Развеваю на пути снежную пургу.
Прощай, мыс Дежнева!
Наверное, вам кажется странным
Отсутствие заборов и всякой души.
Но совершение побега является туманным
В этой забытой Богом глуши.
Схрон откопал под холмом.
Вещи лежали в малой корзине.
Буду теперь я снежным орлом
Тут же исчезну в белоснежной долине.
Мама, меня вы подождите.
Ещё не раз вы мне на блюде
Слова любви отца передадите.
Мы встретимся вновь в домашнем уюте.
Всей жизни любовь, Гертруда,
Я помню ваши глаза
Цвета шёлкового изумруда.
Я помню, не раз с них падала слеза.
И даже тогда на перроне
Овладели вами чувства,
И на зелёном небосклоне
Появились нежные капли искусства.
Проходят дни, проходят ночи,
А предо мной лишь чёртов снег,
Но я иду вперед, что есть мочи.
Ищу заветный свой ковчег.
Ищу в пустыне снежной
Свою судьбу и безмятежность,
И, избегая смерти неизбежной,
Ищу свою я принадлежность.
Так кто ж я такой? Фашист?!
Быть этого не может!
Я был и есть простой таксист,
Но совесть слишком сильно гложет.