Ну, как тебе впечатляет? внезапно за спиной Гриценко раздался голос Коровина. От неожиданности Серега даже вздрогнул.
Не. Какие-то буковки, рож не видно. Кругом кляксы уродливые! Зачем все это?
Какой же ты, парень, ограниченный!.. Ну да ладно. Со временем все поймешь, а пока Что тебя не устраивает? Что не можешь узнать некоторых людей, чьи портреты здесь висят?
Да каких «некоторых»! Их тут тьма! И потом, разве ж то портреты? Курица лапой лучше нацарапает!
Ты не прав, парень. Это великолепные, серьезные работы, очень ясно и глубоко передающие характер изображенных на них людей. А то, что отдельные портреты кажутся тебе безобразными пятнами Так это твои проблемы, парень! Виной тому твое невежество и ограниченность.
Шо это ты вздумал меня оскорблять? обиделся Гриценко и, набычившись, поднял кулак.
Остынь! немедленно осадил Серегу Коровин. Приказал таким властным тоном, что Гриценко не посмел ослушаться, тут же разжал кулак. Снисходительно ухмыльнувшись, Коровин спросил: Скажи честно, кого из этих людей ты знаешь Нодье, Маршнер, Мурнау? А?.. Вот видишь никого. А раз не знаешь, то и представить себе не можешь! Портреты эти не на стене висят, а Короче, они как бы всплывают из твоего сознания, становятся объектом твоего воображения, но при одном важном условии.
Яком?
Я же тебе сказал: ты должен знать эти людей.
Шо лично? испугался Серега, глянув на даты рождения и смерти неизвестных ему людей.
Балбес! перехватив Гриценковский взгляд, вспылил Коровин. Ты должен знать их по их книгам и фильмам!.. Лично чего захотел! Лично знаю их только я
Шо? Гриценко с недоумением уставился на Коровина, но тот быстро перевел все в шутку:
Каждую ночь они являются мне во сне, спать не дают.
Сделав несколько шагов вдоль стены, Гриценко вдруг радостно оживился:
Во! Этого мужика в парике я где-то видел!
Еще бы! хмыкнул Коровин. Это ж Гете.
Точно, согласился Гриценко и прочел вслух надпись под портретом: «Гете Иоганн Вольфганг (17491832), немецкий писатель. Коринфская невеста (поэма о @@@@@@@) (1797)». Опять эти чертовы буковки! Шо они значат, Коровин?
Придет время, и ты узнаешь. Кстати, с тем, как ты говоришь, «мужиком», ты тоже должен быть знаком.
Это с каким же? С бородой што ли?.. A-а, ну да. Это ж он «Золотой ключик» написал?
Нет, он Козьму Пруткова придумал, дурак, поправил Коровин, но Гриценко не услышал, углубившись в чтение:
«Толстой Алексей Константинович (18171875), русский поэт, прозаик, драматург. Повесть &&&&& (1841)». О, а здесь уже другие буковки!
Пройдя еще немного, Гриценко так и обмер. За его спиной, зло прищурившись, тихонько посмеивался Коровин.
Какой портрет наконец произнес Серега.
Нравится?
Ты шо?! От него ж смертью несет, как из мусорного бачка дерьмом!
Разве? По-моему, весьма представительный господин. Вон как изысканно одет! Возможно, даже царский вельможа. Точно! Гляди, что написано, и Коровин, приблизившись к портрету, прочел: «Влад Тепеш-ZZZZZZZ (1428/31-1476), князь Валахский».
Гриценко не ответил, не обратив внимания, какой скороговоркой Коровин произнес второе имя князя. Ошарашенный, Серега разглядывал портрет незнакомца. Из-под шапочки, украшенной громадной восьмиконечной золотой звездой и щедрой россыпью белого жемчуга, на Гриценко глядели холодные, неестественно выпученные глаза. Пышные черные усы, маленький жесткий рот, оттопыренная нижняя губа и ужас, совершенно непреодолимый ужас, излучаемый всем обликом князя Валахского Ужас вдруг проник в сердце Гриценко и парализовал его волю.
Прямо чудовище какое-то. Но я ж не знаю его! воскликнул Серега.
Влада Тепеша?! Не смеши! Его нельзя не знать! Коровин топнул ногой, будто точку поставил в их разговоре.
Отвернулся в сердцах пряча злую усмешку. И тотчас, словно подгадав, перед Гриценко громоотводом выросла черноокая Шабар, прижимая к груди пластиковый поднос. По-прежнему улыбаясь Сереге, она взглядом предложила вина, налитого в два прозрачных бокала.
Вино было классным. Темно-рубиновое, щедро переливавшееся в электрическом свете, отбрасывавшее тонкие чистые лучики, словно искусно обработанные грани принадлежали не хрустальному бокалу, а самому вину. Терпкое, с кусочками виноградной мякоти, сладко вяжущей язык Гриценко оценил его. Осушил бокал, поставил на обычный общепитовский поднос с обгрызенными краями (так не вяжущийся с роскошным бокалом), вытер рукавом рот, взялся за второй бокал Но остановил голос Коровина за спиной:
Влада Тепеша?! Не смеши! Его нельзя не знать! Коровин топнул ногой, будто точку поставил в их разговоре.
Отвернулся в сердцах пряча злую усмешку. И тотчас, словно подгадав, перед Гриценко громоотводом выросла черноокая Шабар, прижимая к груди пластиковый поднос. По-прежнему улыбаясь Сереге, она взглядом предложила вина, налитого в два прозрачных бокала.
Вино было классным. Темно-рубиновое, щедро переливавшееся в электрическом свете, отбрасывавшее тонкие чистые лучики, словно искусно обработанные грани принадлежали не хрустальному бокалу, а самому вину. Терпкое, с кусочками виноградной мякоти, сладко вяжущей язык Гриценко оценил его. Осушил бокал, поставил на обычный общепитовский поднос с обгрызенными краями (так не вяжущийся с роскошным бокалом), вытер рукавом рот, взялся за второй бокал Но остановил голос Коровина за спиной:
Погоди, Гриц, успеешь еще. Повеселись сначала, потанцуй с дамами. А потом Будет еще время испить. Сколько пожелаешь! Сколько потребует от тебя твоя жажда! Вот тогда и поглядим, захочешь ли ты после этого еще вина.
Гриценко, по правде говоря, ничего не понял, зато все, кто стоял рядом, рассмеялись при этих словах Коровина. Особенно развеселилась полненькая Ягра. Смех у нее оказался препротивный. Она безудержно не то икала, не то квакала, отчего ее белокурый парик сполз немного набок. Ее тонкая, растянутая так же неестественно, как у Коровина, верхняя губа, вздрагивая от приступов смеха, вдруг поползла вверх и обнажила крупные некрасивые зубы. «Ну и зубки! ужаснулся про себя Гриценко. Такими только орехи колоть! Щелкунчик в натуре»
Но Ягра оказалась вовсе не такой уж простушкой. Прочтя по Серегиным глазам все, что он сейчас о ней подумал, она неожиданно мило улыбнулась ему:
А что, это и в самом деле неплохая идея. А? Потанцуем, касс-с-са-тик? последнее слово она произнесла по слогам, сделав акцент на букве «с».
Разве белый танец объявили? Я шо-то не слыхал, попытался сопротивляться Гриценко, но получилось это у него крайне неуклюже и неубедительно. Кроме того, все вокруг замолчали и со странной, пронзительной укоризной уставились на Гриценко. Коровин окончательно пристыдил Серегу:
Ах, как нехорошо отказывать даме, Гриц! Дама желает с тобой потанцевать. Это же так естественно! Негоже такому кавалеру, как ты
Во время танца Ягра томно прижалась к скованному внутренними цепями Гриценко.
Макушка ее пахнущего духами парика едва-едва доставала до Серегиного подбородка, зато грудь у нее была на редкость упругой, что никак не вязалось со сверхбальзаковским возрастом. Она еще пару раз хищно улыбнулась Сереге, показав зверь-зубы. Гриценко же, не в силах устоять от искушения, то и дело поглядывал поверх парика Ягры на настенные часы. Они висели в левом углу на противоположной к двери стене и мирно тикали. Пожалуй, в этом странном доме часы были единственной вещью, не вызвавшей у Гриценко тревоги. Часы и темно-рубиновое вино во втором, не тронутом Гриценко бокале.
Молодой человек, вы так спешите от меня избавиться? поймав Серегин взгляд, насмешливо укорила Ягра. Тот исправно кружил ее в быстром танце, отчего на лице ее, желтом и лоснящемся, словно от пота, появился румянец. Нездоровый, цвета печеного яблока. Но Гриценко не успел как следует его рассмотреть. Отвлекли одобрительные возгласы и шумные хлопки, адресованные ему Коровиным.
Браво, браво, Гриц! Так держать! Ты отменный танцор! Выше всех похвал! Дамы от тебя в восторге!
Гриценко встал как вкопанный, когда до него дошло, что он видит: Коровин вдохновенно аплодировал ему двумя руками.
Коровин, а шо у тебя с рукой? У тебя ж ее не было
Брось, Гриц, не омрачай праздника! Нашел о чем говорить за минуту до полночи.
«До полночи» повторил про себя, плохо понимая, о чем идет речь, Гриценко.
Ну, так мы будем еще танцевать? с едва скрываемой угрозой напомнила о себе Ягра. Но Гриценко, будто кролик на удава, не отрываясь смотрел на часы: 40 секунд 25 секунд 12 секунд до полночи Когда три стрелки встретились в верхней точке круглого, ничем не примечательного циферблата, Ягра мягко поднялась на носки и в одно мгновение перегрызла Гриценко горло. Ее клыки увеличились, наверное, втрое, если не впятеро Слабеющее Серегино сознание ужаснулось от того, как же жадно и шумно пьют его кровь. «Сопротивление бесполезно!» фраза, сказанная голосом Коровина, последнее, что запомнил Гриценко из той жизни.