Формально на территории Тверской губернии среди ареала расселения тверских карел не записано ни одной рунической песни. Но справедливости ради следует отметить, что до начала XX века не было организовано и ни одной этнографической экспедиции в места проживания карельского населения губернии. К началу же XX века рунопевческая традиция повсеместно вытесняется православным христианством и исчезает без остатка даже в Олонии и Поморье. У тверских карел просто не оказалось своего Лённрота.
Поэтому объяснение переселения карел в Бежецкую пятину религиозными гонениями на православие со стороны лютеран можно признать несостоятельным. Вплоть до самого начала XIX века православие было довольно слабо распространено среди карел как Тверской губернии, так Олонии и Поморья. До подготовки первых священников со знанием карельского языка при Тверской духовной семинарии в середине XVIII века, карельское население было лишено возможности понимать церковную проповедь, смысл обрядов и таинств. Не существовало также никакой православной религиозной литературы на карельском языке, по крайней мере, до 1820 года. Массовая школа, которая смогла бы обучить карел чтению и письму на русском языке, появилась лишь во второй половине XIX века. Если бы карельские переселенцы в начале XVII века захотели ознакомиться с христианским учением, то в составе Шведского королевства им было это сделать намного проще, стоило только найти переводы книг Нового Завета Микаэля Агриколы и прочесть их.
Скорее всего, переселение карел было обусловлено исключительно экономическими обстоятельствами. Можно предположить, что переход проживавших на Карельском перешейке карел под власть шведов после 1617 года привёл к увеличению налоговой нагрузки на карельское население. Кроме того, довольно раннее хозяйственное освоение Карельского перешейка вполне могло привести уже в начале XVII века к дефициту плодородных земель и аграрному перенаселению на данной территории, что вызвало устойчивую эмиграцию из неё, как в пределы Русского царства, так и во внутренние районы Финляндии.
Третьим спорным утверждением советских историков является представление о Бежецком Верхе, как территории изначально основательно освоенной славянскими колонистами на заре образования древнерусского государства, но практически полностью обезлюдившей вследствие эксцессов правления Иоанна IV и последовавшей за ними Смуты, мора и голода.
Новый завет, 1548 год
Как я упоминал, первые достоверные сведения о численности населения Тверской губернии были получены только в ходе первой всеобщей переписи населения Российской империи в 1897 году. Самая же первая «ревизия» населения России, проведённая, в том числе на территории современной Тверской области, была осуществлена в 1719 году по указу Петра Великого. Достоверность данных о численности населения до начала XVIII века, как минимум сомнительна, если не легендарна.
В первую очередь, на что хочется обратить внимание в стройном построении советских историков, так это на резкую депопуляцию целого региона Бежецкой пятины, за относительно небольшой по историческим меркам срок, всего-то за 2030 лет. При этом столь стремительное и радикальное сокращение населения происходит в традиционном сельском обществе, где каждое домовладение обеспечивает себя всем необходимым: от продуктов питания до одежды и орудий труда. Уже одно это обстоятельство заставляет задуматься о том, насколько тезис о сплошной депопуляции соответствует действительности.
Для сравнения проследим судьбу Брестского уезда Гродненской губернии за 19141921 годы, жители которого в указанную семилетку пережили события никак не меньшие, чем Бежецкий Верх за время правления Иоанна IV и Смуты. Кроме того, Брестский уезд в начале XX века, также как и Бежецкий Верх в конце XVI начале XVII века, это преимущественно крестьянские регионы с традиционным сельским укладом, оба расположены примерно в равных природно-географических условиях.
По данным переписи 1897 года, в Брестском уезде проживало 218 400 человек. В 1914 году началась Первая мировая война, и территория уезда сразу же оказалась в прифронтовой полосе. Последовали мобилизация в русскую армию и реквизиции продовольствия для военных нужд. В следующем 1915 году территория Брестского уезда стала ареной сражений миллионных армий, пережила русское «Великое отступление» и подпала под немецкую оккупацию, где практика реквизиции продовольствия только усилилась. В ноябре 1918 года революция в Германии окончательно превращает жизнь на этой территории в хаос. Власть в уезде неоднократно переходит из рук в руки, восстановление Польши и советско-польская война 19191921 годов приводят к возобновлению на территории Брестского уезда масштабных боевых действий, проведению массовых репрессий по этническому и социальному признакам. В то же самое время в уезде действуют многочисленные партизанские отряды, поддерживающие ту или другую сторону конфликта, или просто вооружённые банды, существующие сами по себе. При этом любая власть прибегает к изъятию продовольствия у крестьян, масштабные боевые действия, ведущиеся с применением самых современных средств уничтожения, приводят к разрушениям селений и инфраструктуры, а условия военного времени и «вакуума власти» делают местных жителей совершенно беззащитными перед любым произволом и преступлением. В довершение всех бедствий уезд, как и весь мир, переживает пандемию гриппа «испанки», унёсшего больше человеческих жизней, чем Мировая война. Относительный порядок на территории уезда был восстановлен только после заключения Рижского мирного договора в 1921 году. По его итогам, Брестский уезд Гродненской губернии включён в состав Польского государства и превращён в Брестский повет Полесского воеводства. В 1931 году в Польше была проведена перепись населения. Территория Брестского повета полностью соответствовала прежнему Брестскому уезду, и его население, согласно данным переписи, составило 216 200 человек. Несмотря на все бедствия и разрушения, случившиеся в 19141921 годах, существенной депопуляции не произошло. Численность населения осталась примерно на том же самом уровне, на котором она была за 30 лет до этого.
Также не состоятельна версия о голоде, как главной причине вымирания славянского населения Бежецкого Верха.
В XX веке мы стали свидетелями массового голода, невиданного доселе масштаба: в 19211922 годах в Поволжье и в 19321933 годах в степных районах Украины, Северного Кавказа, Урала, Поволжья, Сибири и Казахстана. Причиной голода в обоих случаях послужило полное изъятие советской властью зерна у крестьян. Вместе с тем, полное изъятие зерна производилось не только у крестьян степных районов, но повсеместно на подконтрольной большевикам территории, в том числе на Тверщине, что, однако, и близко не привело здесь к таким катастрофическим последствиям, как в степной полосе.
Бежецкая пятина в XVI веке
В отличие от степных районов, где выращивание сельскохозяйственных культур являлось единственным источником пропитания в традиционном обществе, в Нечерноземье не менее важную роль всегда играли охота, рыболовство и собирательство. В лесу водились олени, лоси, косули и кабаны, успешная охота на которых обеспечивала крестьян мясом на долгий срок. Лес также служил для сельского жителя неиссякаемым источником грибов, ягод, съедобных растений и кореньев, мёда диких пчёл до появления ульев. Кроме того, если в степной полосе водоёмы встречаются редко, то на территории Бежецкого Верха имеется множество рек, ручьёв, озёр и болот, полных рыбы и птицы. Тверской крестьянин получал пропитание из разных источников, где земледелие было лишь одним из них, но не единственным. Такое природное и хозяйственное положение не позволяло получать высоких урожаев, как в степной полосе, но надёжно предохраняло от большого голода.
Я рискну предположить, что никакого обезлюдивания Бежецкой пятины не было ни в начале XVII века, ни в предыдущие столетия. Карельские переселенцы приходили на пустые земли, где никогда ранее не существовало оседлого земледельческого населения. Для средневекового Новгорода территория Бежецкого Верха была чем-то вроде фронтира на границе с Северо-Восточной Русью, объединённого речной системой Мологи, где в стратегических местах были основаны «города» форты, такие как: Бежичи, Городецк[7], Змень, Рыбаньск. Таким своеобразным фронтиром Бежецкий Верх оставался вплоть до окончания Смуты, когда из его городов были выведены шведские войска, а территория самого Бежецкого Верха окончательно включена в состав Русского государства.
Только с этого времени начинается настоящая колонизация Бежецкой возвышенности. Причём поток колонистов идёт с двух сторон: карельские переселенцы направляются на земли Бежецкого Верха со стороны Карельского перешейка и Ингерманландии, а русские переселенцы, главным образом, со стороны Ярославля и Костромы. Это хорошо видно на диалектологической карте русского языка, составленной Захаровой К.Ф. и Орловой В.Г. Русские говоры в Бежецкой пятине относятся к северному наречию и наиболее близки к говорам костромской группы, объединяющей носителей на территории современных Ярославской, Костромской областей и северной части Нижегородской области. Именно карельские и русские переселенцы начала XVII века привносят в Бежецкий Верх плужное земледелие, которое приводит к взрывному росту численности сельского населения и быстрому, по историческим меркам, хозяйственному освоению свободных земель Бежецкого Верха.
Отдельным интересным вопросом является антропология северных русских. Здесь к нам на помощь приходят генетические исследования русского народа последних лет. По данным российских генетиков Балановских, генофонд русского народа на территории Русской равнины типично европейский. Процент афро-азиатских и монголоидных примесей в составе этой выборки не превышает средние показатели по Европе и является крайне незначительным. Результаты изучения русского генофонда показали его близость с населением практически всей Европы[8]. Но особый интерес для нас представляет генофонд северных русских, переселенцы из среды которых и составили большинство русского населения Бежецкого Верха.
Северные популяции русских показывают довольно сильные отличия от остальных русских популяций. Как показали результаты исследования встречаемости гаплогрупп Y-хромосомы, в пределах русского генетического ареала чётко выделяются две группы популяций. В северной русской группе обнаруживается наибольшая близость с соседними западно-финскими (финнами, карелами, эстонцами, ижорой, вепсами и коми) и балтскими (литовцами, латышами и латгальцами) популяциями. Южно-центральная группа, к которой относится подавляющее большинство русских популяций, входит в общий кластер с белорусами, украинцами, поляками и татарами.