Мария Никитина
Все о челюсти и не только
Смотрю из окна на заснеженную улицу. Фонари освещают кроны деревьев и тротуар, по которому куда-то бесконечно спешат пешеходы. Легкий снег, медленно падая, придает этой картине сказочность и умиротворение, вызывая из глубин памяти детские воспоминания и ощущения покоя, любви, беззаботности и счастья. Но то был другой город, другая жизнь, а теперь я смотрю из окна палаты отделения челюстно-лицевой хирургии N-ской больницы. Как я там оказалась? Скажу сразу, что пластическую операцию я делать не собиралась. Уже более 2,5 лет маялась с воспалением челюсти, никак не заживал остеомиелит. Не буду описывать все те бесконечные мучения и боли, выпитые антибиотики за время борьбы с болезнью, хотя это достаточно сильно отравляло мне жизнь. После того, как я в очередной раз пришла к челюстно-лицевым хирургам, надоедая им жалобами на боли, отек и лимфаденит, они сделали мне недвусмысленное предложение прооперировать «беспокойный» участок, сделав «ревизию челюсти». Тянуть дальше не было смысла, и со словами «я так измучилась, что, пожалуй, и соглашусь», согласилась. Однако выражение «ревизия челюсти» навевало страшные мысли.
В назначенный день я появилась в 37 кабинете поликлиники, как было сказано в памятке для пациентов, подлежащих госпитализации. Там сидела медсестра, которая спросила меня: «В какое отделение собираетесь лечь?»
В челюстно-лицевое.
А в карточке есть запись о направлении на госпитализацию? продолжила она.
Нет. Договоренность с зав. отделением была на словах.
Она позвонила по телефону, ей подтвердили, что договоренность была.
Идите сейчас к врачу, и пусть он напишет направление в карточке. Потом пойдете в приемный покой, это 7 корпус.
При этом она наклеила мне на карточку какую-то бумажку и сказала: «Смотрите, чтобы она не отклеилась».
Хорошо, ответила я и вышла.
Во время «прогулки» от поликлинического корпуса до 4-го, в котором располагалось челюстно-лицевое отделение, во мне созрело сильное желание побыстрее расстаться с тяжелыми сумками, которые приходилось носить за собой. Естественно, что, едва добравшись до места, я первым делом водрузила свои сумки на лавочку в коридоре. Мне необходимо было найти доктора, поэтому я постучала в ординаторскую и приоткрыла дверь. Там сидела только молодая женщина-врач.
Здравствуйте, сказала я, Вы не подскажете, где можно найти заведующего отделением?
Он в своем кабинете, ответила она.
А где его кабинет?
Вы что, читать не умеете? пренебрежительно спросила врач.
Сначала я растерялась от неожиданности, но потом, улыбаясь, поинтересовалась:
А Вас что, совсем не научили с людьми разговаривать? и, закрыв дверь, села рядом со своими сумками.
Недалеко от меня, на соседней лавочке, сидела девушка. Вскоре появился зав. отделением. Приблизившись к нам, он обратился к девушке: «Пойдемте». И они прошли к нему в кабинет. Какое-то время ничто не нарушало моего уединения и я с интересом разглядывала стенды, повествующие о том, о чем обычный человек никогда не думает, то есть о профилактике множества болезней. Но вот они вышли из кабинета.
Все нормально, спокойно сказал доктор.
А я подумала начала девушка, показывая пальцами куда-то внутрь челюсти.
Нет, все нормально, еще раз повторил врач, прервав ее. Она поблагодарила его и направилась к выходу.
Идите сюда, обратился доктор ко мне.
Мне надо направление в карточке написать, разъяснила я.
Давайте, мы зашли в кабинет, он взял карточку и начал писать. А какой у нас диагноз?..
У меня там заключение КТ есть.
Зав. отделением открыл заключение.
Ну, так и напишем.
Затем отдал мне карточку.
Теперь идите в приемный покой.
Мы вышли из кабинета. Мои сумки сиротливо лежали на лавке. За то время, что меня не было, к ним успела пристроиться чья-то свернутая телогрейка. Складывалось впечатление, что какая-то тетя Дуня разложила тут свои пожитки.
А можно где-нибудь здесь оставить вещи? поинтересовалась я.
Можно, пойдемте, сказал он. Я взяла сумку и пакет.
А это эмм тоже Ваше? спросил врач, заприметив телогрейку.
Нет, это не мое, честно призналась я, и он повел меня в палату.
Оставив там сумки и узнав у врача местонахождение приемного покоя, отправилась туда.
В приемном покое мне пришлось проторчать часа полтора. Все это время я ревностно оберегала от отклеивания неразборчиво написанную бумажку, приклеенную к карточке. Наконец меня вызвали для оформления документов. Записав все мои данные, сказали: «Переодевайтесь, сейчас придет медсестра и отведет Вас в отделение нейрохирургии, оно в этом же здании».
В приемном покое мне пришлось проторчать часа полтора. Все это время я ревностно оберегала от отклеивания неразборчиво написанную бумажку, приклеенную к карточке. Наконец меня вызвали для оформления документов. Записав все мои данные, сказали: «Переодевайтесь, сейчас придет медсестра и отведет Вас в отделение нейрохирургии, оно в этом же здании».
Да, но я ложусь в челюстно-лицевое, у меня и вещи уже там, и не надо меня провожать, я сама дойду.
А почему у Вас на бумажке, приклеенной к карточке, написано «нейрохирургия»?
Не знаю, сказала я и подумала, что лучше бы мне было потерять эту бумажку.
Наконец процедура оформления была закончена, и меня положили в больницу.
В отделение часто поступали экстренные больные, бывало, что мест не хватало и людей клали на кровать в коридоре. Пациентов кормили хорошо. В палатах над каждой кроватью был свой светильник. Помещения систематически проветривались и кварцевались, подоконники, тумбочки и полы обрабатывались дезраствором. В отделении было тепло, и во всем соблюдались чистота, порядок и дисциплина. Врачи и медсестры улавливали каждое слово заведующего отделением и быстро выполняли необходимые действия.
Вместе со мной в палате лежали две веселые молодые женщины, Вика и Аня, которые здорово поднимали мне настроение перед операцией. Если кто-то не знает, что чувствует человек перед подобным вмешательством, то скажу: он чувствует напряжение и страх. Вика была доброй, мягкой, активной, веселой и жизнерадостной, Ане тоже юмора и жизнелюбия было не занимать.
Как-то Вика осаждала врача, чтобы он назначил ей что-нибудь для лучшего заживления тканей и поддержания организма. Он окинул быстрым оценивающим взглядом ее фигуру с головы до ног и доверительно сказал: «Нормальный у Вас организм». Нам с Аней ничего не оставалось, как подтвердить: «Да, это верно».
Общение с девчонками доставляло мне истинное удовольствие. Мы постоянно шутили и смеялись. И мне начало казаться, что все же обязательно должен быть «свет в конце тоннеля».
Правда, за день до операции я запаниковала и начала говорить, что у меня. вроде, уже не так уж и болит, и лимфаденит не сильно мучает, и что по сравнению с другими, у которых флегмоны, переломы челюсти, носа, гнойные воспаления зубов и все лицо сплошной синяк, мое состояние очень даже ничего. Но из коридора подул сквознячок, и у меня снова заныл лимфоузел. Девчонки сказали: «Ну и долго ты будешь так мучиться? Ни пить, ни есть ничего холодного, бояться любого сквозняка, закрывать лицо зимой?»
Конечно, я понимала, что они правы и надо попробовать изменить ситуацию. Поскольку хирургическое вмешательство стало неотвратимым, мне захотелось максимально его облегчить.
Операция должна была проходить под общим наркозом, при одной мысли об этом мне становилось плохо. Как-то мне делали общий наркоз, я перенесла его ужасно тошнота, рвота, перевозбуждение, и это еще далеко не все симптомы. Поэтому первым делом я решила отделаться от общего наркоза и уговорить врача на местную анестезию.
Со своей проблемой я обратилась к зав. отделением. Это был пожилой худощавый мужчина с серьезным, спокойным и внимательным взглядом. Порой он был способен смеяться, как ребенок, и проявлять удивительную для его возраста живость и активность. К пациентам он относился доброжелательно и помнил всех, кто с чем лежит, и это при их-то текучести. Его профессиональная память меня удивляла, но потом я пришла к выводу, что это результат многолетней работы. И вообще, сравнивая нынешнее поколение врачей с пожилыми, много лет проработавшими, приходится констатировать несомненное превосходство вторых как в ответственном отношении к делу, так и в добром расположении к людям. Чувствуется, что клятва Гиппократа для них не пустой звук. Ну так вот, зав. отделением был в своем кабинете.
Здравствуйте, сказала я. Николай Анатольевич, завтра мне будут делать операцию. Можно ли применить местное обезболивание, а не общий наркоз, потому что общий я плохо переношу?
Он секунду подумал и сказал: «Хорошо. Мы сделаем Вам ультракаин. Ага?»
Я, конечно, «агакнула» в ответ, хотя название препарата мне ничего не сказало, но я надеялась, что он-то знает, про что говорит.
Мне в прошлый раз, снова обратилась я к нему, когда чистили остеомиелит в областной стоматологии, разрезали только десну от зубов. Может, так же сделать?
Врач озадаченно на меня посмотрел, будто засомневался в том, что человек перед ним достаточно хорошо понимает, куда и зачем лег.