Андрей, я делаю предположение, что вы не подготовились к разговору, как я просил, недовольно сказал Борщ. У вас были два лишних дня, но
Захар, я все сказал, до свидания, сказал я и повесил трубку.
Телефон зазвонил снова.
Захар!..
Андрей! Я не из тех, кто навязывает по телефону финансовые услуги, поэтому не нужно прощаться со мной и бросать трубку пока я не договорил. Во дворе стоит «Гелендваген» с номером «803». Посмотрите в окно. Стоит? Эта машина приехала за вами. Через пять минут вы должны спуститься к ней. Я очень надеюсь, что мне не придется просить тех двух молодых людей в черных куртках, которые стоят около машины, подняться за вами. Ведь так?
Куда мы поедем? спросил я сдавленным голосом.
К нам. Встречи в кафе закончились. Я был прав, решив направить за вами машину. До скорого.
Самый обычный с виду «Гелендваген» оказался во всех смыслах «черным воронком». При моем появлении водитель занял свое место, а второй «машинист» открыл передо мной заднюю пассажирскую дверь, и я сел на плоский как лавочка кожаный диван. Дверь закрылась и тут же заблокировалась. Внутри на ней не было ни ручки, ни стеклоподъемника. На другой двери, разумеется, тоже. За спинкой сиденья возвышалась до потолка металлическая перегородка. Но удивительнее всего, что стекла вначале показавшиеся просто тонированными, оказались совершенно непрозрачные. Второй «машинист» сел рядом с водителем и, повернувшись ко мне, сказал:
Сидите тихо, в перегородку не стучите. Если необходимо будет сообщить что-то важное, нажмите красную кнопку. Когда я отвечу, сможете говорить. Сверху две камеры. Мы вас видим. Останавливаться не будем ни при каких обстоятельствах, даже по нужде. Ради этого кнопку не нажимать. Все понятно? Поехали.
Я даже не успел сказать, что не вижу красной кнопки, как передо мной мгновенно поднялась непрозрачная перегородка. Я оказался в черном кубе с горящей на потолке яркой светодиодной лампочкой и плоской красной кнопкой, нашедшейся посередине, отделившей меня от света дня, перегородки.
Совершенно напрасно ребята, по законам жанра, так долго мотались по району, постоянно поворачивая и меняя направление движения. Люди умные, точнее умелые, поехали бы сначала прямо, а крутить начали в чужом для путешественника районе, но, видать, умение приходит с опытом. В этом районе я живу совсем недавно, поэтому известен он мне плохо. Так что могли бы не стараться, ведь в результате мы все равно оказались на круговом движении, которое я знал потому, что оно тут одно единственное. Его (круговое движение) не почувствовать в маленькой, черной комнатке, трясущейся и постоянно качающейся в разные стороны на наших великолепных дорогах, когда седалищный нерв становится чуть ли не единственным способным адекватно реагировать на происходящее, просто невозможно. От боковой перегрузки я так проскользил по всей коже сиденья ко второй двери, что «машинисты», наверное, обхохотались, видя меня в свою камеру. Поэтому на стук моей неуправляемой в тот момент головы в дверь противоположную входной, даже не отреагировали.
В любом случае их цель была достигнута: где территориально я нахожусь известно мне не стало. Как и название заведения, в которое меня привезли: машина остановилась под козырьком здания прямо у входа в него. По сути из машины, минуя пост охраны, я оказался сразу в просторном холле, где встретился с ожидающим меня Борщом. Ничто в нем не указывало на наш недавний неприятный телефонный разговор. Захар блестел улыбкой, пах «Барбариской» и отличался вежливостью.
Андрей! протянул он мне здороваться свою «руку-удостоверение». Приехали?
Приехали, ответил я, окинув взглядом сопровождающих меня «машинистов».
Борщ тоже посмотрел на них, кивнул головой каждому, мол, можете быть свободны, и снова улыбнулся мне. Но тут же сделал озабоченное лицо.
Какой-то у вас вид помятый. Они вам не доставили неудобств? указал он пальцем на удаляющихся парней в черных кожанках.
Нет, нет, одни удобства. Очень заботливые ребята оказались, ответил я. Даже дверцу открыли, когда мы приехали.
Конечно, там же ручки нет, без раздумий сказал Борщ, нисколько не смущаясь явной иронией. Но все-таки ваш внешний вид меня волнует. Какой-то вы бледный.
Просто укачало маленько.
Меня тоже в «Гелендвагенах» укачивает.
Во всех или только в этом?
В любом, зло сообщил Захар, только теперь, видимо, поняв, что я издеваюсь. В туалет вам надо?
Во всех или только в этом?
В любом, зло сообщил Захар, только теперь, видимо, поняв, что я издеваюсь. В туалет вам надо?
Нет, спасибо, я уже сходил. Не успел только сообщить вашим друзьям, но они сейчас сами увидят, когда к машине вернутся.
Борщ, приняв за правду и последнюю мою шутку тоже, посмотрел на меня очень внимательно и, как мне показалось, с сожалением. Из этого взгляда я снова заключил, что про мою судьбу, в отличие от меня самого, он все знает, и напрасно я тут ерничаю, будущее мое совсем не светло, а облачно, если даже не сказать, покрыто, как сейчас на улице, мраком нависших туч.
Тогда пойдем, сказал он после осмотра. Полковник ждет нас. Вон туда, по лестнице на второй этаж.
«Странное заведение, думал я пока мы шли по коридору сначала первого, а затем и второго этажа. Как они тут ориентируются?»
На мысль о возможности потеряться и не найтись меня навели таблички на дверях, на которых красовалось либо только ФИО обитателей (это кабинеты начальников, наверное), либо просто номера отделов: «Отдел 1», «Отдел 2» и т.д. Встретилась еще и такая табличка: «Общий», про которую я сразу подумал: «Не душ ли?», а также совершенно необъяснимая, космическая «Канцелярия 7В-20». Остановились мы у двери с табличкой «Колмыков Александр Анатольевич». Кто он по званию, в какой должности служит, каким подразделением управляет, ничего из вывески не понять. Но несмотря на недосказанность, на душе у меня стало немного спокойнее, куда хуже было бы оказаться в «Канцелярии 7В-20».
Борщ попросил меня подождать и, постучавшись, скрылся за дверью. Через десять секунд открыл ее, и я прошел в огромный темный кабинет. Его хозяин, не смотря на уличный предгрозовой сумрак, отчего-то не включал свет и сидел под портретом президента неподвижной глыбой в форме полковника. Каких войск угадать не решаюсь, так как кроме танкистов и медиков других погон не различаю. Ни к тем, ни к другим он не относился, а еще он не был ни летчиком, ни моряком, это точно.
Борщ закрыл дверь и легонько подтолкнул меня проходить. «Глыба» тоже ожила, и направилась навстречу. Она представилась полковником Александром Анатольевичем Колмыковым, начальником, как я и предполагал из таблички, отдела. Я тоже представился и мне было предложено сесть за стол для совещаний. Борщ с «глыбой» сели с одной стороны, а я, напротив. Для начала занялись разглядыванием друг друга. Борщ, словно соскучившись, как и в кафе, сверлил меня пристально и его проникновенный взгляд очень смущал и отвлекал меня от изучения физиогномики полковника. Может поэтому и описать человека в форме, как что-то среднее между крупным военным в годах без шеи и толстым милиционером в отставке, не получается.
А мы ваши преданные читатели, мягко начал разговор Колмыков. Пристально следим за вашим творчеством и с нетерпением ждем новых работ.
Вы тоже? поинтересовался я. Мне, безусловно, приятно, но чем обязан таким вниманием?
И я тоже. И Захар. Мы очень любим правдивые истории, практически документальные. Но написанные не журналистами, а именно писателями.
Но я ничего общего ни с журналистами, ни с документалистами не имею и пишу только выдуманные истории, ответил я. Кстати, писатели склонны преувеличивать и приукрашивать, отсюда правда искажается. Художественная документалистика жанр оригинальный, но опираться на достоверность изложенных таким образом фактов я бы не стал. Это как художника попросить нарисовать чертеж за чертежника. Сможет? Да. Но каков будет результат?
В целом вы правы, но нам все-таки приятно читать художественные описания всяких реальных событий.
Александр Анатольевич, резко, но не грубо сменил я тему, скажите, пожалуйста, где я нахожусь?
Вы находитесь, спокойно ответил полковник, не волнуйтесь, пожалуйста, в нашем управлении, которое работает с представителями пишущей братии, как вас иногда называют. Вот на днях у нас была годовщина, директор подвел итоги работы, рассказывал о планах, благодарил за службу
Службу кому? снова не сдержался я. Какие органы представляет ваше управление? И название-то у вас должно хоть какое-то быть?
Службы Родине, ее президенту, народу, также невозмутимо продолжил Колмыков, и вы зря иронизируете! Органы мы представляем внутренние, как вы можете видеть по цвету моей формы. А название наше я могу сказать вам в виде аббревиатуры, большего вам знать не требуется, но оно вам ничего не даст. Считайте, что вы в полицейском отделении, где с вами вежливы, вы же не будете спорить с этим? обстановка у нас дружелюбная, разговор мы ведем спокойный, размеренный. Если я удовлетворил ваше любопытство, то позвольте мне продолжить, а то вы перебили меня немного.