«Неужели нельзя было подождать, пока я умру?» подумал Иван Данилович.
На душе у него было мерзопакостно.
Первые вещи исчезли из дома в день похорон Антонины, когда Иван Данилович, подавленный горем не обращал внимания на тех, кто входил и выходил из его квартиры. Лишь на следующее утро он обнаружил пропажу настенных часов. Это были довольно-таки простенькие часы послевоенного периода. Они вряд ли кому могли понадобиться как антиквариат.
Иван Данилович хоть и был обижен исчезновением своего имущества, но больше всего, ему было стыдно за людей, которым он верил и которые так жестоко обошлись с ним. Он считал, что обворовать старого больного человека, это, то же самое, что ограбить нищего, отняв у голодного последнюю корку хлеба, последнюю надежду на справедливость.
По телевизору вновь стали говорить о предстоящем празднике. Что-то сказали о поездке ветеранов в Долину Славы.
И придумали же название, пробурчал Иван Данилович. Долина Смерти, она и есть Долина Смерти, как её не переименовывай! Поставили памятники, призывают к патриотическому воспитанию молодёжи, а ведь до сих пор лежат в сопках незахороненные тела погибших героев
Долина Славы! Для Ивана Даниловича она так и осталась навечно Долиной Смерти. Иван Данилович никогда не задавал себе вопрос, стоило ли вообще отдавать свои жизни за Родину?! Он ни на минуту не сомневался, что, конечно же, стоило. Они выстояли! Они победили! Много было несправедливости, но цель оправдывала даже самые нелепые человеческие жертвы. Но теперь, если бы даже не пошатнувшееся здоровье Ивана Даниловича, он не хотел бы вновь побывать на поле сражений. Где та Родина, которую они защищали? Где то красное знамя, с которым шли на смерть? Теперь не стало великой и мощной державы. Её разорвали в клочья! Как пышный пирог разделили на куски и растащили в разные стороны. Жажда наживы доходит до безумия. Для многих людей не осталось ничего святого. Кругом убийства и грабежи. Вместо женского целомудрия процветает валютная проституция.
И всё-таки, я верю в светлое будущее моей России! высокопарно произнёс Иван Данилович. Я верю, что справедливость и благоразумие восторжествуют
Иван Данилович с трудом приподнялся с кресла и мелкими шашками подошёл к телевизору. Он выдернул шнур из розетки и вновь опустился в кресло. Наступившая тишина благотворно действовала на его сознание.
Он больше не хотел ни о чём слышать. Его не интересовали современные новости. Его совершенно забыли и вычеркнули из списков живых, оставив на произвол злой и коварной судьбы. Из-за сильного обострения болезни, он даже не имел возможности побывать на городском кладбище у своей Антонины. Ему говорили, что за её могилкой постоянно ухаживают, но теперь, лично убедившись в человеческой подлости, Иван Данилович даже не сомневался, что её она давно заброшена и хорошо, если ещё не затоптана ногами и её до сих пор не сровняли с землёй.
Он утёр рукавом халата внезапно появившиеся слёзы. Ему вдруг, как никогда, стало жаль самого себя. Он понял, что совершенно беспомощен и ничего уже не сможет изменить. Его жизнь показалась ему жалкой и ничтожной. В какое-то мгновение ему даже померещилась Антонина. Иван Данилович не сомневался, что это была всего лишь мимолётная галлюцинация, но мысль пойти за ней следом, теперь не давала ему покоя. Его больше ничего не удерживало в этом бесцельном и безрадостном мире.
Пропавшие из квартиры ценности, может, станут малой компенсацией за мои похороны? высказался вслух Иван Данилович. Кто-то ведь всё равно должен будет предать сырой земле моё бренное тело? Как бы там ни было, но не выбросят же на улицу на растерзание крикунам-бакланам. Точно так же, не оставят и в квартире, хотя бы ради того, чтобы по всему подъезду не разошёлся зловонный трупный запах.
Мысль, о встрече с Антониной, внезапно мелькнувшая в голове, стала назойливой идеей. Иван Данилович не любил откладывать важные дела на завтра. Вот и теперь, он решил навсегда свести счёты с жизнью, которая ему изрядно опостылела. Он никогда не верил в загробную жизнь и в переселение душ. Он ничуть не сомневался, что ни на каком ином свете не встретится со своей милой Антониной, но оставалась надежда на то, что его хотя бы похоронят рядом с её могилкой.
Во время войны, так легко было найти смерть. А теперь, Иван Данилович даже понятия не имел, как можно заставить эту же самую смерть обратить на него внимание.
Во время войны, так легко было найти смерть. А теперь, Иван Данилович даже понятия не имел, как можно заставить эту же самую смерть обратить на него внимание.
Как было бы замечательно, если бы в квартире стояла газовая плита! пробурчал он. У меня хватило бы сил дойти до кухни и открыть конфорки.
Он заёрзал в кресле, словно надеясь на чудо, мельком заглянул в кухню, но тут же разочарованно вздохнул.
«Можно набрать полную ванну воды» подумал Иван Данилович, но тут же отказался от этой идеи.
Как бывшему боевому офицеру, такая смерть показалась ему не только кощунственной, но и постыдной. Утонуть в небольшой ванне, было унизительным хотя бы даже по отношению к собственному достоинству.
У него не было и лекарств, которыми можно было безболезненно отравиться. А те просроченные таблетки, которые остались в наличии, в лучшем случае могли вызвать лишь лёгкое отравление. И тогда, Иван Данилович вдруг подумал о верёвке. Самый распространённый способ и к тому же вполне себя оправдавший. Иван Данилович не раз слышал, что это не самая мучительная смерть. Перетягивается сонная артерия и человек, прежде чем задохнуться, вначале засыпает. Руки и ноги его становятся вялыми, и он уже не только не может выбраться из петли, но даже не хочет этого сделать, так как сознание моментально теряет контроль над чувством самосохранения.
Окинув ещё раз взглядом опустошённую квартиру, без ковров и почти без мебели, Иван Данилович решительно приподнялся и, сделав ряд неимоверных усилий, встал с кресла. Он медленно побрёл в ванную комнату, где лежала бельевая верёвка, но потеряв равновесие, упал навзничь и, простонав от острой боли в правой руке, тут же потерял сознание.
Он лежал долго, а придя в чувство, сразу вспомнил, куда и зачем шёл. Его рука была сломана и уже сильно опухла. Иван Данилович не мог на неё опереться.
Он несколько раз попытался подняться, но у него ничего не получилось. Левая рука была слишком слаба. Тогда Иван Данилович осторожно, чтобы не задевать сломанную руку, пополз к ванной комнате. К его радости, дверь была незакрытой на защёлку, и ему удалось открыть её, не поднимаясь с пола. Он вполз внутрь и в полумраке заметил необходимый ему предмет. Верёвка лежала на табуретке. Иван Данилович опрокинулся на спину и, отдохнув несколько минут, приподнялся на левой руке. Вцепившись в верёвку зубами, стащил её на пол. В это мгновение он был несказанно счастлив. Постепенно он переполз обратно в гостиную. С неимоверным усердием добравшись до кресла, приподнял голову и положил верёвку. Потом Иван Данилович, с неописуемыми страданиями взобрался в кресло и, усевшись в него, блаженно вытянул больные ноги. Его сломанная рука постоянно напоминала о себе острой нестерпимой болью. Он старался лишний раз ей не шевелить. Немного отдохнув, Иван Данилович стал раздумывать, куда он сможет прикрепить петлю. Взглянув на крепкий железный крюк, который в молодости держал его боксёрскую грушу, Иван Данилович, оценив собственные возможности, тут же вынужден был отказаться от подобного варианта. Тогда он перевёл взгляд на батарею. Она была единственной во всей квартире выведенной из стены наружу. Иван Данилович добрым словом помянул Антонину. Она не раз просила его сделать хоть одну батарею, которая не была бы замурована в железобетонную стену. Ей всегда было холодно и, пойдя жене на уступки, Иван Данилович вызвал слесарей. За весомые по тем временам деньги, они установили её в центре гостиной, возле окна. Теперь эта батарея стала единственной возможностью, которая помогла бы ему уйти из жизни. Иван Данилович ненадолго задумался. Он вновь вспомнил своё боевое ранение и Антонину, стоявшую на перроне, измотанную войной и измученную голодом и непосильным трудом. Потом он стал вспоминать вещи, когда и где их приобрели, и которые теперь бесследно исчезли. Ему страшно захотелось курить. За одну затяжку он бы отдал всё, что у него ещё осталось. Племянник, на чьё имя он переписал квартиру, оказался неблагодарным наследником, и был склонен ухаживать за Иваном Даниловичем только до той поры, пока небыли оформлены требуемые документы.
Окончательно и совершенно осознанно оценив сложившуюся ситуацию, Иван Данилович решительно оттолкнулся от спинки кресла и осторожно опустился на пол. Не причинив боли в ноющей руке, он медленно, но уверенно подполз к батарее. Прикоснувшись к её холодному чугуну, он с трудом перекинул через трубу конец верёвки, а потом долго возился с петлёй. Превозмогая возобновившуюся острую боль в правой руке, наконец-то завязал крепкий, надёжный узел.