Незваный, но желанный - Коростышевская Татьяна Георгиевна 10 стр.

Тут халдей принялся накрывать на стол, и чего там у меня дальше с качествами не ладилось, расслышать не удалось. На поверхности супа плавало блестящее пятно жира, меня замутило. Крестовский, продолжая говорить, расправил на коленях салфетку, взял ложку.

 более молодого соперника  Он попробовал суп, остался доволен.  собою приятного, воспитанного и

Есть не хотелось, я отодвинула тарелку.

 А то, что ты от Григория Ильича нынче уедешь, к лучшему. Ежели чувства ваши крепки, разлука их лишь укрепит.  Крестовский покончил с первым, кивнул подавать горячее.  Это я тебе с ответственностью, подкрепленной опытом, заявляю.

 Какая удача,  пробормотала я,  что смогла я получить совет от пожилого товарища.

Шеф крякнул и насупился, я принялась выписывать на скатерти столовым ножом вензельную букуву «Г».

 И какое невыразимое счастье, ваше превосходительство, что вы, с вашею мудростью, мое новое положение молниеносно уяснили и разложили все по полочкам. Господин Волков, он Я только его увидала, поняла: вот оно, настоящее, а что прежде бывало, не более чем увлечения.  Я рисовала сердца и стрелы, крахмальный лен под ножом уже стал лохматиться.  Любовь, страсть, единение душ. Мы с Григорием Ильичом идеальную пару составили.

 Да уж наслышан.

 Потому что от людей не скроешь,  отложив нож, я жалобно посмотрела на начальство.  Одно печалит, Семен Аристархович. Вы-то теперь как? Только представлю ваше одиночество, сердце щемит.

Крестовский изобразил лицом приличную грусть.

 Да уж как-нибудь.

 Отыщется какая-нибудь разбитная вдовушка, по возрасту вам подходящая, чтоб  умильно сложила я руки перед грудью.  Чтоб доживание ваше скрасить?

Мы с собеседником дружно посмотрели на его кольцо.

 Добрая моя, славная девочка!  Крестовский взял меня за руку, наши с ним сапфиры оказались рядышком, мой выигрывал как чистотою, так и по размеру.  Не думай обо мне, следуй за сердцем.

Эх, жаль, расплакаться не получалось, а то бы оросила слезами наши соединенные руки. Шут балаганный! Дай только возможность, такой скандал закачу, с битием посуды и ором вселенским. Ты только справься, Семка, живым и здоровым ко мне вернись.

Закончив с расставанием, мы приступили к горячему, беседуя о невинных столичных новостях, как то: театральные новинки и предстоящие масленичные гуляния.

Душа моя пела, отставка оказалась вовсе понарошечной, для виду, иначе вины за нее Семен на меня не взвалил бы. Кому именно представление предназначалось, я не знала, но и это меня не тревожило. Шеф взрослый, опытный, в нем я уверена. Мешать не буду.

Отдав должное десерту, мы вышли из ресторации. В потемневшем небе грохотали, рассыпаясь, искры фейерверков. Последний день ярмарки подошел к концу. Сани ждали у приказного крыльца, Федор проверял багажные крепления. Мне даже внутрь заходить не пришлось, служивые вышли во двор попрощаться. На сей раз обошлось без объятий и поцелуев.

 Убедиться, что ее высокоблагородие со всеми удобствами разместилась,  приказывал шеф вознице,  и отправления дождаться.

Федор обещал.

Мы сели в сани; когда они тронулись, я, не удержавшись, обернулась. Группка мужчин в мундирах у крыльца окружала высоченного чародея, как стая воронов-падальщиков.

Семен десяток раз успел пожалеть, что лично не посадил Гелю в вагон. Приказной Степанов все не возвращался, хотя время приближалось к половине восьмого. Крестовский ждал в кабинете. Попович умница, проблем быть не должно. Она все поняла и приняла, игру поддержала. Даже если с ее стороны это и не игра вовсе и рыжая суфражистка влюбилась в заграничного хлыща Волкова, пусть. Главное, чтоб она сейчас уехала. Живой, здоровой, в своем уме. Ее отпустят, она им не нужна, ни сыскаркою, ни рычагом воздействия на столичного чародея.

В дверь постучали, и Крестовский оторвал взгляд от настенных часов. Отставной гренадир Федор отрапортовал, что чиновная барышня в вагон села, он багаж где положено разместил, поезд отправился с десятиминутною задержкой. Семен подчиненного похвалил, поднялся из-за стола. Теперь можно было и запереться в чудесном подземном каземате до рассвета. Один, он совсем один.

 Ваше превосходительство!  Давилов вбежал в присутствие, когда Крестовский уже пересекал общую залу.  Там Григорий Ильич сызнова

Пришлось подниматься в казенку, осматривать спящего. Дело того не стоило, насколько уразумел чародей, конвульсивные телодвижения Григория Ильича происходили оттого, что именно в этот момент он в своих туманных пределах астральную проекцию артефакта испытывал, фехтовал тростью, может, даже против кого-то наколдованного сражался. Успокоив коллежского регистратора, Крестовский уже собирался покинуть спальню, но был остановлен громогласным женским воплем.

Пришлось подниматься в казенку, осматривать спящего. Дело того не стоило, насколько уразумел чародей, конвульсивные телодвижения Григория Ильича происходили оттого, что именно в этот момент он в своих туманных пределах астральную проекцию артефакта испытывал, фехтовал тростью, может, даже против кого-то наколдованного сражался. Успокоив коллежского регистратора, Крестовский уже собирался покинуть спальню, но был остановлен громогласным женским воплем.

 Гриня-а-а-а!  Барышня Попович пронеслась к постели, сбрасывая на пол шубку, рухнула на колени, заломив руки.  Не могу, ваше превосходительство, возлюбленного своего покинуть! Сердце не велит! Что хотите со мною делайте! Хоть чина лишайте, хоть под арест, хоть

Она поправила на носике очки и сказала спокойно:

 Слыхали новости? Бобруйского-то нашего, Гаврилу Степановича

Волков застонал, зашарил рукою по одеялу, Евангелина Романовна взяла его ладонь, крепко сжала.

 Гришенька, сокол мой ясный

 Что с купцом?  обреченно спросил Семен.

Попович всхлипнула, подняла на него сухие злые глаза.

 Убили барина, королька нашего золоченого. Вы, Евсей Харитонович,  обратилась она к Давилову,  в приказ ступайте, там господин Хрущ в нервическом припадке бьется, заявление представляет.

 Какого  начал Крестовский, когда регистратор ушел.

 Такого,  перебила Евангелина Романовна.  Эдакого. Знаю я ваше мужское злонравие, я в дверь, а прочие отставные возлюбленные Гриню моего портить. Не так, что ли? Едва успела.

 Геля!

 Что Геля? Скажете, не чардеили? То-то мятою на дворе даже смердит! Нет уж, ваше превосходительство, останусь я при возлюбленном своем, и ничего вы мне не сделаете. А знаете почему?

 Почему?

Попович поднялась, вытерла руку о подол.

 Кроме меня, непослушной, убийство Бобруйского у вас расследовать некому. Потому петлички с меня рвать вы погодите, сперва службу исполнить позвольте. А в свободное от службы время я с Грегори своего драгоценного глаз не спущу. После, когда он ото сна пробудится, мы с ним вместе решим, в каком качестве я при нем в Крыжовене останусь, любезною супругой вовсе без чина, либо Впрочем, вашего превосходительства это уже касаться не будет.

В голове Семена Аристарховича стало пусто и гулко, он шумно дышал, не в силах подобрать приличных слов. Наконец выдавил:

 Расследование?

 Поделим полномочия,  кивнула сыскарка.  Я займусь купцом, вы окончите старинное дело вашего Блохина.

Они помолчати. Вернувшийся Давилов многозначительно кашлянул у порога.

 Евсей Харитонович,  Геля развела руки, будто готовясь заключить коллежского регистратора в объятия,  коечку мне здесь организуйте, не в службу, а в дружбу. Репутация моя девичья вовсе порушена, посему скрываться более не желаю. Распорядитесь. Хрущ ждет? Тогда я с ним к Бобруйским отправлюсь, тело осмотреть. Вас же, господин Крестовский, более задерживать не смею, подземелья вас, кажется, заждались.

Семен витиевато, но неслышно ругнулся.

Зеленые глаза сыскарки дрогнули, ручка поднялась к мочке правого уха.

 Стыдитесь, ваше превосходительство, при дамах

Крестовский заметил в девичьем ушке белоснежный продолговатый предмет, сказал одними губами:

 Ты уверена?

Геля улыбнулась и решительно кивнула.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

в коей раскрываются причины возвращения надворной советницы, а также немало места отводится дамской обуви

Неспокойно было на сердце, вроде же все ладно сделала, правильно, по закону и по уму, а все равно удовольствия не ощущала. Федор втащил мой сундук в вагон, задвинул на багажную полку, отдал честь и вышел на перрон дожидаться отправления поезда под вокзальным фонарем. Попутчиков пока не появилось, я сидела в душноватом купе в одиночестве и пыталась ни о чем не думать. Три дня дороги мне время для раздумий предоставят с избытком. Однако что меня гложет? Привычно разделим переживания на две неравные части: личную и служебную. Личная Ты, Геля, ветреница. Будучи влюбленной в Семена Аристарховича, ухаживания господина Волкова принимала, целовалась с ним даже не единожды, то есть поцелуям не противилась, но все равно считается. И от того неловко себя чувствуешь, потому что Семушке в измене не призналась. Времени не нашлось? Ну да, да, ни минуточки.