Это, проговорила она, протягивая руки с бумагой. Это
Синие казенные чернила, две официальные печати, столбик подписей.
Брачное свидетельство, сообщила я, опознав документ с полувзгляда. Значит, Мария Гавриловна Блохина, ваш наследник, который в ближайшие месяцы на свет появится, клейма незаконнорожденного ребенка будет лишен.
Маня мне все рассказала, похвасталась Анна Гавриловна, целуя сестрицу в мокрые щеки, и про венчание тайное, и про ночки сладкие.
Степан добрый мужик был рыдала мужняя жена, то есть вдова Блохина.
Как же вам все в тайне сохранить удалось?
Да уж с трудом. Мария выпила воды из поднесенного Нютой стакана, промокнула рукавом слезы. Особенно когда думала, что Степушка с Нютой Он говорил, верь мне, Маня, не отступлюсь, не предам Подожди, говорил А я А он помер
Анна тоже всхлипнула и разрыдалась с такой силой, что слезы брызнули во все стороны.
Соболезную, выдавила я без чувства, пережидая дамскую истерику.
Первой себя в руки взяла Мария Гавриловна.
Славно, сказала она, пряча на груди брачное свидетельство, а то я уже собиралась Андрошу под венец приглашать, чтоб ребеночек в законном браке появился. Ему-то все равно, какую жену не любить. Теперь уже не нужно. Вдовой заживу, наследника воспитаю, Нютку замуж выдам.
Вот это не к спеху! хихикнула сестра.
Барышни начала было я.
Простите, Евангелина Романовна, мы вас задерживаем. Маня посторонилась, освобождая проход к двери.
Не о том речь. Я уселась в кресло и кивнула, предлагая девушкам последовать моему примеру: Помощь мне нужна.
Какая именно? Все сделаем.
О болване одном, который решил жизнь свою на победу разменять, я рассказывать им не стала. Спросила о Степане Фомиче покойном, о делах, которыми он в Крыжовене занимался. Разумеется, Нюта знала меньше чем ничего, вся надежда была на Маню. Но и она особо не порадовала. Встречались они со Степаном вовсе не по три раза в неделю, что можно было предположить, помня распорядок визитов его в бордель. А в жовтне, когда против пристава колдовство через плетеные куколки началось, так и вовсе нечасто. Куда Блохин отправлялся, делая вид, что с веселыми девицами куролесит, девушки не знали.
Степан скрытный был, покачала головой Мария Гавриловна, словечка лишнего не скажет. Опасался, что я батюшке случайно проговорюсь.
А отчего он на тайный брак решился, до Пасхи не подождал?
Боялся, что вот-вот все расстроится. У них дело какое-то было с папенькой.
Торговое дело?
Чиновникам это запрещено, я знаю, смутилась Маша, но да, что-то прибыльное и не вполне законное. Из-за незаконности этой батюшка Степана облапошивал. Степка про то прознал, они поскандалили.
И Блохин вас под венец потащил?
Я не упиралась нисколько. Любила я его, он один нужен мне был, а вовсе не батины деньжищи. Только Маня жалобно улыбнулась. Степке нужно было все: и деньги, что со мною получит, и победа над батей и власть безграничная.
Признание было ей неприятно, но девушка говорила с рассудочной жестокостью.
Велел бы за ним идти, я бы ни мгновения не раздумывала и ни о чем бы не жалела. Но он сказал, жди, папеньке твоему недолго царствовать осталось, родню твою не обижу, да и его не трону, если отступится.
Слушая этот рассказ, я думала, что для Марии, не погибни ее тайный супруг, все могло обернуться вполне ужасным образом, вместо тирана-папеньки она получила бы точно такого же мужа, жадного до денег и власти, беспринципного и жестокого.
Понятно, протянула я с шефовой интонацией. А барин, про которого в городе говорят, что он всем заправляет, это ведь не покойный господин Бобруйский?
Разумеется, он.
Нюта, почти не принимавшая участия в разговоре, сказала:
Хотя ежели поразмыслить ежели предположить, что какой-нибудь другой барин у нас есть Она задумчиво примолкла.
Кто? спросила я отрывисто. Кого еще так называют?
Ах нет, простите, это форменные глупости в голову лезут, фантазии.
Поделитесь, умоляю, мне любой обрывочек пригодиться может.
Девушка вздохнула:
Нинель Феофановна, которую я маменькой называть вовсе не желаю, время от времени величием бредила. Она же меня убеждала, что Бобруйский мне не отец вовсе, что от аристократа я происхожу.
Девушка вздохнула:
Нинель Феофановна, которую я маменькой называть вовсе не желаю, время от времени величием бредила. Она же меня убеждала, что Бобруйский мне не отец вовсе, что от аристократа я происхожу.
Теодор, фыркнула Маня. Граф Теодор, воображаемый страстный любовник.
Фамилия его известна?
Да куда там! Теодор, и глазами вверх ведет, будто в умилении. Мария Гавриловна закатила глаза.
Ваше сиятельство Нюта повторила сестрину пантомиму.
«Всего лишь граф? В фантазиях Бобруйская была неожиданно скромна. Почему не князь, по крайней мере?» сркастично подумала я. Затем поднялась из кресла, поблагодарила барышень за беседу и попрощалась.
На службу мне пора, из приказа пришлю кого-нибудь за сундуком.
Не утруждайтесь, Евангелина Романовна, предложила Мария. Лучше у нас поживите, пока дела вас в Крыжовене удерживают.
Анна Гавриловна сестру поддержала, я сызнова поблагодарила хозяек и, не мешкая, отправилась в приказ.
Ну как не мешкая Геродот Христофорович Зябликов еще увязался со своею пролеткой и страстными вздохами. Первое меня порадовало, второе пришлось пресекать. Стукнув сумочкой по загребущим рукам отставного корнета, я пригрозила:
Дудку навью поломаю немедленно помрешь!
Как можно, госпожа моя?
Не сметь меня так называть, особенно при посторонних.
Не буду. А как?
Ваше высокоблагородие. И трогать меня прекратить, на колени не бухаться, с лобзаниями не лезть, молчать, пока не спрошу.
Монотонно перечисляя все «не», я подумала, что в крайнем случае можно будет Зябликову ногу сломать и отправить на излечение, чтоб не мешался, потому что если лечиться, то он от меня и подальше отойти может, а здоровому ему разлука, по его же словам, болезненна. И даже прикинула, какую именно конечность и каким образом калечить.
Герочка кивал послушно и теребил змейку-подвеску.
Ожидать в коляске, велела я, спрыгивая у приказного крыльца. Жаловаться на меня публике не сметь!
И, развернувшись на каблуках, уперлась любом в шинельную грудь постового.
Не велено, сказал служивый.
Ты меня не признал? распахнув шубку, я показала мундир. Попович я.
Пускать не велено.
Кем не велено?
Начальством.
Прохожие начали уже кучковаться, превращаясь в зевак, поэтому подсекать ножищи в казенных сапогах я передумала, спросила елейно:
Каким именно начальством, мил-человек? Имя. Отчество. Фамилия. Звание?
Не могу знать! Евангелину Романовну Попович из чародейского приказа Мокошь-града, надворную советницу, на порог присутствия пускать не велено, попытки ее проникнуть в упомянутое присутствие всячески пресекать.
Публика моему унижению радовалась.
Эк рыжую ведьму окоротили, не все ей командовать!
У ей револьвер имеется, у советницы энтой, сейчас выймет да палить примется
Экая ситуевина, никаких фильм не нужно, все туточки и задаром
Красненькую ставлю, что барышня полкана уделает!
Не, не сдюжит
Сделав шаг назад от возвышающегося надо мной постового, я заорала:
Давилов! Выходи, шкура ты трусливая! Старунов! Оба сюда, дубины вы стоеросовые!
Шторка в окне второго этажа, там, где находился кабинет пристава, немного отодвинулась, но на крыльцо никто не вышел. Зато из арочного входа показалась целая процессия. Младшие чины, городовые и прочие двинулись к стоящей неподалеку приказной пролетке, четверо несли на носилках укрытого по подбородок верблюжьим одеялом Григория Ильича Волкова, пятый, Федор Степанов, держал в руках пухлый дорожный саквояж и трость.
Бросившись к последнему, я ухватила его за рукав и требовательно спросила:
Что происходит?
Велено господина пристава к вам доставить в бобруйский дом на Гильдейской улице.
Кем велено?
Начальством.
Бросив злобный взгляд на кабинетную шторку, я пробормотала:
Крыса ты, Федька, предатель.
Мужик молча виновато потупился.
Все вы крысы, Семена Аристарховича на смерть отправили, теперь воображаете, что вам все с рук сойдет. Отвечай, скотина, кто ваш барин и где обитает?
В ажитации я наскакивала на Степанова и толкала его в грудь, он отступал, не делая попыток защититься. Наконец пробасил примирительно:
Охолоньте, вашбродь, не бабьего ума дело, без вас все порешали. Берите жениха своего, пару деньков обождите под его защитою, а там