Ничего не понимаю, Гелюшка, говорила Квашнина. Не поспеваю умишком своим стариковским за твоими размышлениями.
Мимо нас проносились вывески лавочек, фонари, заколоченные ставни. Время было не особо позднее, к девяти приближалось, но город будто вымер. Тут даже не гнум догадается, что-то нехорошее грядет. Придерживаясь за каретную финтифлюшку, я привстала и поглядела назад. Геродот Христофорович следовал верхом в арьергарде.
К Тузу ступайте, Зябликов! прокричала я.
Никак не возможно госпожа моя строгая
Сядь, велела Фараония, дернув меня за полу пальто, упадешь еще. Ну едет и едет твой корнет.
Он врун, Елизавета Афанасьевна, и соглядатай, самим барином ко мне приставленный.
Отчего так решила?
Вот вы скажите, человек, на которого навий артефакт надет, как далеко от своего хозяина удалиться может?
До полуверсты, и то болезненно это.
А Герочка вполне спокойно в больничке лечился, пока я убийство купца расследовала. Я специально на карте города линейкой мерила. Второе: подчиненный приказ хозяина как исполняет? То есть добуквенно, правда? А Зябликову госпожой меня величать я запретила, однако же вопит.
Ну и зачем он при тебе, как думаешь?
Это просто. Барин решил, что моя скромная персона ему для торга с Крестовским пригодится, он, видимо, тоже любовь между нами вообразил.
Вот, кстати, про любовь ты мне не уточнила. Что-то там про ровню плела. Крестовский, что ли, навроде, тьфу, Хруща? По мужескому роду сохнет?
Скабрезно хохотнув на фантазии старушки, я погрустнела.
К Блохину у шефа больше чем любовь дружба и ответственность. Если бы не это, он реверансы с вашей хтонью разводить не стал, по-простому бы действовал.
Это как?
Доставил бы некроманту покойника, позволил сосуд занять, да и тюкнул бы обоих, пока хтонь в новом теле не обжилась.
Если бы это было так просто
Это просто, перебила я сердито, перфектно просто! Если не пытаться посмертно боевого товарища обелить, не бояться, что все его делишки на свет полезут, и не опасаться над трупом надругательства.
Ты ревнуешь, Геля?
Да, ревную! Но вовсе не потому, что Семен меня на свой идиотический мужской долг променял. Обидно мне, что ровней себе не считает, не советуется, а перед готовым решением ставит. Ему ведь, болвану высокомерному, даже в голову не пришло покойником-приставом торговаться, у него, болвана, под это думалка не заточена! Там про честь все больше, про заветы чародейские, про воинское братство. Запнувшись, я заозиралась. Мы почему на Гильдейскую приехали?
Грегори-воина будить, ответила Фараония. Пусть тросточкой своей двум слабым женщинам подсобит.
Ворота бобруйского терема были настежь распахнуты, чародейка направила туда экипаж.
Случилось чего? бормотала я, удивляясь безлюдию. Где слуги? Где все?
Открыв незапертую дверь, мы вошли в дверь, Квашнина подняла над головою руку с чародейским светильничком.
Ау! позвала я. Есть кто?
Позвольте, госпожа моя Зябликов щелкнул чем-то у стенки, все люстры первого этажа зажглись одновременно. Есть от Герочки толк?
Помолчите.
Достав из сумочки револьвер, я обошла комнаты и убедилась, что людей в них не наблюдается, а наблюдаются следы отчаянной разрушительной драки: перевернутая поломанная мебель, сорванные портьеры, исцарапанный паркет.
Евангелина Романовна! Нюта Бобруйская осторожно спускалась по лестнице, моргая от яркого света. Это вы?
Где все? Что произошло?
Нас пятеро всего в доме осталось, ответила девушка, забаррикадировались в женском крыле, махнула она рукой наверх. Я с Григорием Ильичом и охрана, прочие, как все началось, кто куда разбежались.
Фараония уже поднималась на второй этаж, Герочка почтительно замер в ожидании. Я спрятала оружие и приобняла барышню за худые плечи.
Что началось?
Нюта всхлипнула:
Маньку забрали.
Кто?
Не знаю-у Только стемнело, полезли отовсюду страшные, без лиц
Она принялась рыдать, и больше ничего я от нее не добилась. Марию Гавриловну пленили какие-то страшилы, и господина Хруща с нею, потому что защищать барышню ринулся. Это мне сообщил уже начальник охраны, он и двое его подручных охраняли доставленного из приказа Волкова, поэтому нападение прошляпили.
Девушки устроили Григория Ильича в смежной с моей спальней комнате, там он и лежал, укрытый до подбородка атласным нарядным одеяльцем.
В комнате пахло жженым сахаром, Фараония колдовала, перебирая по-паучьи усеянными перстнями пальцами.
Не желает наш Гриня пробуждаться.
Анна Гавриловна, перестав плакать, подошла к постели, поправила одеяльце. Вела себя барышня по-хозяйски и несколько ревниво, нравился ей красавец наш спящий, чрезвычайно нравился. Оттого и охрану к нему приставила, и не бросила одного, когда похищение сестрицы приключилось. Досадно даже, что Волков девичьего героизма не понимает, дрыхнет безмятежно, на усилия чародейки не реагирует.
Устало вздохнув, Фараония опустилась в кресло.
Сплоховала я, Елизавета Афанасьевна, пожаловалась ей. Мне велели Марию Гавриловну беречь. Не уберегла.
Чтоб как-то унять раздражение, я принялась мерять шагами комнату.
Идиотка, форменная идиотка
Зябликов, опасливо покосившись на охранников, сидящих рядком у стены, тронул навершие трости.
Руки прочь! рявкнула Квашнина, а мне сказала успокаивающе: Бывает. Думаешь, беременную нашу барин уволок?
Ему это зачем?
Известное дело, в ней Степкин плод, из него тоже сосуд получиться может. Только выходит тогда, что с Крестовским у него не сладилось, значит
Встретив ее взгляд, я едва заметно указала головой на дверь, приглашая на тайную беседу. Чародейка мне подмигнула и, кряхтя, стала подниматься из кресла.
В уборную мне надобно. Гелюшка, деточка, сопроводи старуху. Нет, нет, подальше какую, дела у меня громкие, а тут господа мужеского пола, не хочется их слух оскорбить.
Мы вышли из спальни, я затолкала Фараонию в музыкальный салон, закрыла за нами двери и зашептала:
Плохо все, очень плохо! И я в этом виновата, решила, что Крестовский меня при Мане для виду оставил, а это архиважно было. И что теперь? Некромант может прямо в Манькином животе овеществиться или родов ждать будет?
Теоретически начала чародейка, но я ее перебила:
Нам до рассвета Марию Гавриловну освободить надобно.
Почему?
Семен слабеет, призналась я, доставая из-за ворота подвеску-оберег. У нас в мокошьградском приказе у каждого такая штука на шее есть, через нее мы друг друга чуем.
Сильный артефакт, кивнула женщина. Что делать будем?
Маневрировать, Елизавета Афанасьевна, и вам за главный маневр отвечать.
Какой еще маневр?
Обманный. Во-первых, беременную нашу в логово барина потащили, я там же окажусь, отвлеку на себя внимание. Вы же тем временем Замолчав, я приоткрыла дверь, проверяя, не подслушивают ли нас.
Сама в усадьбу поедешь? спросила чародейка.
Если просто поеду, не сработает. Была я в той усадьбе, развалины. Логово на каком-то другом пространственном уровне обустроено, мне туда не пробраться. Надо сделать так, чтоб меня в плен забрали. Тут нам Зябликов пригодится, я его спровоцирую, чтоб он активничать начал. Пусть меня в логово затащат, а я оттуда придумаю, как вас впустить.
Ты, Попович, воображаешь, что старуха малосильная супротив некроманта выстоит?
Во-первых, не кокетничайте, я, может, и не чародейка ни разу, но ваши способности разглядеть способна. Во-вторых подняв перед лицом правую руку, я пошевелила пальцами. Мы с господином Волковым обручены, стало быть, на правах невесты я вполне могу его тросточку позаимствовать. Оружие будет у меня, вы же его направите и усилите.
Ну, положим
Не возражайте сразу, скажите, если вот все одно к одному сложилось, хтонь только-только в человеческое тело переползла, можно ее артефактом Ордена Мерлина упокоить?
Можно, вздохнула Квашнина, только Семена ты тоже убьешь.
Не Семена, улыбнулась я, торжествуя. Вы до рассвета господина Блохина эксгумируете и привезете его в проклятую усадьбу Теодора Попова.
Однако, хмыкнула Фараония, если все, как ты придумала, получится, Крестовский тебя наградами с ног до головы осыплет.
Не осыплет. Сердиться будет ужасно, из приказа выгонит.
Почему?
Потому что, Елизавета Афанасьевна, своими действиями я все местные делишки обнародую, и общество поймет, какую опасность чародеи у власти для него представляют. Не того Семен Аристархович хотел. Он самопожертвоваться желал, беду от города отвести, и чтоб потом коллеги из столицы потихоньку все здесь зачистили. И не отправь он меня в Крыжовень для следствия, а явись сам, все так бы и случилось.