Фонит, сказал Евсей Харитонович, приближаясь.
Об этом я нашей чиновной барышне и толкую, пропела Фараония, дергая меня за ногу и возвращая на центр плиты. Гудит, вихрится силушка ничейная, только и ждет умельцев, что ее обуздают.
Семушка, зарыдала я, на кого ты меня покинул?
Взбрыкнула ногами, вырываясь из хватки, стукнула ненароком каблуком чародейку. Она попыталась меня удержать одной рукой, в другой был посох, но не преуспела. Давилов хлопнул бестолково, я ползла на спине, извиваясь ужом, не прекращая стенаний.
По ком плач? Бумажно хрустнуло, Крестовский прошел сквозь завесу, как цирковой клоун сквозь барабан опля! Геля!
Никем не удерживаемая, я бросилась к чародею:
Ты жив! Ты все-таки жив!
Ты в этом сомневалась? Он меня поцеловал, обнял за плечи, осмотрел диспозицию. Какая гадость.
Семен Аристархович! обрадовалась Фараония. Мы уж не чаяли
Мой упреждающий возглас запоздал, Крестовский щелкнул пальцами свободной руки и воздетый посох осыпался пеплом. Квашнина пошатнулась, замерла, будто заледенев.
Ваше превосходительство! начал Давилов.
Чародей его перебил, подсек под коленями воздушным арканом.
Значит, так, Евангелина, мне пришлось все три некромантские сферы на изнанку затащить. Сейчас выбираться будем, а после ты все объяснишь наитщательнейшим образом.
Можно с эффектами?
Куда без них
Отпустив мои плечи, он повернул голову, серьги блеснули под рыжими волосами привычным сапфировым светом и запахло хорошо, мятою. От привычности происходящего у меня на глазах навернулись натуральные, не притворные уже слезы. Сквозь них мне было видно и застывшую Фараонию, и Давилова, грузным кулем упавшего на ступени. Будут вам эффекты, обождите.
Любопытно, сказал Крестовский. Огненный первоэлемент.
Где? Я подняла голову. Своды поганого храма закруглились, превратившись в гладкую сферу, на ней ярко пылала многолучевая огненная звезда.
Нас снаружи вытаскивают.
Кто?
Попович! У кого в Берендии на это сил хватит?
Ребята! проорала я в потолок, подпрыгнув. Иван, Эльдар, мы здесь!
Евангелина Романовна, раздалось издалека, ваше высокоблагородие! Это я, Старунов. Мы уже близко
Старунов? удивился Семен.
Запасной девственник, махнула я рукой. И тоже Иван, как Зорин, видно, решил, что я его зову.
Со звуком сходящей горной лавины сфера раскрылась по огненным линиям, как разрезанный арбуз, осыпалась хлопьями серого пепла. Солнце, небо, люди! От свежего воздуха голова немного закружилась, но я прыгнула, побежала по сухой земле, успев крикнуть Семену:
Этих держи!
Толпа, нахлынувшая со все сторон, движению мешала, я толкалась, вырвалась из объятий Ливончика, но через мгновение болтала в воздухе ногами, поднятая Зориным.
Гелюшка, жива!
После, Ванечка, пусти.
Заметив с высоты зоринского роста добычу, я настигла Бархатова в три огромных прыжка и исполнила свой коронный бросок через бедро.
Ну уж нет, Эдуард Милославович, вы мне крайне нужны!
Зачем? спросил Мамаев, надевая на актера наручники.
После, все после! Чмокнув друга в колючую щеку, я позорно лишилась чувств.
«Все хорошо, теперь хорошо, маменька. Даже гордиться своею Гелюшкой можешь. Потому что на своем она месте и перфектно службу несет. Сплоховала, разумеется, но по мелочи, не смертельно. Тросточку Грине загубила, барышню непричастную заморочила, в чем каюсь, ну и чуть все дело не испортила, доверившись тем, кому доверять нельзя. Впрочем, я молодец. Забавно, маменька, что после обморока сначала слух возвращается. Вот сейчас все слышу, а сказать ничего не могу, но это временно. Глаза бы только открыть»
Перед глазами стоял туман. Я лежала в ванне, в горячей воде, любовалась клубами пара и потолком с трещинками на старой штукатурке.
Геля, позвал из-за ширмы Иван Иванович, ты в порядке?
Без купания никак? В кабинете пристава непотребство устроили.
Семка велел. Но ты не стыдись, он самолично тебя разоблачал, нас с Эльдаром не допуская.
Одежда моя где?
Сжечь велел.
Я дернулась, поднимая волны, вода хлюпнула через бортик на казенный ковер.
А сумочка?
Тоже сожгли. Да не переживай ты, содержимое я на диван вытряхнул, здесь, рядышком со мной лежит.
Одежда моя где?
Сжечь велел.
Я дернулась, поднимая волны, вода хлюпнула через бортик на казенный ковер.
А сумочка?
Тоже сожгли. Да не переживай ты, содержимое я на диван вытряхнул, здесь, рядышком со мной лежит.
Хорошо. Успокоившись, я откинулась на удобный подголовник. Пахло скошенной травой, Зорин за ширмой колдовал, залечивая мои повреждения. Много времени прошло?
С какого момента? Под землей ты трое суток провела, а без чувств Мы после полудня вас достали.
Настенные часы из ванны виднелись, показывали четверть восьмого.
Изрядно.
Истощение у тебя, нервическое и душевное. По уму, постельный режим не менее недели, полное спокойствие и
Понятно. Всех арестовали?
Бархатова Эльдар в камере запер в подвале, боярыню Квашнину с коллежским регистратором в присутственную клеть определили. Семен сказал, ты представление желаешь показать, посему сцену подготовить надобно.
А Бобруйская?
Которая? Ах эта Нет, Гелюшка, купчиху изловить не получилось. Там в толпе блаженная бродила
Прикрыв глаза, я слушала Иванов бас, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие. Люблю, когда он вот так рассудительно, неторопливо говорит. Ай да Дульсинея, ай да хитрюга! Спасла-таки полюбовницу и от смерти, и от ареста. Только все равно мы вас изловим обеих. Знаешь, зачем мне супруг твой Бархатов понадобился? Против Нинельки признание получить. И я его получу. И тогда злонравная эта женщина, пол свой позорящая, от суда не отвертится. Ладно, это потом. Зорин сказал, парочка верхом уехала. Куда? Да известно, в столицу, не по лесам же им с их темпераментом прятаться, а оттуда за кордон отбыть попытаются. Я их в Мокошь-граде тепленькими возьму.
Зябликов тоже ускользнул, но им никто и не занимался особо, так что пусть пока гуляет, фотограф-любитель.
Когда вода в ванне совсем остыла, Иван Иванович сообщил несколько усталым голосом:
Закончил я, Гелюшка, пойду. В приказ уйму всякого раскопанного притащили, надобно осмотреть.
Чего притащили?
Артефактов разных поганых, чтоб уничтожить, как положено.
Понятно.
Поздно мы с Эльдаром к вам пробились, вздохнул Зорин. А ты молодец, ловко «ятями» нас упредила.
Вы молодцы, что поняли.
Болваны мы. Сначала барышню молоденькую в пасть чудовищу направили, а после Семку, будто не знали, на что он ради Иван замолк и, судя по звуку, хлопнул себя ладонью по колену.
Крестовский никому из вас за Блохиным прибирать не позволил бы.
И то верно. Как тебе его убедить на жертву идти удалось?
А я не убеждала, просто припасов поднесла. Здесь малышонок один проживает занятный в сиротском приюте, Митенька Семен, кстати, хочет его с собою в столицу забрать, невероятный дар в мальчике, силою делиться может.
Без стука распахнулась дверь, потянуло сквозняком. Мамаев спросил скороговоркой:
Попович в себя пришла? Так чего сидишь? У меня пар из ушей уже пойдет скоро.
Зорин поднялся, диван облегченно скрипнул.
Давай, давай, торопил Мамаев, но вместе с другом не ушел. Прикрыл дверь, повесил на ширму ворох платья, сказал мне строго: Евангелина Романовна, немедленно старшему товарищу отвечай, когда ты обручиться успела!
Выбравшись из ванны и вытираясь полотенцем, я начала рассказывать, закончила, уже зашнуровав ботильоны. Не знаю, каким образом, но коллеги достали мне не только новый мундир по размеру, но и прочую необходимую барышне одежду. Шпилек только не предложили, влажные волосы были распущены, когда я вышла к Эльдару.
А Семен что? спросил чародей, прищелкнув пальцами, шевелюра моя высохла и рыжими волнами разбросалась по плечам.
За поцелуи злился, а кольцо, я показала руку, скорее одобрил, предполагал, меня через него бритские чары оберегут. Эльдар, может, ты знаешь, как мне эту нелепицу снять?
Сейчас никак. Это тебе придется со своим спящим принцем повидаться.
Ждать, пока пробудится?
Зачем? Встань у одра, скажи, помолвку с вами, Григорий Ильич, разрываю, в отступное даю не знаю дырку от бублика, большего этот фанфарон не достоин.
И все?
Все. Мамаев пожал плечами. Не брак ведь, так, намерение на будущее. Ты готова? Тогда идем. Очень мне любопытно.
Спускаясь по лестнице, я окинула взглядом присутственную залу. За конторкой привычно сидел Старунов, еще несколько приказных, работающих с документами, поднялись меня поприветствовать. В клетке на нарах лежал, отвернувшись от всех, Давилов, Фараония стояла у самой решетки в той же позе, в которой я ее последний раз видела: с кулаком, судорожно прижатым к груди, прямой спиной и отвратительной гримасой на лице.