К тому времени, как наши люди приготовились снять новоприбывшую с повозки, я углядела среди кочевников двух потенциальных кандидатов, однако с любыми активными действиями следовало подождать. Впрочем, оно и к лучшему: ведь я даже не знала, что намерена делать, а посему самым разумным было заняться текущими делами.
Том подошел к новенькой со шприцем и ввел ей дозу хлоралгидрата, согласно составленным лордом Тавенором наставлениям. Но, несмотря на успокоительное, процесс оказался весьма и весьма мудреным. Точной дозы мы в то время еще не определили, и посему были вынуждены балансировать на тонкой грани: при слишком малой дозе животное осталось бы слишком подвижным, слишком большая же могла вызвать несовместимые с жизнью судороги. Некоторое время Том пристально наблюдал за животным, и, наконец, подал знак начинать. Наши люди загодя обвязали драконье туловище веревками, теперь же отомкнули цепи, удерживавшие зверя на повозке, и поволокли новенькую к яме.
Пожалуй, все прошло бы более гладко, содержи мы окрестную землю в лучшем состоянии. Однако почва вокруг была довольно камениста, и на пути им подвернулся большой валун, торчавший из земли. Веревки зацепились за него, и два человека отправились освобождать их.
Возможно, дракониху растревожило их движение, а может, она просто притихла, выжидая удобного случая этого я сказать не могу. Знаю одно: внезапно она рванулась изо всех сил, изогнула длинное тело, высвободила из петли лапу и ударила ею ближайшего из солдат. Тот рухнул на землю. Второй с громким криком отскочил назад. Веревки ослабли еще сильнее, и в следующий же миг все четыре лапы зверя оказались свободны.
Полной свободы это не означало. Веревки, связывавшие лапы новенькой, были лишь частью ее уз, основная масса коих притягивала крылья к телу, плюс те концы, за которые люди тащили зверя вперед. Однако теперь, встав на четыре лапы, дракониха обрела точку опоры, позволявшую броситься наутек что она и не замедлила сделать с немалой, надо заметить, энергией.
Не введи ей Том успокоительное, дело кончилось бы рысканьем у самых стен Куррата весьма разозленного пустынного дракона с подрезанными крыльями и неминуемой пулей в голове животного. Но вместо этого у нас начались состязания в перетягивании каната: с одной стороны множество отчаянно вопящих людей, с другой дракониха, мотавшая стянутой веревками мордой в манере, недвусмысленно свидетельствовавшей, что она вмиг поджарила бы тут всех до хруста, если бы только могла.
Вскоре новенькой удалось поднять лапу над натянутой веревкой и наступить на нее. Не ожидавшие рывка люди кубарем покатились по земле. Я бросила планшет для рисования и поспешила к ним сама не знаю зачем, так как мой невеликий вес вряд ли мог бы заметно повлиять на результат состязания. По счастью, мысль о помощи пришла в голову не одной мне.
Один из кочевников кинулся к вырвавшейся из рук наших людей веревке, поймал ее, прижал к земле, но тут же упустил, наступив на подол своего одеяния. Рвущаяся ткань затрещала едва ли не громче драконьего рыка. Слетевших с его языка слов я перевести не смогла, однако уверенно опознала тон: яростный протест, да к тому же высказанный прекрасно знакомым мне голосом.
Сухайл неуверенно поднялся на ноги. Платок соскользнул с его головы. Оскалив зубы в решительной улыбке, он вновь прыгнул за ускользавшей веревкой. Передняя лапа зверя метнулась к нему. Сухайл отбил удар ногой и тут же отскочил в сторону, уворачиваясь от вскинутой драконьей головы. Однако к тому времени солдаты успели подняться на ноги, и несколько человек поспешили ему на помощь. Передав им веревку, Сухайл подхватил другую, брошенную ему кем-то из кочевников. Эта веревка заканчивалась петлей, и со второй попытки Сухайлу удалось затянуть ее на передней лапе драконихи.
Последовал сильный рывок. Лишившееся опоры, животное грузно рухнуло наземь. Люди засуетились вокруг, спустя минуту-другую дракониха вновь была связана и разом обмякла, точно недавнее напряжение сил полностью лишило ее боевого задора или хлоралгидрат наконец-то подействовал. Дракониху вновь поволокли вперед, и вскоре она, водворенная в яму, устало свернулась клубком на дне, под наклонной стеной.
Сухайл отвернулся от ямы и увидел меня. Не заметить меня, единственную женщину в обозримых пределах, стоявшую всего в десятке метров от него, было бы невозможно. Судя по отсутствию всякой реакции, он прекрасно знал, где я нахожусь, причем довольно давно, однако не встретился со мной взглядом и вообще ничем не показал, что заметил мое присутствие. Он просто подобрал головной платок и сокрушенно покачал головой, взглянув на пострадавшую одежду.
Несомненно, ничего ужасного в том, чтобы подойти к нему и поблагодарить за помощь, не было. Но я не сделала ни шагу, не проронила ни слова, пока ко мне не подошел Том.
Он тоже помогал тащить новенькую к яме и весь взмок от пота.
Мы должны найти лучший способ, тяжело дыша, сказал он.
Да, согласилась я, глядя вслед кочевникам и окруженному ими Сухайлу. Это уж точно.
Глава шестая
Амамис и Гикара Помощь Махиры Вольер в саду Чинная беседа Запоздалый подарок
Смерть Примы и появление Саэвы[2] (названной мной так за исключительную свирепость) были только двумя переменами из всех, что произошли у нас в то время. Спустя неполных три дня после сего инцидента на очередном корабле из Ширландии прибыли мои медоежки.
Я назвала их Амамисом и Гикарой, в честь тех самых брата с сестрой, легендарных основателей Спурены. Ничуть не уступая своим тезкам в стойкости, медоежки перенесли не одно, а целых два морских путешествия правда, в куда более роскошных условиях. Я опасалась, что тяготы плавания дурно скажутся на их аппетите и по прибытии им потребуется особый уход, однако, стоило мне поставить перед ними блюдца меда, медоежки с азартом бросились к ним и принялись лакать сладкую тягучую жидкость шершавыми язычками. Когда тускло-зеленая Гикара отпихнула своего более яркого супруга от блюдца, тот попытался плюнуть в нее (таков их способ самозащиты, претендующий на своего рода экстраординарное дуновение), но без толку. Ядовитые свойства плевку медоежек придают токсины, содержащиеся в нектаре эвкалипта, но во время плавания Амамиса с Гикарой кормили клеверным медом.
Однако вскоре им предстояло перейти на обычную пищу. Несмотря на напряженность наших отношений, шейх разрешил мне для блага науки воспользоваться деревьями из его сада. Оставалось одно: разобраться, как это лучше устроить. Вряд ли шейху понравилось бы, начни я являться к нему на порог каждый день, и, дабы он не приписал мне нечистых помыслов, я особо подчеркнула, что и не думаю просить об этом. Все это значило, что вместо меня о медоежках придется заботиться кому-то из его домашних.
Конечно, я надеялась, что это может оказаться Сухайл. Правда, надежда была невелика, и совершенно справедливо, но как знать, кто решится взвалить эту задачу на свои плечи?
Однажды утром, прибыв в Дом Драконов, я узнала от лейтенанта Мартона, что в кабинете меня ждет дама из дворца шейха.
Дама? переспросила я. Вы уверены?
Вполне, ответил он, словно удивившись глупости вопроса. Ее имя хаджи Махира.
Женщина, ждавшая меня в кабинете, была одета, будто супруга имама, аманианского предстоятеля на молитве: длинный плащ, лицо прикрыто вуалью, хотя меня вряд ли можно было принять за мужчину, коему следует адресовать сей знак почтения. Когда я вошла, она поднялась на ноги и сказала по-ахиатски:
Мир вам, умм Якуб.
И вам мир, механически откликнулась я.
Умм Якуб так нарекли меня в Ахии: согласно местным обычаям, родителей именуют отцами либо матерями их детей, а Якуб ахиатская форма имени Джейкоб.
Вы вас прислал шейх?
Насколько я знала, имамом он не был, но одна из его жен, будучи весьма набожной, вполне могла бы одеваться в подобной манере. В конце концов, она ведь тоже совершила хадж.
Гостья указала на окна и двери:
Не затруднит ли вас закрыть их?
От этого в комнате сделалось бы душновато но ничего, переживу. Я затворила за собой дверь, прошла к окнам, опустила жалюзи, а, обеспечив тем самым приватность беседы, повернулась к гостье и обнаружила, что она откинула с лица вуаль.
Линия носа, тонкие очертания губ все это тут же показалось мне знакомым. Однако шейх схожих черт не имел, и мне сделалось интересно, в кого же пошли Сухайл с сестрой в отца или в мать.
Я Махира бинт Рамиз, представилась она, подтверждая мою догадку. Живу я в доме брата Хусама, и, услышав о ваших исследованиях, предложила помочь. Если для вас это приемлемо, можете показать мне, какого ухода требуют эти создания.
За время, проведенное в Ахии, мой ахиатский значительно улучшился, но большая часть сих улучшений лежала в области раздачи указаний и выслушивания докладов туземных работников, чего не вполне хватало для светской беседы. Я указала гостье на кресло, мимоходом пожалев о том, что на базе нет приемной, обставленной более удобно. Учитывая долгосрочность нашей работы, приемная могла бы пригодиться еще не раз. Надо бы не забыть справиться, возможно ли устроить нечто в этом роде: пока что, к моему стыду, под рукой у меня не было даже кофе с финиками.