Когда вошли ее родители, Элиан взяла Бланш на руки и поднялась, намереваясь оставить их наедине, но Жак жестом предложил ей снова сесть.
То, о чем я буду говорить, касается вас всех, сказал он с мрачным выражением лица. А, бонжур, Ив. Он поднялся пожать вошедшему Иву руку, похлопывая его по плечу жестом, который свидетельствовал о более близкой дружбе между ними, чем предполагала Элиан.
Я получил копию списка, продолжил Жак без предисловий. Всех евреев, зарегистрированных в коммуне Кульяк, приказано собрать для депортации в лагеря на востоке. Это часть обширной программы, которая будет действовать на всей оккупированной территории.
Элиан изумленно ахнула и, сама того не замечая, так крепко обняла Бланш, что девочка начала извиваться и протестовать.
В этом списке есть несколько ваших друзей и соседей. Жак встретился взглядом с Элиан.
Франсин, прошептала она, и, несмотря на теплый день, ее пробрал озноб. Жак кивнул.
Она и еще два человека тут недалеко. Мы пытаемся связаться с остальными из списка, чтобы их предупредить. Он замолчал и взглянул на Ива. Тот кивнул.
Просто скажи, кто. После обеда я встречаюсь с другом, чтобы покататься на велосипеде. Мы выберем дорогу так, чтобы проехать мимо. Пока Ив говорил, Элиан смотрела на него с изумлением. Кажется, ее братишка неожиданно вырос и превратился в почти незнакомого ей человека.
Спасибо, Ив. У нас очень мало времени. Но помни не рисковать.
Не беспокойся. Я знаю, что делать.
Что касается Франсин и остальных двоих, продолжил Жак, оборачиваясь к Гюставу и Лизетт, мне удалось связаться с проводником, который доставит их в безопасное место. Оттуда их отправят дальше через других агентов. Но нам нужно переправить их через реку и часть патрулируемой территории. В последнее время немцы повысили там охрану, так что это опасно как никогда.
Гюстав бросил взгляд на Лизетт, которая все это время слушала, опустив голову.
Мы можем переправить их через плотину, сказал он, но как они доберутся до места встречи?
Лизетт намеренно не стала отвечать на взгляд мужа и вместо этого посмотрела на Жака.
Только у меня есть разрешение, с которым можно проехать в неоккупированную зону. И так совпало, что у меня есть пациентка недалеко от коммуны Ле Лев. По правде говоря, мне давно пора навестить мадам Деклан. Когда вы собираетесь ехать?
Жак потянулся вперед и сжал ее руки, которые она, словно в молитве, сложила на столе перед собой.
Спасибо, Лизетт. Мы не стали бы просить, если бы был другой выход. Но придется действовать быстро. Сегодня.
Значит, неотложный визит. Я уверена, что мадам Деклан будет рада меня видеть, она рожает первый раз и очень волнуется. У меня есть лекарства, которые нужно ей отвезти. Лизетт улыбнулась, высвобождая свои руки и вставая из-за стола. Ничего необычного. Давайте сделаем то, что должны.
Стойте! Гюстав сделал шаг вперед и схватил ее за руку. Голос у него сорвался. Лизетт, я не могу позволить тебе пойти на это. Риск
Она мягко положила ладонь на его руку и улыбнулась, хотя за этой улыбкой и скрывалась грусть.
Ты знаешь, Гюстав, я всегда хотела жить как обычно, насколько возможно игнорируя войну, стараясь только помочь своим родным и своим пациентам безопасно ее пережить. Но каждый день я задаю себе одни и те же вопросы. Она посмотрела на плотину за окном. Когда человек переходит черту? Что требуется для того, чтобы это сделать? Чтобы была под угрозой твоя страна? Твой образ жизни? Дома соседей? Или собственный дом? Чтобы опасность нависла над твоими друзьями? Или твоими детьми? Она снова повернулась к Гюставу. Каждому из нас придется принять решение. Победим мы в этой войне или проиграем, нам придется жить с последствиями этих решений. Я спросила себя: «Что будет у тебя на совести, когда все это останется позади? Каким будет твое решение, когда ты окажешся на перепутье?» Ну, я на этом перепутье сейчас. И я свое решение приняла. Как и вы все она обвела взглядом Элиан, Ива и Жака, сделали до меня.
Гюстав выпустил ее руку и кивнул. Но Элиан никогда прежде не видела на лице отца такого страдания.
* * *С началом сумерек в мельничный дом прокралась молодая пара. Элиан видела их на рынке: молодой человек, зарабатывавший на жизнь ремонтом часов, пока война не положила конец такой роскоши, и его жизнерадостная красавица-жена. Лизетт тепло поздоровалась с ними.
Даниэль. Амели. Как твоя утренняя тошнота?
Гораздо лучше, спасибо вашим отварам, ответила девушка. Присмотревшись, Элиан заметила, что живот у нее чуть-чуть округлился; хотя, как и большинство теперь, она была такой худой, что ее ребра и тазовые кости заметно торчали.
В дверь тихонько постучали, и Элиан пошла открывать. Не говоря ни слова, она обхватила Франсин и втянула ее на кухню, тихо закрывая за ними дверь. Она крепко обнимала подругу, пока та плакала.
Courage[33], прошептала Элиан. Вам придется помогать друг другу, чтобы выстоять И помочь маме.
Франсин кивнула, вытирая глаза и стараясь взять себя в руки. Потом повернулась к Лизетт, обувавшейся у порога:
Мадам Мартен, не знаю, как нам вас благодарить.
Лизетт ободряюще улыбнулась.
Не волнуйся. Вы будете в безопасности. Путь к свободе не будет легким ни для кого из вас, но я уверена, что у вас получится, сказала она, забирая свою корзинку с эфирными маслами и кожаную сумку с акушерскими принадлежностями.
Грузовик готов, мам, тихо сказал Ив, просовывая голову на кухню. Брезент мы закрепили.
Элиан не могла смотреть, как отец обнимает мать перед тем, как ей забираться в кабину. От выражения на его лице у нее болезненно сжалось сердце на нем была мучительная смесь боли и страха. Лизетт просто улыбнулась ему, выезжая со двора, и, высунув руку через окошко, потрепала его по плечу. Она казалась спокойной и расторопной как обычно. «Я скоро вернусь», пообещала она.
Остальные подождали несколько минут на кухне, чтобы ей хватило времени выпросить разрешение пересечь мост. Перед переправой немцы тщательно проверят ее документы и, скорее всего, даже обыщут грузовик. Все будет в порядке: просто местная акушерка с неотложным визитом к одной из своих пациенток на другом берегу реки.
Когда пришло время, Франсин крепко обняла Элиан.
Я никогда не забуду, что ты и твоя семья сделали для меня. Для всех нас, сказала она, задыхаясь от рыданий.
Идите, поторопила Элиан. Мама будет ждать вас на тропинке за полем с минуты на минуту. Удачи. И Франсин я знаю, что мы еще увидимся.
Франсин, Даниэль и Амели взяли свои ботинки и босиком вышли на плотину. Гюстав шел впереди, поддерживая Амели, когда она взбиралась на противоположный берег. Там все спешно обулись.
Оставайтесь за деревьями на краю поля, прошептал Гюстав. Было видно, как вдалеке по дороге движется пара тусклых фар. На секунду они погасли, а потом загорелись снова. Это она. Идите же, скорее!
Три фигуры крадучись пошли вдоль полосы акаций, растущих на краю поля, а затем стали осторожно пробираться вдоль живой изгороди, пригибаясь, чтобы их головы не были видны над подстриженными кустами боярышника. Грузовик остановился у ворот и погасил фары, так что единственный свет исходил от звезд в ночном небе. Лизетт вышла из машины, ослабила тент и опустила задний борт кузова. Даниэль запрыгнул внутрь, а потом помог взобраться Франсин с Амели. Быстро и тихо Лизетт снова натянула брезент. Ничего не говоря, она забралась обратно в кабину и тронулась, снова зажигая фары, чтобы пробраться по хорошо ей знакомым проселочным дорогам и объездным путям.
Гюстав вернулся на мельницу, Элиан с Ивом ждали его в дверях темной кухни. Он кивнул им:
Ну, теперь будем ждать. И молиться.
Аби, 2017
Представить не могу, сколько смелости потребовалось Франсин и другим, чтобы бежать. Наверное, они дошли до собственного перепутья, точно так, как описала это Лизетт. Только для них это была еще и точка, после которой нет пути назад: бежать или быть сосланным в лагеря смерти. Возможная жизнь или несомненная смерть. По сути, выбора и не осталось.
Я знаю, как жизнь в страхе делает тебя пассивным. Она высасывает силы и вытягивает энергию, пока ты не превращаешься в муху, застрявшую в паутине. Чем больше сначала пытаешься вырваться, тем туже затягиваются оплетающие тебя шелковые нити, пока наконец побег не становится невозможным.
Почему я не ушла от Зака? Я часто задавала себе этот вопрос. Я вижу, как и другие об этом думают: на занятиях физиотерапией и на собраниях группы поддержки для переживших катастрофу. Психотерапевты и психологи объясняют мне это в своих холодных медицинских терминах созависимость, отсутствие уважения к себе, тайное, постыдное убеждение, что я заслуживаю то эмоциональное и физическое насилие, которое обрушивается на меня вместе с вызывающей привыкание смесью из внимания и (своеобразной) любви ровно в таких количествах, чтобы меня удержать.