Еще выше по склону, там, где виноградники граничат с лесом, выкрашенная побелкой стена ограждает квадратик земли. Сара замечает, что я смотрю на нее.
Это кладбище семьи, которой принадлежит шато, объясняет она. Матье похоронен там.
Задняя дверь распахивается, и из нее выходит женщина, которая слишком молода, чтобы быть Элиан или Мирей. Она тепло обнимает Сару, целуя ее в обе щеки, а потом обращается ко мне:
Здравствуй, Аби, я много о тебе слышала.
Широко улыбаясь, Сара приобнимает ее за плечи.
Это тебе дополнительный сюрприз!
Я смотрю на женщину, озадаченно, но все-таки (как я надеюсь) вежливо улыбаясь. У нее румяные щеки и блестящие карие глаза, и волосы с проседью, которые она носит завязанными в немного непослушный пучок.
Я очень рада познакомиться с тобой, говорит она. Я Бланш. Бланш Дабровски-Мартен.
Я не в силах говорить. А когда мне удается сказать хоть что-то, то у меня вылетает:
Бланш! Ты все еще здесь!
Она смеется:
Да. Точнее, я вернулась. Когда мы в прошлом году потеряли Матье, я решила уехать из Парижа и составить компанию Элиан. И так приятно снова быть дома.
Парижа? вторю я. Но как?.. Когда?.. В голове возникает столько вопросов, что я не могу четко их сформулировать.
Бланш берет меня за руку и ведет к белому кованому столику и стульям, стоящим рядом с задней дверью под тенистой перголой. Цветы в форме граммофончиков, оттенка яркого пламени, гроздьями свисают вокруг нас, густой полог их листьев создает над нами крышу. Пчелы опускают головки в эти алые цветы, деловито добывая из них нектар, чтобы отнести в ульи.
Знаю, столько всего нужно спросить, столько всего объяснить. Сара рассказала, как интересно тебе было услышать историю Элиан, улыбается Бланш. После войны мой отец, он сражался в союзных войсках, вернулся в Париж, чтобы попытаться найти маму и меня. Невозможно было сообщить ему, что Эстер погибла и что Мартены взяли меня к себе. Но он отыскал Мирей, через ателье, где работала Эстер. Она привезла его сюда, на мельницу. Можешь себе представить, как он плакал, когда увидел меня и когда Лизетт вынула мое свидетельство о рождении из книги с растительными лекарствами, где оно было спрятано столько лет. И так мы воссоединились. Мы обосновались в Париже, но я часто навещала свою вторую семью здесь, на юго-западе. Ну, продолжает, вы посидите здесь, пока я готовлю кофе. Элиан скоро выйдет. Мирей пока нет, но один из ее внуков должен скоро ее привезти.
Когда Бланш хлопотливо возвращается в дом, мы слышим шум мотора и потрепанный синий пикап въезжает по дороге, останавливаясь сбоку от коттеджа. Жизнерадостного вида молодой человек выпрыгивает из кабинки, машет нам и идет к пассажирской стороне, помочь кому-то выйти.
Опираясь на его руку, к нам медленно направляется маленькая, сгорбленная пожилая женщина, и мы вскакиваем на ноги. Волосы у нее белые, как иней, но подходя ко мне, она оценивающе смотрит на меня ясными и зоркими, как у птицы, глазами.
Бонжур, Аби. Я Мирей Тибо. Она пожимает мою руку, и я замечаю, что ее пальцы покрыты узлами и шишками от артрита. А это один из моих внуков, Люк. Он только что сдал на водительские права, так что его отец разрешил ему взять свою старую машину. Нас двоих в кои-то веки отпустили одних, неплохое приключеньице, а, Люк?
Да, бабушка, с ухмылкой соглашается он, потом поворачивается к нам, пожимает нам руки и продолжает: И цена, которую мне приходится платить за эту привилегию, это еще и ехать за покупками. Вернусь я где-то через час.
Не забывай ехать осторожно, как тебе сказали! кричит Мирей ему вслед, тон у нее ласково-поддразнивающий. Несмотря на солидный возраст, у нее все то же живое выражение лица и чувство юмора, о которых я наслышана от Сары.
Бланш возвращается с подносом в руках, ставит его на столик. Красивые фарфоровые чашки и блюдца, украшенные бабочками, стоят рядом с тарелкой маленького масляного печенья.
А потом появляется она Элиан. Я узнала бы ее где угодно. Она выше и держится прямее, чем старшая сестра. Ее седые волосы собраны в низкий пучок на затылке, а лицо идеальный овал, его форма все еще видна под обмякшей от возраста кожей. Но больше всего меня поражают ее глаза. Она устремляет их на меня, и в них ясно-спокойное серое небо перед летним рассветом.
Я ожидаю церемонного рукопожатия, поэтому застигнута врасплох, когда она подходит и заключает меня в теплые объятия, а потом целует в обе щеки.
А потом появляется она Элиан. Я узнала бы ее где угодно. Она выше и держится прямее, чем старшая сестра. Ее седые волосы собраны в низкий пучок на затылке, а лицо идеальный овал, его форма все еще видна под обмякшей от возраста кожей. Но больше всего меня поражают ее глаза. Она устремляет их на меня, и в них ясно-спокойное серое небо перед летним рассветом.
Я ожидаю церемонного рукопожатия, поэтому застигнута врасплох, когда она подходит и заключает меня в теплые объятия, а потом целует в обе щеки.
Значит, ты Аби, говорит Элиан. Она немного отодвигает меня, чтобы получше рассмотреть, а потом кивает, словно тоже меня узнает. А затем говорит: Я рада наконец-то с тобой познакомиться. Как будто она ждала меня. Как будто знала, что однажды мы встретимся.
А я рада видеть, что вы все еще держите пчел, говорю я и краснею, осознав, что это едва ли подходит для начала разговора с двумя пожилыми дамами, которых я раньше никогда не встречала.
Элиан улыбается. А потом, как будто она тоже продолжает уже когда-то начатый нами разговор, замечает:
И знаешь, Аби, это потомки пчел, которые были у меня в Шато Бельвю.
Но как? Я думала, их уничтожили немцы?
Пока она вспоминает, ее глаза слегка омрачаются, как будто реку затягивает туманом.
Ты права, ульи сожгли. Но когда мы с Матье пошли в сад, начать приводить в порядок то, что осталось после солдат, мы кое-что заметили. Там в тишине, среди ромашки и мяты зажужжала пчела. А потом еще одна, и еще одна. А потом мы увидели, как они возвращались к дырке в стене. Видишь ли, некоторые из пчел спаслись от огня. Спаслись в достаточном количестве, чтобы образовать новую семью. А на следующий год, когда они стали роиться, мне удалось заполнить новый улей. Так они и сохранились, вот уже много лет. Она поднимает взгляд на ульи под кружевными листьями деревьев. Акация, кивает она. Шампанское среди медов.
Мы сидим и разговариваем почти два часа. И пока мы говорим, мне кажется, что сестры Мартен становятся моложе, вновь превращаясь в тех девушек, которыми были тогда.
Элиан показывает мне фотографию улыбающейся семьи между мужчиной и тремя хорошенькими темноволосыми девочками стоит женщина.
Угадаешь, кто это? спрашивает она, указывая пальцем.
Мне хватает одного мгновения.
Это Франсин? говорю я с изумлением.
Она кивает.
Я всегда знала, что однажды снова увижу ее. Она живет в Монреале. Ее дочерей зовут Элиан, Лизетт и Мирей.
К тому времени, когда Люк возвращается на синем пикапе забрать Мирей домой, я замечаю, что обе сестры начинают уставать. Когда мы собираемся уходить, Элиан провожает нас до машины, припаркованной перед коттеджем, держа под руки меня и Сару. Я поворачиваюсь к ней.
Спасибо за приглашение, Элиан. И спасибо за гораздо большее тоже. Понимаете, ваша история помогла мне осознать собственную силу силу человеческой стойкости перед лицом страха и насилия.
Она кивает, изучая меня своим спокойным взглядом, и мне чудится, что она читает мою собственную историю, изучает шрамы на моих руках, замечает то, что скрывается под поверхностью.
Ты сильнее, чем думаешь, Аби. Ее слова эхо того, что она уже говорила мне в моих снах. Знаешь, продолжает она, Франция решила попытаться забыть то, что происходило в войну. Это было слишком тяжело, слишком опустошительно. Нам пришлось сделать выбор: похоронить все вместе с нашими мертвецами и двигаться дальше. Но как бы там ни было, правда о случившемся все еще с нами.
А потом она опускает руку в карман юбки и достает сложенный квадрат алого шелка.
Ваш платок! восклицаю я. Он все еще у вас!
Да, улыбается она. Немного выцвел и истрепался от времени, как и все мы, но я всегда его берегла. Мне казалось, тебе захочется на него взглянуть. Я всегда чувствовала себя храброй, когда носила его. И, конечно, он помогал мне передавать то, что тогда невозможно было сказать.
Я теряю дар речи, когда она вкладывает мягкий шелк мне в руки. Расправляю его и вижу, что узор на нем по-прежнему яркий и прекрасный. Хотя ткань теперь очень тонкая, этот хрупкий лоскуток все еще сдерживает свое обещание о силе и стойкости. Это осязаемое напоминание о клятве Элиан оставаться верной себе. И я знаю, что мне это только кажется, но чуть-чуть этой силы как будто вливается в мои ладони из потертого шелка и поднимается вверх по моим израненным рукам, делая храброй и меня.