Оттуда слышалась шумная разухабистая музыка. Кто-то безжалостно рвал струны скрипки, пытаясь вынуть из нее душу. Там же стоял пьяный гогот, кто-то безбожно матерился, на полу чьи-то ноги мяли обломки битой посуды. Она трещала под каблуками. Скрипучая дубовая дверь неожиданно открылась и на пороге появился, кажется, сам хозяин этого колоритного заведения. «Тертый калач». Мужик почесал свое пузо, рыгнул пару раз. Подозрительно огляделся по сторонам. Затем он почесался в паху и стал мочиться прямо в темноту ночи
Глава 9
У киевской подпольной корчмы «Святая обитель» ничего святого, кроме названия не было. Это воровское гнездо располагалось на Нижнеюрковской улице. В последнем полуразвалившемся двухэтажном строении. Ведь, его собственно-то и домом назвать язык не поворачивался. За годы, к этому строению все время что-то пристраивалось, а потом что-то сносилось. Строение давно потеряло свои первоначальные формы. Ночью дом напоминал огромный перекошенный старый сундук. С прорезями вместо окон. Из них иногда лился мутный свет масляных лампадок. Одним словом, не дом, а гнездо! Днем для богомольных, ночью для подозрительных. Дешево и надежно! Богомольными посетителями здесь были паломники Николо-Иорданского монастыря. Ведь при нем есть живой источник! Святых вод Иордана. Они исцеляли, так утверждали, от многих болезней, бесплодия, холеры, падучей. К источнику тянулись паломники со всего огромного Киевского воеводства и Левобережья Украины. Паломники боготворили эти святые киевские места! И забывали на Нижнеюрковской улице о своей собственной безопасности! Ведь основные ночные посетители притона «Святой обители» это опасные гости самого пана хозяина. Василя Гнедого. К нему тянулся разный люд. Все больше любители обольстительных монахинь, монастырского имущества, беспробудные пьянчуги, уличные хулиганы, базарные мошенники и карманные воры. Недаром говорили, эта улица ведет на самом деле не к Николо-Иорданскому монастырю, а прямиком в «Город мертвых»! Ведь при монастыре было кладбище. И нередко там находили непохороненные тела заезжих панов и молодых панянок, убитых рядом со страшной корчмой. Жуткое это место было. Да и названия тех мест у горы Щекавицы говорили сами за себя. «Похоронная улица», проезд «Гнилой грязи», «Черный Яр». Поэтому корчма «Святая обитель» словно пиявка присосалась к ним. Ее хозяин Василь Гнедой когда был отпетым головорезом. Разбойником с крутым нравом. Он сам в одиночку мог разобраться с любой дракой
Василь Гнедой вышел на порог и сплюнул в ночь. Помочился и закрыл за собой дверь в его корчму, откуда и неслась пьяная музыка
Внутри этого гнезда отказа в теплоте и милости не было никому. Но это пока звенели золотые у пропащей христианской души. Лишь бы покупали у хозяина мед, пиво, монастырский бенедиктин и другое мерзкое пойло! Сам Василь Гнедой уже стал за стойку. Он был одет в монашескую рясу. Церковные облачения ему нужен был для пускания пыли в глаза. Любил Василь Гнедой красивые, и дешевые эффекты. Мол, он тоже богомолен, как и брат с ближайшей обители Почти всех своих постояльцев он знал лично. А для незваных гостей, тех, кто не платил по какой-то причине за выпивку или начинал вдург от пива бузить у него лежал наготове заряженный картечью мушкет. И для ближнего боя тяжелый пернач. Василь Гнедой был мастером рукопашного боя!
Именно сейчас в его корчме посетителей было не так много, как обычно. Пара-тройка обычных лесных головорезов. Именно они сильно кричали, когда выпивали, спорили о чем-то и матерились. Там сиживало несколько базарных воров. Здесь утились двое постоянных выпивох, они давно носили Гнедому за пойло тещины золотые кольца и серебряные нательные кресты своих жен. Поскольку свои они давно здесь у Василя и пропили
В корчме давно витал солидный стойкий перегар. Еще сонные последние мухи грелись у теплой печки. По ней же ползали рыжие пруссаки. Шумные пьяные компании чокались глиняными кружками, сладко чавкали и отрыгивали страшным чесночным ветром. Никто пытался никому не мешать. Люди, кроме выпивки, были заняты еще и тихим, деловым общением
Два музыканта расположились в углу возле теплой печки и время от времени отгоняли пруссаков. Музыканты были одеты в рясы. Звали их Яша и Наник. Их «пригрел» у себя в корчме для дела Василь Гнедой. Именно они на скрипках и играли жалобные иорданские мелодии. Под них хорошо пилось и думалось местным и заезжим головорезам
Два музыканта расположились в углу возле теплой печки и время от времени отгоняли пруссаков. Музыканты были одеты в рясы. Звали их Яша и Наник. Их «пригрел» у себя в корчме для дела Василь Гнедой. Именно они на скрипках и играли жалобные иорданские мелодии. Под них хорошо пилось и думалось местным и заезжим головорезам
За самым дальним столом, в углу, над которым вяло тлела церковная лампада и висела похищеная в Черниговском соборе икона, сидело трое персонажей. Двое были нам уже знакомы это были те самые разбойники. Одноглазый Бабак и его подельник Гонта. Ну а третий пан числился явно их предводителем. Он был одет лучше всех в этом омерзительном заведении. Даже лучше самого корчмаря Василя Гнедого. Он был главарем этой шайки. Вожак не прощал ошибок и не знал поражений. Этого человека, похожего на беглого дезертира, звали Игнаций Чуб
Никто не знал настоящее это имя или нет? Но никого это совсем и не интересовало Все звали его просто Чуб. Или атаман Чуб
Игнаций Чуб схватил подельника Гонту за воротник его рваного жупана. Посмотрел на него страшным взглядом. На левом глазу у Чуба было кривое пятно. Бельмо. Его в народе звали «крымская соль». Говорил Чуб четко и внятно:
Ты, собака паршивая, хотел обмануть нас? И меня, и Бабака?! Да? Отвечай, паскуда!
Нет. Не хотел, Чуб! Это совсем не так! Гонта презрительно посмотрел на этого «паршивого пса» Бабака. И все понял. Хитрая уловка Гонты совсем не удалась. Ведь он тогда решил сам тайком пойти к ростовщику. И там пытаться сбыть то, что украл из кармана этого наглого смуглого бусурмана. Все бы прошло хорошо. Гонта перебирал мысленно в голове те моменты, когда он был на сто процентов уверен дело легкое, пшик! и все выгорит! Он не знал, что этот «паршивый пес» был специально приставлен к нему исключительно по воле Игнация Чуба, который как раз почему-то очень мало верил Гонте
А Гонта вспомнил, как он вошел к ростовщику. На самом деле он хотел лишь узнать что это за штучка? Мол, из какого металла, сколько стоит? И так далее. Старый Буба Бронштейн тут же под прилавком схватил небольшой пистоль, как только увидел перед собой этого хитрого пройдоху. А Гонта услышал характерный щелчок и сделал жест рукой, мол, спокойно старик, я здесь по другому поводу
Буба! Мне нужны деньги! Есть у меня для тебя очень хорошее и заманчивое предложение Вот, на посмотри!.. И не думай мне отказывать!..
Опытный ростовщик знал, что часто, такие типы, как Гонта приносили сплошные подделки. Он взял увеличительное толстое стекло и поставил перед собой свечу. Перед ним был тяжелый брелок красного золота. На вес 2025 граммов порядочного золота. Буба уже подсчитывал в уме барыши.
Где ты его украл, бродяга? Ведь ты знаешь, что это? И что тебе за это может светить?.
Да мне без разницы! Давай 10 дукатов и он твой!
Ты что хочешь меня пустить по ветру, собака?! 10 дукатов?! Ты с ума сошел! Тебе нужны слезы моих дочерей Сары и Ривки? 10 дукатов это очень много!! Тебе самому опасно даже иметь такую??сумму!
А сколько ты можешь мне дать, старый ты пройдоха? стал нервничать Гонта.
Ну, 4, максимум 5 золотых И то это многовато для тебя! Он же краденный!.. Значит, не будет ни у кого фарта! Ни у тебя, ни тем более у меня! ответил ростовщик Буба Бронштейн.
Да ты чего?! Белены объелся?! В глазах этой собаки камешки гораздо больше стоят, чем 5 золотых! Ага?! тут же обиделся Гонта.
Не успели они провернуть этот удачный гешефт, как в конторе ростовщика Бубы Бронштейна скрипнула дверь. Звякнул коровий колокольчик и тяжелые двери стали медленно открываться Буба резко вернул Гонте его брелок, а тот быстро накрыл его ладонью. Они оба подумали про воеводскую стражу. Ведь если бы стражники во время обыска нашли у Гонты краденную вещь, ему бы грозила страшная кара. Пытки на дыбе у Драбской брамы! Это было легкое наказание. Так в Киеве обращались с пойманными ворами! Ну а Бубу, как нарушителя воеводской договоренности, сначала публично высекли плетьми, смоченными в рассоле на Замковом майдане. Его дом и контору конфисковали или сожгли, если бы не нашли на недвижимость покупателей. Жену и дочь обрили бы наголо и пустили на часа три в квартал ремесленников. На растерзание. Самого Бубу затем привязали к вороному коню и долго гнали галопом к заставе. Потом там ростовщика еще раз высекли напоследок и навсегда выгнали из Киева