В тот день в шесть тридцать утра за полмира от нас иранская студентка, спрятав под одеждой кусачки, подошла к воротам американского посольства в Иране. Перекусив цепи, она впустила туда три тысячи вооруженных людей. Шестьдесят шесть сотрудников посольства были взяты в заложники. В вечерних новостях американским зрителям показали, как их с завязанными глазами вели по улицам. Все без исключения звонки в ту ночь были о заложниках. И на следующую ночь тоже. За все время моей работы на радио я никогда не слышал такого гнева в людских голосах. Люди были вне себя, во-первых, из-за того, что какая-то кучка террористов смогла так унизить Соединенные Штаты; а во-вторых, потому, что мы оказались беспомощны перед лицом происходящего.
Боевики требовали экстрадиции бывшего лидера Ирана, шаха[69], который лечился в Соединенных Штатах, а потом уехал в Марокко. Они хотели, чтобы Штаты принесли извинения за то, что поддерживали шаха и его действия, и чтобы имущество и вклады шаха были конфискованы. Теперь ясно, что тогда мы недооценили значение переворота в Иране. Когда аятолла Хомейни вернулся из Парижа, чтобы взять власть в Иране в свои руки, всем казалось, что это самый обычный переворот, которые нередко случаются в истории разных государств. Мы не сознавали, что с этого самого момента Америка вступила в непрекращающийся конфликт с радикальным исламом.
Когда были захвачены заложники, Джимми Картер пользовался большой поддержкой народа. Президент только что достиг невозможного он убедил Израиль и Египет подписать историческое соглашение в Кэмп-Дэвиде. Это достижение никто не оспаривает и по сей день. Но, когда были захвачены заложники в Иране, Картер допустил ошибку, подобную ошибке Джона Маккейна накануне последних выборов. С наступлением экономического кризиса Маккейн сказал: «Я приостанавливаю свою кампанию». Когда были взяты заложники, Картер фактически приостановил свое президентство. Он говорил только о заложниках и даже не зажег огни на рождественской елке в Белом доме. Судьба заложников захватила его целиком, как и всех в Америке.
Мой друг Герб пришел ко мне на программу и сказал, что придавать случившемуся настолько большое значение ошибка.
«Это неправильный путь для ведения переговоров», заметил он, а уж он-то знал, о чем говорит, потому что он был профессиональным переговорщиком и даже написал бестселлер под названием «Обо всем можно договориться»[70]. «Иранцы, как никто, умеют торговаться, у них такая культура, сказал Герби. Поэтому это все равно что прийти в магазин ковров и сказать продавцу: Мне нравится вот тот ковер в витрине. Я очень хочу его купить. Мне он крайне необходим! И что, как вы думаете, произойдет с ценой?»
Некоторые из женщин-заложников и те, кто плохо себя чувствовал, были освобождены в качестве жеста доброй воли. Но, увидев, что остальных пятьдесят два человека Картер вернуть домой не может, американцы стали отворачиваться от него. Как-то рано утром в апреле 1979 года, когда я еще вел свое шоу, пришла информация о попытке спасения заложников и о том, что самолет со спасателями рухнул в пустыне и восемь человек погибло. Тогда не существовало круглосуточной службы новостей, которая могла бы передавать сообщения обо всех изменениях ситуации. Так что место новостной заняла наша программа. Мы разбудили сенатора Генри Джексона, который приехал к нам в студию, чтобы принимать звонки, в ярости от того, что президент не поставил его в известность о предпринятой попытке спасения. И хотя в ту ночь звонки в основном были доброжелательными по крайней мере мы хоть что-то пытались сделать! по мере того, как люди начали осознавать поражение Америки, настроение нации падало.
Если бы кто-нибудь проводил мониторинг звонков в мою программу, он сразу понял бы, что у Картера не было шансов на переизбрание. Но, как всегда, в нашем шоу находилось место и для юмора. Перед выборами 1980 года Картер отказался участвовать в дебатах в Сиракузах[71], потому что Рональд Рейган настоял на том, чтобы в них участвовал и независимый кандидат Джон Андерсон. Шли разговоры о том, что на сцене должно было остаться пустое кресло, символизирующее неявившегося Картера. Но умные головы все же одержали верх, и президент не был унижен пустым креслом. В ту ночь мне позвонили из Сиракуз:
«Ларри, это Кресло. Я так расстроено, так расстроено. Меня покрыли лаком, сделали новую обивку Это должен был быть мой звездный час, и в последний момент мне отказали!»
«Ларри, это Кресло. Я так расстроено, так расстроено. Меня покрыли лаком, сделали новую обивку Это должен был быть мой звездный час, и в последний момент мне отказали!»
Мне показалось, что мой собеседник неглупый человек, так что я поддержал его игру:
«Что ж, прогноз на восьмидесятый год неутешительный. Планируете ли вы принять участие в следующих выборах?»
«Я подумываю о том, чтобы предпринять новую попытку в восемьдесят четвертом, ответил он. Так что пора подыскивать Кушетку, чтобы она баллотировалась вместе со мной».
Вот какие вещи сходили с рук поздно ночью
Были разговоры об октябрьском сюрпризе, о маневре, рассчитанном на то, чтобы в последний момент спасти и заложников, и президентство Картера. Но ничего не произошло. Победа Рейгана была внушительной. Буквально через несколько минут после того, как он произнес президентскую клятву, заложники были освобождены. Когда их привезли в Соединенные Штаты, то держали подальше от прессы. После встречи со своими родственниками в ВестПойнте они отправились в Вашингтон для торжественного приема. И я опять оказался в нужном месте в нужное время. Бывших заложников разместили в отеле Marriott в Кристал-Сити, по соседству с нашей студией. Кто-то из наших сотрудников встретил на дискотеке в отеле военных моряков, которые были в заложниках, и убедил одного из них прийти ко мне на шоу. Он два часа рассказывал нам, как заложники общались между собой при помощи записок на туалетной бумаге, и прочие подробности их заключения.
Ох, как же прав был Эд Литтл! Ни один из слушателей, будь он в Майами или в Денвере, не отключил свой приемник во время этого интервью. И точно так же никто из тех, кто слушал нас через сеть American Forces в Берлине или Сеуле, не стал переключаться на другую волну. Мое влияние распространялось все дальше и дальше, пока я приближался к центру событий.
Через 69 дней после инаугурации Рейгана президент был ранен при попытке покушения на его жизнь буквально кварталах в пяти от ресторана Дюка Зейберта. Не знаю почему, но когда я услышал новость, то вдруг почувствовал, что с Рейганом все будет в порядке. И он сам, как оказалось, чувствовал то же самое. Много лет спустя он рассказал мне, что даже не понял, что в него стреляли. Он решил, что прыгнувший на него охранник сломал ему ребро, когда заталкивал его в машину, чтобы защитить от выстрелов. Рейган действительно не осознал, что причиной боли была пуля, ударившая его рикошетом, пока не посмотрел вниз и не увидел кровь.
Выстрелы прозвучали рядом с серым каменным забором отеля Hilton. Там располагался самый большой танцевальный зал в городе. Все прекрасно знали это место. Это была улица, по которой гулял весь город. Если бы мне пришлось остаться в Майами, уверен, попытка убийства президента была бы самой важной темой разговоров. А сейчас я находился буквально в центре событий, проходя по дороге в ресторан Зейберта мимо огороженного предупредительными лентами места преступления. Стрелявшего, Джона Хинклимладшего, должен был защищать в суде мой хороший друг Эдвард Беннет Уильямс. Вскоре я познакомился ближе и с Рональдом и Нэнси Рейган.
Программа постепенно начинала жить собственной жизнью. Сенатор Эл Гор заезжал к нам в студию поздно ночью, чтобы выйти в эфир в качестве гостя. Появился постоянный собеседник, который звонил нам из Портленда. Он не говорил ничего, только оглушительно хохотал. Мы прозвали его Портлендским хохотунчиком. Если я спрашивал его о чем-то, он начинал смеяться, причем так заразительно, что все, кто его слышал, не могли ничего с собой поделать и начинали хохотать вместе с ним. Если Портлендский хохотунчик какое-то время не звонил, то слушатели начинали интересоваться, куда он делся. Наше шоу стало добрым другом ночных сторожей, дежурных медиков, пилотов, полицейских и допоздна засидевшихся над учебниками студентов. Однажды мне позвонили из Арканзаса. Это был губернатор Билл Клинтон.
«Мы сейчас же выслушаем вашу точку зрения, губернатор, сказал ему я, но сначала скажите мне, что вы делаете в полтретьего ночи?»
«Да не важно» ответил он.
Стивен Кольбер[72] утверждал, что лишился невинности во время прослушивания нашего шоу.
Если вы настраивались на нашу волну, вы не могли предугадать, что вас ожидает смех или слезы. Однажды у меня в гостях был актер, певец и комик Дэнни Кэй. В три часа ночи позвонила женщина и сказала: