Когда прогрохотали выстрелы, а зал наполнился испуганными криками и звоном бокалов, выпавших из рук, Аделин внезапно представила палевого волка с рыжим пятном на загривке. Уве в своем зверином обличье всегда вставал перед ее глазами, когда где-то начиналась стрельба. Охотники отгоняли ворон и скворцов над полями, мальчишки стреляли по мишеням, а Аделин казалось, что пальба ведется по ее брату, и пули находят цель, вырывая окровавленные клочья светлой шерсти из волчьих боков.
Потом перед ее внутренним взглядом появлялся Уве уже человек. Мертвый, окровавленный, смотревший в небо пустыми светлыми глазами. Не вернуть, не защитить, как ни старайся. Поздно. Палевый волк уже бежал в тех краях, где нет ни охотников, ни охоты.
Она бросилась было к окну посмотреть, убедиться, что это не Уве, что с ним все в порядке! но Бастиан удержал ее за руку и пророкотал на весь зал:
Всем отойти от окон!
Его послушались гости проворно отступили к стене. Никому не хотелось попасть под случайную пулю. Краем уха Аделин слышала нервный перезвон бокалов: один из официантов по-прежнему держал поднос, его руки тряслись, бокалы отплясывали, разливая шипучее. Аделин сама не поняла, как оказалась не в центре зала с Бастианом, а рядом с Золли, которая не знала, что делать: то ли плакать от страха, то ли радоваться потому что это было пусть опасное, но все же приключение.
Бастиан подошел к окну и через несколько мгновений высунулся наружу и громко спросил:
Что там? Кто стрелял?
Ему ответил густой бас офицера Бруни Аделин не разобрала слов.
Что там? Что? пробежал по залу шепоток, но люди вздохнули с облегчением Бастиан держался спокойно, так, словно опасность миновала.
С Уве все в порядке, напомнила себе Аделин, он обещал, что останется дома, а на кладбище и в церковь пойдет ранним утром со слугами. На мгновение ей стало так легко, что Аделин подумала: еще чуть-чуть, и взлечу. Бастиан обернулся к гостям и отчетливо проговорил:
Элин Бартез пыталась покинуть праздник и сесть в экипаж.
Все дружно ахнули, стали оглядываться по сторонам в поисках девушки. Госпожа Бартез дотронулась до виска и со стоном:
Элин, дитя мое! рухнула в обморок на руки супруга, едва успевшего ее подхватить.
Аделин растерянно переводила взгляд с Бастиана на госпожу Бартез, которую пытались привести в чувство. Ведь Элин несколько минут назад была здесь, Аделин видела, как она уплетает пирожные за обе щеки, стоя так, чтобы маменька не видела. И вот пальба, крики ей казалось, что она читает авантюрный роман.
Все произошло неожиданно, как во сне.
Что с ней? воскликнула Золли. Бастиан лишь махнул рукой: значит, пустяки. Все обошлось, беды не случилось. Аделин стало легче дышать.
Жива, ее ведут сюда, ответил он. Все в порядке.
Он был бледен до синевы. Потемневшие шрамы на лбу казались нарисованными каким-то нелепым гримом, непонятно зачем нанесенным. Аделин внезапно поймала себя на мысли о том, что хочет подойти к нему. Дотронуться до изуродованной щеки, пообещать, что все будет хорошо.
Господи Боже, разве она могла что-то обещать!
Через несколько минут в бальный зал ввели плачущую Элин, маленькую рыжеволосую толстушку. Матушка сразу же пришла в себя, бросилась к дочери и отвесила ей такую пощечину, что отдалось по всему дому. Бедная Элин едва смогла удержаться на ногах.
Да как ты смела, дрянь! прокричала госпожа Бартез. Как ты смела куда-то идти и к кому-то садиться! Ты совсем рехнулась! Позор своих родителей, позор семьи! Бессовестная, бесстыжая!
Элин зарыдала еще горше, уткнувшись лицом в ладони и сгорая от стыда. Аделин хмуро подумала, что это соответствует общему духу: не радоваться, что жертва вырвалась из когтей хищника, а обвинять ее в том, что она вообще в них попала.
Я не знаю всхлипнула она. Это как-то само
Бастиан отстранил госпожу Бартез и склонился над Элин, крепко сжав ее за плечи. В зале воцарилась благоговейная тишина, а над головой девушки медленно поплыли золотые пылинки остаточная магия, причем довольно сильная. Бастиан понимающе кивнул, выпрямился и, выпустив плечи Элин, произнес:
Это магия. Девушку очаровали, она вышла из дома против воли. Не браните ее, госпожа Бартез, она не понимала, что делает.
Если бы не полиция папаша Бартез впервые посмотрел в сторону офицеров с благодарностью. Да, не стой офицер Бруни на страже, Элин уже увезли бы из-под носа у родителей.
Все думали бы, что она вышла с подругами попудрить носик в такой толпе не сразу сообразишь, кто и где. Никто бы не встревожился, отдавая должное еде, танцам и шипучему что плохого может случиться на празднике? а Элин убивали бы в эту минуту. А потом подбросили бы к дому господина Шу чтобы свет Инегена убедился, насколько беззащитен.
Вы что-то помните, миледи? спросил Бастиан. Элин уставилась в его лицо широко распахнутыми голубыми глазами и едва слышно ответила:
Я не знаю. Я ела пирожное вон там, и мне вдруг захотелось выйти. Очень сильно захотелось, словно кто-то звал. Таким тихим настойчивым голосом. И я вышла
Шла, как во сне, важно добавил офицер Бруни и кивнул в сторону коллеги: Мы с Шанти так сидели, что нас с улицы не заметить. И вот она вдруг идет. Одна. Я еще подумал: как так, такие юные барышни в одиночку не ходят. Либо с родителями, либо с подружками. Или няня там еще, служанка. Но не одна, нет. Шанти сразу сказал: дело нечисто.
Офицер Шанти, маленький и лысый уроженец крайнего юга, кивнул и сказал:
Я сперва испугался, что она слепая. Глаза белые, не видит ничего. Тут глядим батюшки мои, у ворот экипаж, дверь открыта, ну и миледи прямо туда и идет, будто это за ней. Бруни ее схватил, я тоже встал а этот из экипажа в нас выстрелил. Это с нервов, я полагаю. Разозлился, что помешали. Ну и мы в него пальнули, а он прочь.
Аделин невольно обрадовалась. Теперь у них есть подробное описание экипажа, кучера и лошадей, и Бастиан их обязательно найдет!
Понятно, кивнул Бастиан и быстрым шагом покинул зал. Полицейские послушно отправились за ним.
Некоторое время тишина в зале нарушалась лишь всхлипываниями Элин, которая только сейчас поняла, какой опасности и каким чудом сумела избежать. Затем хозяин дома вышел вперед и вскинул руку, привлекая внимание:
Господа! произнес он. Предлагаю все-таки продолжить вечер и выпить за чудесное спасение юной Элин. У нас тут прекрасный стол и полный погреб напитков, так покажем этому мерзавцу, что не боимся его!
И господа согласились.
* * *Вашбродь! Смотрите! Там, внизу! Вон валяется!
Экипаж, который со стрельбой и шумом уезжал от дома Герберта Шу, видело множество свидетелей оставалось просто идти по улице и опрашивать зевак, которые испуганно стучали по вискам. Показания рознились, конечно: одни утверждали, что кучером был сам Дьявол в кроваво-красном сюртуке и с золотыми рогами на черной голове, а другие наперебой кричали, что Дьявол-то как раз сидел в экипаже, и сюртук у него был синий, а палил он из трехствольной пистоли. А правил экипажем черный дракон с тремя головами, а из зада у него валил дым, погуще, чем из заводской трубы.
Магия? предположил господин Арно на бегу. Рассказы о дьявольском экипаже уже раздражали его он смотрел на свидетелей так, словно они все рехнулись.
Магия, кивнул Бастиан. И очень сильная. Навел на всех морок, причем разный.
Они покинули город, прошли по гребню холма, и Бруни, который шагал впереди, вдруг остановился и замахал руками. Бастиан и полицмейстер подбежали к нему и увидели обломки экипажа. Ни лошадей, ни возницы, ни пассажира лишь деревянное крошево, из которого сиротливо торчало уцелевшее колесо и обломок скамьи, обитый красной кожей.
Это он! воскликнул Бруни. Точно вам говорю, я на двери царапину приметил. Вон она!
Дьявольщина, в сердцах выдохнул господин Арно. Разбились они, что ли?
Он осмотрелся в поисках следов, оставленных на земле, но широкая тропа была чистой, без малейших улик.
Если бы разбились, пострадали бы лошади, сказал Бастиан. А лошадей нет.
Дьявольщина, мать ее побери растак, согласился с начальником Бруни, задумчиво почесывая затылок.
Они спустились с холма, встали рядом с обломками, и Бастиан, глядя на разломанное колесо, подумал: здесь что-то не так, здесь все не так. Он простер руку над деревяшками, и летний вечер на мгновение померк, утратив свою прелесть и цвета, превратившись в дагерротипический снимок в старой газете. Потом над обломками закружилось сверкающее облако искр остаточной магии, и останки кареты растворились в воздухе с легким шипением и треском.
Полицмейстер с шумом выдохнул воздух. Офицер Бруни не сдержал забористого ругательства. Шанти застучал пальцами по виску. А Бастиан запустил обе руки в волосы и, запрокинув голову к небу, долго стоял просто так, не двигаясь.