Ей помогли сесть, подложили подушки под спину. К своему удивлению Аделин поняла, что чувствует себя почти хорошо. Да, болела голова и шея, да, ее тошнило, но она знала, что сможет с этим бороться.
Как там Кусь? спросила Аделин, приняв из рук Мари чашку. Чай был крепким, ароматным, а горсть приправ, добавленных в кипяток, сделала его еще и целебным. Аделин сделала глоток и подумала, что утром встанет на ноги.
Она попробовала отправить в чай личное заклинание для восстановления сил и не смогла этого сделать. Увы, ведьмы не могут колдовать, если болеют Особенно, если их перед этим ударили по голове.
Живой! подал голос Барт. Он сидел за столом и торопливо писал на большом листе. Встрепенулся, цапнул меня и был таков.
Аделин невольно вздохнула с облегчением. Какая же сволочь этот Курт! Ударить крошечное беззащитное существо!
А чудовищами назовут ее и брата. И Бастиана с его изуродованным лицом и такой хорошей, неинквизиторской душой. И ничего с этим не поделаешь.
Голова болит? Сильно? спросил Уве. Теперь он был главным, теперь он мог заботиться, беречь и защищать, и Аделин невольно улыбнулась.
Да, но уже легче, ответила она, чувствуя отвратительную липкость волос на затылке. Аделин подняла руку и дотронулась до головы. Прическа рассыпалась, звезды, подаренные Бастианом, вынули и положили на прикроватный столик. Ссадина пульсировала и ныла.
Я все написал, миледи, сказал Барт, и Мари заняла его место и взяла чистый лист. Будет ему! Пусть не думает, что легко отделается! Это же надо, благородную барышню подкарауливать! Бить!
Дрянь, слов нет, согласилась Мари.
Внизу хлопнули двери, и Аделин услышала встревоженный голос доктора Холле.
Дурное предчувствие, которое охватило ее вечером, не уходило, а только крепло.
Глава 5. Ведьма! Ведьма!
Так где вы его нашли?
Бастиану удалось поспать всего полтора часа: сейчас он сидел в кабинете полицмейстера, пил чашку за чашкой крепчайший кофе и надеялся, что все не так плохо, как выглядит на первый взгляд.
Ясным было одно: это дело предстоит вести именно ему. Если в преступлении замешана ведьма, то работать с ней станет не простая полиция, а инквизиция.
И это было правильно. Он собирался спасти Аделин, а не утопить.
Там между Итманом и Инегеном есть березовая рощица, ответил полицмейстер, которого новости выдернули из кровати, из объятий драгоценной Медведихи, и господин Арно выглядел крайне довольным. Юный Гейнсбро сидел на березе и ухал.
Ухал, повторил Бастиан, представляя себе эту увлекательную картину. Как филин.
Да! воскликнул господин Арно. Врачи осмотрели его полностью лишился рассудка. А еще вечером все было нормально. Слуги говорят: уходил из дома, как всегда. Кому по зубам, кому в зубы.
Драчливый, значит? осведомился Бастиан.
О, еще какой! с некоторым привычным возмущением ответил полицмейстер. Чуть что не по нему, так сразу зуботычина, это если простому сословию.
Бастиан усмехнулся. Он навидался таких молодчиков в столице. Рожденные с золотой ложкой во рту, у знатных и богатых родителей, они считали весь мир своей собственностью, и их наглость не знала ни границ, ни берегов. Устроить гонки на самобеглых экипажах по главному столичному проспекту, передавив дюжину перепуганных прохожих? Легко! Отцы выкупят. Поджечь самый крупный бордель, чтоб шлюхи бежали голыми по всем улицам? Да запросто! Поймать купца, который отказался угощать бесплатно, вымазать в дегте и вывалять в перьях? Пара пустяков!
А с благородными как? спросил Бастиан. Господин Арно хмыкнул и покачал головой.
А с благородными дает волю языку, ответил он. Вроде бы без прямых оскорблений, но сами знаете, как это бывает. Иногда лучше в рожу получить, чем всякую дрянь слушать. Его вызывали на дуэли, но там сразу папаша на дыбы становился и обещал: вам жизни не будет, можете паковать свое исподнее и убираться из города.
Так что вызовы забирали обратно
С улицы донеслись чьи-то голоса. Бастиан бросил взгляд в окно шли какие-то молодые хмельные гуляки, поддерживая друг друга.
Ура филину! прокричал один из них, и остальные поддержали с глумливым хохотом:
Ура филину!
По улице раскатилось уханье на разные голоса. Молодые люди явно не были приятелями бургомистрова сына. Арно молча махнул рукой в сторону окна: вот, уже отмечают. Курт Гейнсбро не пользовался ни уважением, ни любовью горожан.
Он пошел в Итман, к Аделин Декар, продолжал полицмейстер, хлопнув ладонью по стопке свежих писем. Напал на нее, ударил на глазах слуг, сыча ее пнул. Ну сыча-то и я бы пнул, уж очень кусается. Цапнул меня однажды за погон, представляете?
Бастиан откинулся на спинку стула и сделал еще один глоток. Кофе почему-то стал немилосердно горчить.
Картина вырисовывалась простая и примитивная. Сын бургомистра почему-либо поссорился с ведьмой. Она не стала терпеть обиды, как это делали остальные горожане, прочла заклинание, и Курт Гейнсбро лишился рассудка, не успев дойти до дома.
Бастиан готов был поклясться, что Аделин не делала ничего подобного. Но он никогда не убедит в этом бургомистра и горожан.
Во всех неприятностях испокон веков винили ведьм.
Что ж, вздохнул Бастиан. Пойдемте навестим этого филина, посмотрим, о чем он там ухает.
Уханье они услышали еще на ступеньках больницы тоскливое и угрюмое, оно летело откуда-то из глубины спящего здания. Доктор Холле, который четверть часа назад вернулся из Итмана, выглядел сосредоточенным и суровым. Набросив на плечи халаты, Бастиан и господин Арно пошли за ним на третий этаж.
Как себя чувствует госпожа Декар? поинтересовался Бастиан. Доктор одарил его весьма выразительным взглядом, и Бастиан понял, что Холле уверен в невиновности Аделин. Уверен и готов сражаться за свою правоту.
Сотрясение мозга, ответил он. Негодяй дал ей пощечину, она упала, ударилась головой о ступеньку. Крепкий череп! Иначе была бы мертва.
Бастиан подумал, что, пожалуй, все в Инегене вздохнули бы с облегчением. Соседство с ведьмой никого не радует, даже если с этой ведьмой поддерживаются вполне приятельские отношения.
Она пришла в себя, продолжал Холле. Я велел ей оставаться в кровати и ни в коем случае не вставать. Вы понимаете, господин Беренгар, что после сотрясения мозга ни один волшебник не способен колдовать?
Бастиан кивнул. Разумеется, он это понимал. Аделин невиновна, и он не собирался ее обвинять в несчастье Курта Гейнсбро.
Конечно, ответил Бастиан. Осталось убедить в этом бургомистра.
Холле презрительно фыркнул.
Курт Гейнсбро сидел в отдельной палате устроившись на корточках на койке, он смотрел в окно на стареющую луну и тоскливо ухал. Когда дверь открылась, и вошли гости, Курт спрыгнул с кровати и принялся бегать кругами по палате, размахивая руками, как крыльями, и злобно хохоча.
Да, очень похоже на филина, не сдержал усмешки полицмейстер. Знаете, это, конечно, плохо, так говорить. Но он это заслужил. Так ему и надо.
Доктор посмотрел на него с искренним уважением.
Бастиан прошел в палату, схватил Курта за руку и, дернув к себе, взял его за плечи. Сумасшедший издал болезненный вздох и снова разразился уханьем. Из уголка рта потянулась тонкая ниточка слюны. Бастиан всмотрелся в глаза Курта, в которых теперь не было и тени разума, и удовлетворенно кивнул.
Да, сказал он. Магия. Его свели с ума направленным магическим ударом.
Бастиан разжал руки, и Курт забрался на койку и повернулся к окну, лицом к луне. На его запястье Бастиан увидел пятна синяков чьи-то пальцы держали сына бургомистра.
Аделин пробовала защищаться? Скорее всего.
Допрашивать тут некого, как я понимаю? осведомился господин Арно. Бастиан утвердительно качнул головой.
Он безумен, произнес он. Боюсь, это не исправишь.
Попробуем, откликнулся доктор Холле. У нас есть замечательный врач, Поль Гошар. Он приложит все усилия.
Бастиан обернулся и понял, чего от него ждут доктор и полицмейстер.
Это не Аделин, твердо сказал он. Да, она могущественная ведьма, но такое заклинание ей не под силу, Бастиан поймал взгляд Холле и добавил: Тем более с учетом сотрясения мозга. На всякий случай жду от вас, доктор, официальных бумаг по осмотру господина Гейнсбро и госпожи Декар с вашими выводами. И уточните отдельной строкой, что ведьма не может колдовать после такой травмы.
Доктор посмотрел на него с искренним уважением, словно ожидал от Бастиана совсем другого и готовился отстаивать невиновность Аделин с той же решимостью, с которой давеча наставлял на Бастиана пистолет.
Летняя ночь клонилась к рассвету в тихом воздухе уже чувствовалось движение ветра и жизни. Где-то в садах начали просыпаться птицы, перекатывая в горлышках песни. Полицмейстер зевнул, спрятал руки в карманы и, поежившись, спросил: