Всю ночь я плакала.
Я знала, что Господь Бог слышит меня. И была уверена, что мои орошенные слезами молитвы наверняка будут услышаны Им.
5
24 маяМы все проснулись на рассвете не потому, что отдохнули, и уж точно не от яркого солнца, поскольку оно не могло проникнуть сквозь побелку. Мы проснулись, потому что снова были вместе. Это лучше, чем любой день рождения или пасхальное утро. Мы также знали, что режим самое действенное оружие против отчаяния.
Алексей остался в постели, колено его распухло и увеличилось практически вдвое. Доктор Боткин склонился над ним с маленькой сумочкой лекарств. Их будет недостаточно. Брату необходимы исцеляющие заклинания. Но радость Алексея от того, что он снова с мамой и папой, немного смягчила его страдания.
Сегодня утром я уже не испытывала отчаяния. Вместо этого мысли были неотступно связаны с синяком на моей груди. Отпечаток фигурки восьми кусочков дерева, которую я хранила на себе с Тобольска.
Я поспешила в гостиную, где отец сидел в кресле возле большой пальмы в кадке и читал газету.
Доброе утро, папа! О, как приятно было сказать это снова.
Он шумно опустил газету.
Доброе утро, Настя.
Я поцеловала его в щеку и набрала воздуха, чтобы заговорить, но папа начал разговор первым. Поспешно.
Побудь сегодня с Марией. Она ужасно скучала по тебе.
Я закрыла рот, ощутив в его голосе предупреждение. И заметила, что двери на лестничную площадку и в кабинет коменданта Авдеева распахнуты настежь. Я поняла намек и подыграла отцу, чтобы возникшие в разговоре паузы не вызвали подозрений.
Ну конечно! Я тоже скучала по ней.
Если я предпочту общество отца в первый же день, это вызовет подозрения. Папа находился здесь целый месяц, а значит, все это время изучал солдат и коменданта. Он даст мне знать, когда будет безопасно поговорить с ним наедине. И все же я успела привыкнуть к длинным коридорам и возможности уединиться, которой располагала в Тобольске.
Мне нужно забыть все, что знаю. Все, к чему привыкла.
Здесь все по-другому. В изгнании.
Но игрушка обожгла мне кожу. Я хотела выяснить, когда ее можно будет использовать. Что все это значит. Что в ней содержится. Мне нужны были ответы, знания. Но папа попросил потерпеть, не сказав ни слова. Так что я провела день с Марией.
Мы позавтракали в столовой, самой красивой комнате в нашем доме, с огромными дубовыми дверями и паркетным полом. Помещение было обставлено темной, тяжелой мебелью, обитой кожей. Мария от меня практически не отходила. Когда я застряла в Тобольске, рядом, по крайней мере, были брат и сестры. Бедной Марии в Екатеринбурге пришлось обходиться без друзей.
После обеда нам разрешили выйти на улицу, и мы практически выбежали из дома на свежий воздух. Если учесть, что наше детство и юность прошли больше на вольном просторе, чем в помещениях мы катались на лодках, собирали урожай, кормили животных, возились в саду, дом Ипатьева казался душным ящиком. И это только в первый день.
Не знаю, как я перенесу пребывание в этом доме, призналась я Марии.
Она обняла меня за плечи, и мы вышли в жалкий садик. Это была всего лишь площадка с клочком травы и несколькими деревьями. Самое большее девяносто шагов по периметру. Я старалась быть благодарной и избегать сравнения с губернаторским домом в Тобольске, который, впрочем, выглядел бледновато на фоне Александровского дворца. С тех пор как я была там, прошло очень много времени, и эта последняя мысль почти не вызвала никаких эмоций. Словно все это относилось к другой жизни.
Они закрасили окна всего неделю назад. Мария задала быстрый темп. Неизвестно, как долго комендант позволит нам оставаться снаружи. Надо размяться, пока есть такая возможность.
Но почему?
Наше прибытие должно было остаться тайной, но когда мы приехали, на станции начались беспорядки. Нам пришлось объезжать недовольных, к дому добирались по длинной дороге. А всего пару недель назад о нашем присутствии написали в газете «Уральский рабочий». После этого окна закрасили, охрану усилили. Думаю, они боятся, что мы подадим сигнал о помощи.
Собаки бегали кругами Татьяна сидела на траве и бросала мяч своим двум щенкам. Но милый спаниель Алексея играть не хотел. Джой сидела у двери, виляя хвостом в солнечных лучах и тоскуя по хозяину.
Бедный Алексей, пробормотала Мария, когда мы проходили мимо Джой. Если бы только мы могли сделать его жизнь счастливой
Как будто охрана нам позволит. Эти люди кажутся крепче, чем водка, которую они пьют.
Три большевика стояли в саду и смотрели на нас. Один из них, казалось, пристально следил за мной и Марией. Я подавила желание проверить матрешку, убедиться, что она в безопасности.
Не все из них, в голосе Марии зазвучали солнечные искорки. Они не настолько восприимчивы, как солдаты в Тобольске, но все же хорошие люди. Папа говорит: они просто пытаются служить своей стране. Проблема в том, что их страна заклеймила нас как врагов. Это не наша вина. Это не вина большевистских солдат.
Я знала, о чем говорит папа. Но Мария звучала на удивление страстно. И когда ее глаза встретились с глазами охранника, который так пристально наблюдал за нами, я поняла, почему. Мария пробыла здесь целый месяц. А у этого солдата доброе лицо. Она нашла друга там, где смогла.
Заш вошел в сад в свежевыстиранной форме, весь напряженный. Он поймал мой взгляд, но потом заметил дружелюбного большевика. Его лицо расплылось в искренней улыбке, и он широко развел руки.
Иван!
Они с Иваном пересекли сад и обменялись крепким рукопожатием. Как они познакомились? Был ли Заш родом из Екатеринбурга?
Мария мечтательно наблюдала за происходящим. Я толкнула ее локтем.
Теперь, когда ты об этом сказала некоторые из здешних охранников кажутся особенно приятными на вид.
Мария вздохнула.
Его зовут Иван.
«Его зовут Заш», мысленно откликнулась я.
Голос Марии звучал устало. Дружбу здесь, должно быть, построить нелегко. Нет ничего более утомительного, чем проявлять доброту и получать безразличие взамен. Я вскинула брови.
Ты уже распаковала свое расшитое бисером платье? Ты в нем свалила бы всех большевиков наповал.
Она вздернула подбородок в притворном высокомерии.
Моя потрясающая фигура была бы слишком приятной смертью для них.
Я рассмеялась. Она тоже. Никто из нас не заметил слез, пришедших вместе с весельем.
Я скучала по тебе, сказали мы одновременно.
Большевики следили за нами, как росомаха за полевкой. Не моргая и не смягчаясь. Так продолжалось несколько дней. Говорят, росомаху невозможно приручить. Я подозревала, что так же дело обстоит и с большевиками.[2]
Скорее всего, это связано с изменением режима и увеличением числа охранников, предположила Мария, когда я поделилась своими мыслями. Теперь у них двенадцать врагов, которых надо охранять, а не только папа, мама и я.
Из-за бдительного надзора не находилось времени, чтобы поговорить с папой наедине. Поэтому я стойко держала матрешку под корсетом и занималась другими делами, например, мило улыбалась охране, как советовал нам отец. Или писала друзьям домой письма которые, вероятно, никогда не будут отправлены. Или играла с Марией в карты и домино, каждый раз ловко обыгрывая ее.
Я читала Алексею сказки, имитируя голоса персонажей и строя рожи. Я притворялась, что не замечаю болезненных гримас, вызванных распухшим коленом. Мы играли с его игрушечными солдатиками, выставляя их как солдат Красной армии против либерально настроенной к нам Белой армии.
Я прочла колдовскую книгу на немецком языке от корки до корки, но нигде не нашла рецепта изготовления чернил. С каждым днем Алексей казался все слабее. Доктор Боткин сказал, что за последний месяц брат похудел больше чем на шесть килограммов. Наш нынешний рацион вряд ли поможет ему восстановить вес. Уже не в первый раз я украдкой поглядывала на матрешку. Ничего не менялось. Возможно, мне придется разбить ее, чтобы освободить заклинание.
Тем временем бутылочка с чернилами для заклинаний, нетронутая, лежала в ранце у Заша. Я начала жалеть, что не украла ее. Большевики похитили наши жизни. Это был бы честный обмен.
И все же у Заша была на то причина, и мне хотелось ее узнать. Может быть, он поделится с кем-нибудь. Я не слишком горда, могу и спросить. Смотреть на то, как Алексей борется с болью, лишенный солнечного света, было поистине невыносимо.
Ты не видела, чтобы здесь использовали или прятали заклинания? беззаботно поинтересовалась я у Марии, когда мы закончили карточную игру.
Не увлекайся колдовством, Настя. Только не здесь.
Я перетасовала карты.
Это для Алексея. Для его колена. И для моего успокоения.