И мы точно узнаем, чья версии правильная, если заглянем в Успенский в 1941 перед взрывом, сказала Маша.
Заглянуть в 41-й немцам в пасть, прямо перед взрывом дело рискованное, Мирославу однозначно не понравилась эта идея. Нужна серьезная подготовка, экипировка, легенда, кто мы такие. Зачем, если в твоем распоряжении весь XVIII и XIX век?
А затем хотела было возразить Маша.
Но Екатерина Михайловна подняла руку.
Полагаю, для эмоциональной чистоты эксперимента проведать в Прошлом голову князя Владимира лучше мне, сказала она.
И преодолев неконтролируемый приступ разочарования, Маша нехотя протянула Кате свой дореволюционный «Путеводитель по Кіево-Печерской лаврѣ».
Оба ее спутника были правы. Целью их нынешнего расследования была вовсе не кража честнОй главы равноапостольного князя из еще не взорванного и не обворованного Успенского храма, (о чем втайне даже от самой себя Маша мечтала с юных лет), и не мрачная загадка взрыва Успенского
Нужно было соотнести честнУю главу Владимира с их приблудившейся и пока неопознанной головой.
Понять, как голова связана с эпидемией?
И для этого требовалась душевная непредвзятость, которой она, Маша, в данном вопросе не обладала.
Можно мне нашего «Йорика»?
Катерина Михайловна взяла в руки Машин шелковый мешочек-ридикюль с головой подержала в руках, передернула колко плечами.
От головы шла энергия столь ощутимая, что Катины ладони вмиг наэлектризовались, стали горячими, энергия одновременно успокаивающая и тревожащая, но скорее радостная, животворящая, особенно на контрасте с унылой и гулкой пустотой ее сердца.
Кате не хотелось выпускать череп из рук Владимир или нет, но, по-видимому, их «бедный Йорик» яркий мужчина, в присутствии которого пробуждается нечто органичное, женское, и тепло расходится по венам вместе с кровью.
А еще ей показалось, что энергия это нездешняя, залетевшая сюда как зюйд-вест. Может «Йорик» иностранец? А с другой стороны все наши князья-Рюрики были иностранцами.
Если в Успенском храме лежал именно он я узнаю его, пообещала Катя, возвращая ридикюль владелице. В любом случае, тризуб Рюриков пока наш единственный след. А голова Владимира единственная, которую мы можем проведать. В поисках голов Святослава и Ярослава придется нам плыть за далекие моря Я пошла! объявила она, и с видом заправского шпиона надела на нос темные круглые очки.
* * *В отличие от Михайловского монастыря, занимавшего нынче лишь небольшую верхнюю часть Владимирской горки, Печерская лавра казалась бесконечной.
Особенно сейчас, когда ее белые крепкие крепостные стены сливались с белыми снежными холмами, и белыми, покрытыми инеем кронами деревьев монастырского яблоневого сада, и с выбеленным снегом заледенелым Днепром, и даже с самим небом щедро раздаривавшим белые снежинки прохожим.
Десять веков Лавра возлежала на Печерских холмах четырьмя ярусами вниз. Не считая пятого подземного.
И от золотого креста лаврской колокольни, бывшей некогда самым высоким зданием Города, до гроба с Ильей Муромцем, в недрах лаврских пещер, было не меньше ста пятидесяти метров.
Верхняя Лавра с восстановленным Успенским храмом, Надвратной церковью, колокольней, была вершиной белого православного айсберга.
Ярусом ниже, на распутье, располагалась их «Трапезная».
И уже от нее дорога шла круто вниз к Ближним пещерам, лежащим на третьем нижнем ярусе.
Сейчас все эти дорожки-пути, вверх и вниз, заполонила небольшая Никольская ярмарка. Сегодня праздновался день святого Николая. Но раньше все три зимних дня Варвары, Саввы, Николы люди именовали «Никольскими святками», и веселились, не взирая на пост и даже названия «варварить», «саввить», «николить» означали некогда гулять до упаду.
И нынче вокруг царило уже почти предновогоднее веселье. В маленьких ярмарочных лавках продавались лаврские шоколадки и печатные пряники в виде рыбок, домиков, коровок и птиц; цветастые платья и платки, монастырский мед из Мгара, лаврский фиточай и церковный кагор в нарядных подарочных бутылках, фаянсовые ангелы, выводок излишне ранних пасхальных яиц из бисера, душеполезные книги, иконки и фотографии Лавры.
Мокрый снег покрывал тонким слоем вымощенную гладкой круглобокой брусчаткой крутую дорогу вниз.
И Маша вдруг заскользила и поехала на своих же подошвах, маша руками и пытаясь сохранить равновесие, Мирослав подхватил ее за руку, и они помчались вниз как два лыжника без лыж, смеясь от неожиданной радости этого спуска.
И Маша вдруг заскользила и поехала на своих же подошвах, маша руками и пытаясь сохранить равновесие, Мирослав подхватил ее за руку, и они помчались вниз как два лыжника без лыж, смеясь от неожиданной радости этого спуска.
И Маша успела подумать, что сейчас они с Миром совершенно безмятежно счастливы. И пусть, пусть, пусть так будет всегда!
Ой, смотри, Мир, смотри давай купим тот подсвечник!
Вырвав руку, Маша направила указующий перст на синего ангела, заелозила ногами, не удержалась и плюхнулась на спину.
Прямо над ней оказалось бесцветное зимнее небо.
Его заслонило лицо Мирослава:
Сильно ударилась?
Нет, опершись на его ладонь, Маша рывком встала на ноги.
Кстати а твоя голова часом не мироточит?
Моя еще нет, Маша недовольно коснулась ушибленной макушки.
Ее голова, поцеловавшись с брусчаткой, осталась практически равнодушной к сему незапланированному знакомству.
А вот тело решило напомнить о себе. Боль вцепилась когтистой лапой в живот, потянулась к сердцу. Хоть прошло меньше часа, и было рано читать Воскрешение Но сердце
Сердце, словно обезумело, вознамерившись прорвать пудовой тяжестью грудь. И Маше захотелось снова упасть на колени, склониться к покрытой снегом земле, обнять себя крепче, чтобы удержать сердце в груди.
«Где сейчас ваше сердце?»
«Где сердце там и беда»
И хоть Маша никогда не была особо верующей, она явственно осознала, что сейчас ее сердце здесь, в Киевской Лавре.
И беда тоже здесь
Все люди, гулявшие сейчас по Печерским холмам, мужчины и женщины, старики и дети, любопытствовавшие и истинно верующие, матери, явившиеся на ярмарку за «николайчиками» под подушку, и будущие попадьи, интересующиеся «одеждой от православного дизанера Прова», иностранные туристы, японцы, немцы, индусы, прибывшие сюда, чтоб поставить галочку после посещения второй главной после Софии достопримечательности Киева, и паломники, приехавшие на перекладных в эту, уже чужую страну, дабы хоть раз прикоснуться, припасть к мощам преподобных отцов Печерских, безмездного врача Агапита, иконописца Алипия, Марка Гробокопателя, Исайи, пострадавшего от бесов все-все-все они ходили по тонкому льду счастья Никольских святок, тонкому, как свежий декабрьский лед, стянувший широкий Днепр, раскинувшийся у подножия Лавры.
А под этой хрупкой скорлупой уже ворочалась черная бездна, беда Моровица, готовая проглотить всех оптом в один-два глотка.
Она была уже здесь, прямо в Киевской Лавре, избрав главным блюдом исхоженное туристическое место скопление людей, паломников, празднующих.
Она уже отпечаталась еле заметной синевой на лицах мамочек и иностранцев, ярмарочных продавцов и чернорясых насельников Лавры.
Пройдет десять-пятнадцать, много двадцать минут, и кто-то из них упадет, кто-то утонет в жару и бреду, кто-то умрет спустя всего пару часов
Мадам Моровица уже заказала себе в трапезной Лавры монастырское блюдо и вот-вот приступит к еде.
Что же делать? Читать Воскрешение еще раз? Раньше срока? Подождать?
Нет
Она должна их спасти!..
Маша втянула чужие болезни и боли одним движение, как втягивают живот. В тот же миг боль стала невыносимой. Но Маша была готова к удару и даже нашла в себе силы отстраниться от него, чтобы точно назвать имена своих болей.
Сердце и печень. Все остальное лишь общее недомогание, как она и сказала Демону. Есть только две важных точки два очага болезни, две беды.
Лавра. Подол.
А где беда там и спасение?
Маша, тебе плохо? Опять началось? тряс ее Мир.
Младшая Киевица успела рассказать Мирославу о том, как она, Маша оказалась чем-то сродни куклы ведьмы. Колешь куклу иглой беда случается с человеком. Излечишь куклу излечишь и живой образец. Только в данном случае кукла Маша тоже живая.
Началось Дай мне минуточку. Ты пока добудешь мне ангела?
Мирослав исчез на минуту, и ее хватило вполне, чтобы повторить Воскрешение.
Держи! фаянсовый синий ангел-подсвечник оказался у Маши в руках. Тебе уже лучше?
Да, честно ответила она, выпрямляясь.
Точно лучше?
Да, Маша довольно сунула крохотного ангела в карман.
Самочувствие снова было прекрасным. До следующего приступа оставалось не меньше часа.
Тогда я вот о чем подумал, сказал Мирослав. Раз мы уже в Лавре, ищем для твоего подшефного «Йорика» место под солнцем, может, покажем его мироточащим головам из Нижних Пещер? Вдруг они с ним знакомы?