Это не я
Она возникла пред ним.
Маленькая, росточком не выше покойного херувима Петруши, в золотой короне, с прекрасными лицом и белыми вьющимися волосами до самого пояса.
Она не была несказанной красавицей.
Она излучала свет, как свеча, горящая посреди непроглядной ночи.
И он не мог поверить глазам, и хотелось закрыть их одновременно от страха, что глаза ему лгут, и от восторга.
Может, это лишь сон?
Может, видение?
Это не я исцелила тебя, сказала Варвара, а твоя мать. Ее вера.
Ты помогла кобзарю Ты почти воскресила его!
Это не я это вера твоя.
Она улыбнулась и словно стала ярче, отчетливей.
Я лишь окно, сказала она. Я ваше окно в Небеса. Я могу открыть людям окно, могу протянуть вам руки, могу бросить вам лестницу Но взобраться по ней ты должен сам, только сам. Не я вы сами творите свои чудеса. Если верите.
А потом все исчезло.
И он так и не понял, было ли это все наяву.
* * *Немного постояв в узком коридоре, он постучал в келью отца иеромонаха Александра.
Самый послушный послушник обители Алексей еще никогда не приходил сюда сам, лишь по приглашению дяди.
Дядька сидел за столом, склонившись над целым ворохом бумаг, хмурился.
Чего тебе? узнал шаги племянника он. Знаешь уже? Приятель твой из монастыря убежал. Туда ему, окаянному, и дорога. Вся его суть пустословство и болтовщина, весьма далекие от святожительства
Дяденька, я видел сегодня святую Варвару! в великом волнении сказал Алексей.
Лицо отца Александра стало усталым и кислым, будто племянник сморозил несусветную чушь.
Верно твоя мать-покойница сделала, что в обитель святую отдала. После той болезни ты совсем стал блаженненьким. Здесь, в монастыре, тебе самое место Под моим присмотром.
Дядя, я правду вам говорю Я видел ее!
Это невозможно, терпеливо сказал отец Александр. Он встал, и на всякий случай встревоженно прикоснулся ко лбу племянника.
Как же так невозможно? Ведь в нашем «Варварнике», написанном рукой самого святителя Дмитрия Ростовского, говорится, что изволила Варвара однажды явиться к игумену Феодосию Сафоновичу Она являлась ему!
К Феодосию являлась. А к тебе нет. Она не каждому может явиться.
Но ведь может она!
Может, но не тебе, сказала дядька и, показывая, что завершил разговор, бесцеремонно подтолкнул Алешу к двери.
Почему?
Да кто ты такой, тля своевольная! осерчал дядька, и щекастое лицо его стало как две свеклы, сложенных вместе. Кто ты такой, чтоб к тебе святая великомученица Варвара являлась? Если ты и видел чего-то, то будь осторожен, то Дьявол тебе является, а не она!
Если бы я сказал, что мне Дьявол явился, ты бы мне и тогда не поверил ты не веришь в Варвару! вдруг осознал Алексей.
И ужаснулся своему осознанию.
Потому дядька и убедил благочинного закрыть монастырь, потому и не пустил умирающего Петра Он не верит в чудеса Варвары!
Только я видел ее, повторил Алеша упрямо. Видел с белыми длинными волосами.
Откуда ты знаешь, что белые у Варвары были власы? Или ты был тут со своим нечестивым приятелем, когда он мою келью взломал? Он рассказал тебе? Дай клятву, что больше никому не расскажешь об этом! Побожись немедленно побожись на иконе Святородительницы! заревел отец Александр, хватая со стены и приближая к нему образ Владимирской Матери Божьей.
Тут могло бы сложиться по-разному, мог Алексей заверить дядьку, что ничего Федор ему не рассказывал, и дядька поверил бы, зная, что простодушный племянник так и не научился врать. Но, опешив, Алексей лишь молчал и глупо хлопал глазами.
И тогда дядька сказал ему правду.
Страшную правду.
Пойми. Это тайна Им пришлось это сделать А как же иначе? Ведь это наша святыня Как, как мы могли ее потерять?!
Глава девятая,
в которой все объясняется
Благородний боярин і воєвода київський Петро Васильович Шереметєв сам мені розповів про чудесне одужання жони своєї Анни Федорівни. Коли приїхав він з жоною до Києва на воєводство року 1666 місяця грудня 28 дня, від того часу жона його, перейнявшись великою вірою до святої Варвари Того ж року місяця липня сильно занедужала, будучи вагітною, і 8 липня така тяжка хвороба найшла на бояриню Анну, що й говорити не могла, всі вже не сподівалися, що вона виживе. Тоді боярин послав свого вірного слугу до Лизецького з грошима для монастиря, щоби за бояриню було відправлено молебень при мощах святої Варвари А коли відспівали молебень, і слуга, прийшовши, сказав бояринові, що вже відспівано у святої Варвари молебень, одразу ж після цих слів промовила бояриня, що легше їй стало, і народила сина
Прибывшая на объявленный Машей общий слет в Башне Киевиц Василиса Андреевна остановилась на втором этаже, тяжело оперлась на готические перила и с отвращением втянула воздух носом. И Катерина (повстречавшаяся с ней у входа внизу, сбежавшая с бала «Простите меня, Виктор. Оставить вам туфельку? Будет коллекция») узнала это движение: так же неприязненно и подозрительно глава киевских ведьм принюхивалась еще в предыдущую встречу.
Я не могу идти туда, Василиса с ужасом осмотрела белую лестницу с огромным квадратным пролетом, с лепными драконами, прячущимися по углам. Здесь воняет, как в церкви!.. почти вскричала она. Ее лицо покрылось холодным потом, тугая безразмерная грудь вздымалась. Простите Василиса дышала тяжело и прерывисто как отравленная собака, простите с трудом прошептала она, извиняясь то ли за свое недомогание, то ли за сравнение Башни с храмом ненавистного ей Бога. В любом случае, слова были лишь рудиментом вежливости. С трудом сдерживая приступ, она побежала вниз по ступеням.
Юная ведьма Акнир с любопытством посмотрела начальнице вслед.
О чем собственно речь? спросила Катерина Михайловна. Ты тоже чувствуешь это?
Чувствую но не так, призналась помощница Главы киевских ведьм. Я хоть и ведьма, но дочь Киевицы, хранительницы Города Веры и Ведьм. Но и я, пожалуй, лучше пойду. Передайте Маше, все ведьмы готовы к созданию обетного полотна. Коли повелят наши Ясные Пани, начнем прямо с утра. Хоть я знаю, у вас все под контролем, и ни один человек в Киеве за последние сутки еще не ушел в Ирий, проведать предков.
Но о каком запахе речь? Катерина недоуменно принюхалась она не чувствовала ничего.
Те из нас, кто не в силах войти в церковь, описывают его по-разному, ответила Акнир. Но для всех он невыносим. Если же вы не чуете его, то для вас и запаха нет. И это занятно, ведь вы, насколько известно, тоже плохо переносите храмы. А Даша церкви не выносит во-още, весьма удачно скопировала она любимое словечко подруги, но она сейчас там, в Башне?
Да.
Выходит, по непонятным причинам, этот «храм» благоволит к вам, сказала Акнир. Она колебалась. Ей очень хотелось подняться наверх, узнать имена непонятного благоволящего храма и Машиной тревоги, вынудившей младшую из Киевиц объявить новый «шабаш». Но неведомый запах отпугивал юную ведьму и, попрощавшись, она с видимым сожалением пошла прочь.
Даша находилась в Башне, кормила на кухне рыжую кошку.
Маша восседала прямо на ковре у безмолвного черного камина, перед низеньким столиком с малахитовой столешницей, в оккупации старых книжек и новеньких, аккуратно разложенных листочков с выписками.
А по краям книжных полок с видом белоусого и белолапого архивариуса ходила Беладонна, готовая сбросить к ногам Маши очередную необходимую книгу прежде, чем Киевица успеет протянуть руку или сформулировать желание.
И это, несомненно, означало, что Машина мысль победным маршем шествовала в направлении финальной разгадки. (Катя давно приметила: пока Киевицы «плутают в трех соснах» кошки предпочитают отсутствовать, видимо, из нежелания лицезреть столь душераздирающе жалкое зрелище).
Информирую вас, объявила Дображанская. Мы только что получили окончательное доказательство: наш «Йорик» святой! Василиса и Акнир не смогли зайти в Башню. Сказали, у нас здесь храм. И это было ругательство.
Тогда почему мне «Йорик» по фигу? У меня от попытки посетить вашу дурацкую Лавру когда-то был натуральный ожог, сказала Даша, заходя в круглую комнату.
Потому что конкретно этот святой прибыл к нам Трем на помощь сказала Маша. Мир так и не появился? Она расстроилась, но почему-то совершенно не удивилась данному факту. Ладно, начнем
Ковалева выпрямилась, встала на колени (так проще было дотягиваться до ковра и низкого столика), и хоть коленопреклоненный оратор выглядел странновато, начала уверенно и с пафосом.
1770-е одна из самых ужасных эпидемий Киева. В Городе жили тогда примерно восемьнадцать тысяч человек. Чума унесла половину десять тысяч. Черная Смерть не щадила никого ни грешных, ни праведных, ни будущих святых. В 1770-м в Лавре умер от чумы Павел Тобольский, канонизированный недавно В 1771-м во Флоровском монастыре умерла монахиня Нектария она же княгиня Наталья Долгорукова. А в 1772-м в Киеве был построен новый Город Мертвых первое чумное кладбище Киева.