А тот парень из «Best Buy»? Красавчик.
Одного его мало. Он ведь был номером три, помнишь? Мне нужны два новых. Или он может передвинуться, подняться на второе место, но тогда мне все равно нужен новый третий. Мне нужны трое.
Наблюдая за Клэр, видя ее безумие, я убедилась, что поступила правильно, вернувшись в группу. Она может завести гарем из тысячи жеребцов, но правда в том, что никто не удовлетворит ее потребность во внимании и заботе. Заполнить эту пустоту так же невозможно, как бездонную пропасть. Клэр желает преданности, но стоит кому-то из них даже тому, кто нравится ей больше других, например Дэвиду, потребовать того же от нее, как все мгновенно заканчивается. Если бы он по-настоящему полюбил ее, попросил переехать к нему, она устала бы от него уже через месяц. Взглянув на Клэр, я поняла, что в целом мире нет того, кто смог бы сделать это для нас. Заполнить пропасть. Вот почему от пробелов у Сафо веет такой грустью. Там, где было что-то прекрасное, теперь пустота. Все стерло время. И с этим никто не может ничего поделать. Кто-то пытается всунуть что-то свое, какую-то биографическую чушь. Я с самого начала притворялась, говорила себе, что там никогда ничего не было, и делала это, чтобы не чувствовать боль утраты. Хотела остаться неуязвимой для времени, невосприимчивой к боли. Но притворство не срабатывало, обмануть себя не получалось. Все растворялось, исчезало. На самом деле полного довольства никто и не хотел. На плаву мы держались только благодаря иллюзии, всей этой суете, связанной с представлением, что однажды мы получим все и даже с лишком. Но ведь если все получил, то и никакого удовлетворения уже нет. Ты просто переключишься на что-то другое. Единственный способ не утратить аппетит принять пустоту и не пытаться засунуть в нее кого-то еще.
Попрощавшись с Клэр, я первым делом заблокировала на телефоне Гаррета и удалила приложение Тиндер. Потом отправилась в «Whole Foods» и накупила всякой дорогущей всячины: филе трески, моллюсков, хорошего оливкового масла, бутылку белого вина, черных трюфелей, лук-шалот, лисичек. Не забыла и ингредиенты для любимого блюда Доминика индейку, горошек, цукини. И пусть повар я не самый лучший, нас ждало небольшое пиршество.
Сначала я приготовила ему. Мне нравилось смотреть, как он ест, как полностью отдается процессу и не отвлекается на постороннее, сразу переходит к делу и не тратит время даром. Мне нравились звуки, которые он издает своими черными губами и розовым языком: чавканье, причмокивание, урчание. Время от времени он останавливался и, продолжая жевать, бросал на меня взгляд, словно говоря: «Ну и на что ты смотришь? Я просто ем. Мы все это делаем, ты же знаешь».
Позаботившись о Доминике, я приготовила филе и моллюсков в белом вине и оливковом масле, поджарила до хрустящей корочки грибы и лук-шалот. Получилось восхитительно. Я допила вино и села за Сафо.
Пробелы у Сафо не являются намеренно созданным негативным пространством, и я не предлагаю признавать их таковыми. Слова ушли, исчезли и уже не вернутся. Можно пытаться заполнить пустоты биографическими знаниями, но они не продублируют музыку. Гадание над брешами не способно имитировать музыку. Как не способно имитировать пропавшую музыку и молчание самих пустот. Но молчание ближе к ней.
Уж не помогла ли мне Клэр, сама о том не догадываясь, найти новое направление, новую обоснованность моей работе? По крайней мере, я допускала, что моя собственная идея нельзя признавать умышленным то, что никогда умышленным не было, даже если смотреть на это сквозь искажающие академические очки, оказалась ерундой. Однако другой важный пункт моего исследования оставался нетронутым: недопустимо заполнять пропуски деталями биографии или отсебятиной. Так что же тогда делать с ними дискомфорт незнания? Как наслаждаться тем, что есть, не пытаясь угадать, что еще могло бы быть? Я была пьяна, но вопрос получился толковый. И вообще писалось хорошо. Тем не менее около полуночи я незаметно для себя снова оказалась на камнях. Было свежо и прохладно, а я даже не захватила свитер. Оглядев берег, я в смущении остановилась. Тео не было, но я вообразила, что он где-то здесь или там, среди волн, что он наблюдает за мной, видит, как я ищу его, и смеется. Оправдываясь перед собой, я притворилась, что пришла сюда просто так, что мне всего лишь захотелось побыть около океана. Но легче не стало. Я расстроилась.
И повернула к дому.
И повернула к дому.
Люси, произнес голос.
Тео! Прятался за камнем? Я никак не могла его понять. Когда я чувствовала, что он наблюдает за мной издалека, не был ли он на самом деле близко? Он словно выскочил из-под земли в нескольких футах от меня.
Ты вернулся, сказала я, давая понять, что рада видеть его, но не более того. Где он был, я спрашивать не стала.
Вернулся. Как твои свидания? Все хорошо?
Отвратительно.
О, жаль.
Каждое как маленькая смерть.
Забавно. Ты словно маленькая смерть.
Что?
Ты, да Такая мрачная, угрюмая, но очаровательная. Мне нравится.
Хм-м, раньше мне ничего такого не говорили.
В тебе есть что-то такое. Ты знаешь о смерти, ты сознаешь ее, а большинство людей этого не понимают. Но ты не убийца. Ты мягкая тьма.
Мягкая тьма.
Да, я сознаю присутствие смерти. Я подумала о случае с пончиками. В школе я красила губы черной помадой, а ногти черным лаком.
Я хотел сказать другое. У тебя это от рождения.
А ты? Какая у тебя история?
Боже, терпеть ее не могу.
Держу пари, тебе есть что рассказать.
Что именно ты хочешь знать? Тео направился к берегу, и я заметила мелькнувший под волнами гидрокостюм.
Где ты живешь?
Неподалеку.
Как загадочно. Ты сознаешь смерть?
Задавая этот вопрос, я ощутила холодок страха. То, что он не показывался из воды полностью, производило сильное впечатление. В нежелании раскрываться чувствовалась угроза отказа. Из-за этого я и нервничала немного. Да и замечание насчет меня и смерти прозвучало бы немного зловеще, если бы не небрежный тон Тео. Я ведь совсем его не знала, а он был сильнее меня и мог легко стащить с камня в воду и утопить. Но я доверяла ему полностью, по крайней мере в том, что касалось моей безопасности. Тем более после комплимента насчет моей близости к смерти и моей ответной реплики. Мы оба сошлись на том, что смерть моя территория. Я была Профессором Смерти. И лишь во вторую очередь женщиной средних лет, у которой проклюнулись серьезные чувства к юному незнакомцу в воде.
Я знаю о смерти, сказал он.
Ты хоть раз видел, как умирает человек? Вблизи? Один на один?
Да, видел. И не один раз.
Страшно, правда? Сам процесс умирания. Самой смерти я не боюсь, но умирание пугает до чертиков.
Я не боюсь умереть.
Не боишься?
Теперь профессором был он, а я пусей.
Я бы сказал, что смерти боюсь меньше, чем жизни.
Вообще-то я могла бы согласиться с ним.
Думаю, я одинаково боюсь и жизни и смерти.
Так оно и было на самом деле.
А что в смерти пугает тебя больше всего? Боишься, что будешь сожалеть о жизни?
Нет. Я покачала головой. Думаю, меня пугает сам процесс. Например, удушение. Я так боюсь, что стану задыхаться и запаникую. Я паникую, даже когда иду к дантисту. Плохо справляюсь с дискомфортом. Наверно, больше, чем что-то другое, меня пугает дискомфорт и мой собственный страх в связи с ним.
В какой-то миг может быть страшно. Даже на несколько минут. Но потом, судя по тому, что я видел, приходит чувство свободы.
Допускаю. Но как раз этого страха перед свободой я и боюсь. Если бы просто уснуть просто уснуть и уже не проснуться, то я согласилась бы в любое время. Даже сегодня вечером. Но я боюсь, что буду в сознании, когда это случится.
Я чувствую то же по отношению к тебе. Чувствую, что ты была бы счастлива пойти и уснуть.
Почему? Потому что я такая скучная?
Вовсе нет. Наоборот. Но я чувствую, ты страдаешь.
Такие речи только на сцене произносить, подумала я и поднялась.
Да. Что ж, жизнь тупая штука.
Я тоже страдал. И болел.
Ему все же удалось меня заинтересовать.
Вот как?
Да. Проблемы с желудком. Ужасные спазмы. Расстройство кишечника. Сам не знаю, зачем я говорю тебе об этом.
Не знаю, почему слово кишечник меня рассмешило.
Что за проблемы? Не можешь сходить или ходишь слишком часто?
И то и другое. В разные дни по-разному.
Извини, что смеюсь. Ничего смешного здесь, конечно, нет. Странно только, что ты обсуждаешь это с незнакомым человеком.
Ты же знаешь, сейчас все так делают.
Знаю. Так что, ты же не обделался в гидрокостюм?
Я уже смеялась так, что в уголках глаз собрались слезы. Глядя на меня, и Тео ухмыльнулся.
Это конфиденциальная информация. По-моему, мы не настолько близко знакомы, чтобы делиться такими подробностями.