Направление выдерживалось северо-восток. Дремучая зона вскоре оборвалась, деревья расступились, показалась проселочная дорога. Снова находили окурки от советских папирос, обгорелые спички. Небольшой перелесок, справа остался заброшенный хутор незнакомая группа его проигнорировала, прошла мимо.
За перелеском деревня старые, просевшие в землю халупы, покосившиеся ограды. Следы вели вдоль околицы. Все видимое пространство поросло бурьяном. Трава на пригорке стояла по пояс. В деревню диверсанты, похоже, не входили, но прошли совсем рядом.
Самое странное, что в деревне жили люди. Белел платочек старая женщина ковырялась с тяпкой на чахлой грядке. На завалинке у крайней избы сидел старый дед с белой бородой и равнодушно смотрел на объявившихся в поле офицеров. Как тут выживали люди уму непостижимо. Брошенные на произвол судьбы, они не были интересны ни немецким оккупационным властям, ни сменившей их Советской власти.
На пригорке паслись костлявые клячи, косили на пришельцев выпуклыми глазами. Эта живность тоже никого не интересовала. Использовать ее в пищу было опасно, в качестве тягловой силы рискованно, выдержит ли.
А вот и кавалерия, подметил Караган. Можно забыть про нашу машину и продолжить путешествие верхом.
Ну, не знаю, засомневался Цветков, а ты умеешь их заводить?
Загулял волнами бурьян, с пригорка скатился пацаненок лет десяти в длинной до колен рубахе, зыркнул глазенками, просочился через плетень и был таков. Старик на завалинке даже ухом не повел.
Подрастающее поколение, заметил Цветков. Зайдем в деревню, товарищ майор, побеседуем с гражданами?
Давай, кивнул Кольцов. Только быстро.
Они сменили направление, перелезли через плетень, направились к деду на завалинке. Старик прищурился, всматриваясь в незнакомцев.
Он был неприлично стар. Возникала мысль, что он прекрасно помнил Крымскую войну, отмену крепостного права. А вот Первую мировую вряд ли помнил, потому что уже тогда был старый.
Дедушка, немцы в деревне есть? пошутил Цветков.
Ась? Старик вытянул шею, приложил высохшую ладонь к уху.
Понятно, усмехнулся Караган.
Во дворе избы их встретила худощавая женщина средних лет. Она куталась в обмусоленный платок, нервно теребила его края. Женщина волновалась, что-то щебетала на певучем белорусском языке. Понять ее было бы можно, если бы она так не тараторила.
Болезненная реакция на форму, предположил Караган, покосившись на Цветкова, неважно, на какую.
Кольцов изобразил располагающую улыбку и попросил женщину говорить медленнее. Взаимопонимание наладилось через несколько минут. Олеся Александровна коренная жительница деревни, раньше работала в колхозе, но с лета 41-го года, по понятным причинам уже не работала. Муж на войне, где именно неизвестно. Деревня практически пустая половина населения ушла в полицаи, половина в партизаны, и тоже никто не вернулся. Из населения только несколько бабок, про которых давно забыли, никому они не нужны. Тот старик, на завалинке, родной дед Олеси, голоногий отрок Петруха соответственно, правнук, а Олесе племянник, и больше у пацана никого, поскольку круглый сиротинушка
Ну, и зачем мы тут торчим? спросил Цветков.
Чужих видели в деревне или в округе? спросил женщину Кольцов.
Олеся Александровна энергично замотала головой.
А он? показал Павел на торчащий из двери нос мальчонки.
И он не видел! продолжала мотать головой местная жительница.
Может, у парня спросим? предположил Павел. Вы не волнуйтесь, Олеся Александровна, мы только спросим, и поманил пацаненка пальцем.
Тот подходил какими-то витыми кренделями, с опаской, нерешительно.
Да не бойся ты, Петр Батькович, улыбнулся Павел. Признавайся, видел чужих сегодня или вчера, позавчера?
Парнишка сделал большие глаза и тоже энергично замотал головой.
Не, не бачыв, дзядзечка, нічога не бачыв и при этом как-то подозрительно покраснел.
Знаешь, друг, строго сказал Павел, вот я, например, в твоем возрасте никогда не врал.
А калі пачалі? вынув палец из носа, осведомился отрок.
Офицеры засмеялись.
Слышь, малый, сказал Безуглов, ты нас за нос не води, договорились? А не то зараз этот нос оторвем.
Пацаненок тяжело вздохнул (очевидно, и немцы обещали ему то же самое) и вдруг начал рассказывать! Это было три ночи назад. Проснулся он у себя в комнате чисто по нужде. Покинул кровать, выбрался через окно в палисадник, припал к плетню, удовлетворил по-быстрому свои физиологические потребности Да так и застыл: за плетнем на косогоре стали появляться люди! Он ведь не дурак, в школе учился, знает, кто такие привидения. Это они и были! Плыли молча, словно не касались травы один за другим, в полной гробовой тишине. Не люди, а пятна! Хотя, возможно, они были закутаны в накидки. Пацана они не видели, даже не смотрели в его сторону. А он стоял как пень и умирал от страха, не мог пошевелиться. И хорошо, что не мог, иначе его бы заметили. А так он сливался с плетнем и молодыми липками. Люди прошли, скрылись за пригорком, тогда он начал отмирать. Удивительно, что такой страх вдруг обуял. Как будто незнакомцев никогда не видел. Вот сейчас, например, видит, и ничего!
Офицеры засмеялись.
Слышь, малый, сказал Безуглов, ты нас за нос не води, договорились? А не то зараз этот нос оторвем.
Пацаненок тяжело вздохнул (очевидно, и немцы обещали ему то же самое) и вдруг начал рассказывать! Это было три ночи назад. Проснулся он у себя в комнате чисто по нужде. Покинул кровать, выбрался через окно в палисадник, припал к плетню, удовлетворил по-быстрому свои физиологические потребности Да так и застыл: за плетнем на косогоре стали появляться люди! Он ведь не дурак, в школе учился, знает, кто такие привидения. Это они и были! Плыли молча, словно не касались травы один за другим, в полной гробовой тишине. Не люди, а пятна! Хотя, возможно, они были закутаны в накидки. Пацана они не видели, даже не смотрели в его сторону. А он стоял как пень и умирал от страха, не мог пошевелиться. И хорошо, что не мог, иначе его бы заметили. А так он сливался с плетнем и молодыми липками. Люди прошли, скрылись за пригорком, тогда он начал отмирать. Удивительно, что такой страх вдруг обуял. Как будто незнакомцев никогда не видел. Вот сейчас, например, видит, и ничего!
Ладно, перебил Павел, это было три ночи назад? Не две, не четыре?
Малец яростно закивал.
Сколько их было? Считать-то умеешь?
Считать Петруха умел, а также умел выполнять и другие арифметические действия. Он немного подумал, поднял два кулака и резко растопырил все десять пальцев. Потом еще подумал и загнул на левой руке мизинец. Снова подумал и разогнул. Оперативники смотрели на две растопыренные пятерни.
Что означает либо девять, либо одиннадцать, пошутил Караган.
Ты уверен? спросил Кольцов, дождался утвердительного кивка и стал дальше задавать вопросы. Может, пацан почувствовал какой-то запах? Или брякнуло что-то? Или словом привидения обмолвились? Ну, хоть что-то! Какая у них была одежда, помимо этих балахонов?
Дзядзечка, вы такі бесталковы загорячился пацан. Хіба прывіды кажуць? Праплылі міма мяне, тут я і отмер, да дому пабег Больше не памятаю нічога, можа, здалося?
Это точно, привидения не разговаривают, задумчиво изрек Караган. Поздравляю, командир, ты был прав: прошли две группы. Одну мы ликвидировали, а другую потянуло в неизвестном направлении. И цель их неясна В принципе, ничего удивительного, пожал плечами капитан. Сколько их было, сколько есть и сколько, к сожалению, будет Олеся, водицы можно испить? повернулся он к хозяйке, которая стояла ни жива ни мертва и тряслась за ребенка, думая, что сейчас его потащат в застенки НКВД, а лучше квасу, если позволите, поправился Караган, говорят, вы гоните такой бесподобный квас
В этот час им больше всего не хватало служебно-розыскной собаки. Следы терялись, потом возникали, менялся антураж. Кольцов скрипел зубами: это случилось три ночи назад! Выходит, люди Циммера больше суток сидели в болоте, кормили комаров и ели свои галеты. Плевать хотел он на людей Циммера их уже не существует.
Беспокойство вызывала вторая группа. Она уже два дня находилась на советской территории, а органы пребывали в полном неведении. Рано делать выводы, он продолжал гнать своих людей.
Снова безлюдная местность, перехлесты проселочных дорог. Ночью прошел дождь, искать следы становилось труднее. Мучила жажда, хотелось есть.
Из-за перелеска выскочил внедорожник с патрулем, устремился им наперерез. В этом не было ничего особенного на севере дислоцировалась механизированная бригада.
Руки вверх, оружие на землю! крикнули красноармейцы. Оперативники чертыхались такую энергию, да на полезные бы дела!
Но служивые были правы: поди определи, кто эти четверо. Корочки СМЕРШ никого не впечатлили, хорошо, что один из патрульных признал знакомое лицо хотя мог бы это сделать и раньше!
Ефрейтор, какого ляда?! огрызнулся Цветков. Протри глаза, вспомни! Ты же на часах вчера стоял при штабе! Сколько раз мы мимо тебя ходили!
А, ну да смутился покрытый оспинами красноармеец. Это вроде бы свои. Просто вид у них сегодня не гвардейский
Сержант колебался, кусая губы. Очень уж хотелось ему прибрать этих грубиянов и отправить под конвоем в город для всестороннего выяснения личностей. Пришлось пригрозить трибуналом и кирпичной стенкой за воспрепятствование работе контрразведки в условиях военного времени.
«Да свои они, товарищ сержант, не видите, что ли? Пусть идут своей дорогой, зачем нам неприятности?» Патруль поехал дальше, офицеры собрали брошенное в траве оружие, стали дружно возмущаться.