Дамы и господа, я призываю вас вместе со мной приступить к церемонии проводов Америки Сингер, нашей любимой Дочери Иллеа! провозгласил мэр.
За спиной небольшой оркестр заиграл национальный гимн.
И снова раздались приветственные возгласы и полетели цветы. Внезапно мэр зашептал мне на ухо:
Ты не хочешь сказать что-нибудь всем этим людям?
Я не знала, как ответить «нет» так, чтобы не показаться невежливой.
Спасибо, но я так взволнована, что, наверное, не сумею.
Он накрыл мои руки ладонями:
Ну разумеется, моя милая девочка. Не волнуйся, я обо всем позабочусь. Во дворце учат подобным вещам. Тебе это не помешает.
Мэр принялся рассказывать собравшимся о моих качествах, стыдливо упомянув о том, что для Пятерки я очень умна и привлекательна. Он производил впечатление человека неплохого, но даже самые хорошие представители высших каст порой вели себя невоспитанно.
Я обвела взглядом толпу и вновь наткнулась на Аспена. На его лице застыла мука. Полная противоположность выражению, которое я видела несколько минут назад, когда он обнимал Бренну. Очередная игра? Я отвела взгляд.
Мэр закончил говорить, я улыбнулась, и толпа вновь разразилась овациями, как будто он только что произнес самую великолепную речь в истории человечества.
Внезапно оказалось, что уже пора расставаться. Мици, приставленная ко мне помощница, велела быстро и без лишнего шума попрощаться с родными, после чего мы пройдем обратно к машине и отправимся в аэропорт.
Прижав меня, Кота сказал, что гордится мной. Потом, нимало не стесняясь, велел упомянуть о его творчестве в разговоре с принцем Максоном. Я вежливо вывернулась из его объятий.
Кенна расплакалась.
Мы и так почти не видимся. Что же будет, когда ты уедешь? всхлипывала она.
Не волнуйся. Я быстро вернусь.
Как же! Ты самая красивая девушка во всей Иллеа. Он влюбится в тебя!
Почему все вокруг считали, что дело только в красоте? Может, конечно, оно и так. Видимо, принцу Максону нужна вовсе не спутница жизни, с которой есть о чем поговорить, а лишь смазливая мордашка. Я поежилась, примерив на себя такое будущее. Впрочем, в Отборе участвовали куда более привлекательные девушки.
Кенну обнимать было неудобно: мешал большой живот, но мы все-таки с этим справились. Джеймс, которого я на самом деле толком и не знала, тоже со мной попрощался. Затем настал черед Джерада.
Будь хорошим мальчиком, ладно? Попробуй игру на пианино. Готова спорить, у тебя талант. Когда вернусь, проверю, чему ты без меня научился.
Джерад лишь молча кивнул, внезапно погрустнев. Потом обхватил меня худенькими руками:
Америка, я люблю тебя.
И я тоже тебя люблю. Не грусти. Я скоро буду дома.
Он снова кивнул, но скрестил руки на груди и надулся. Я и не предполагала, что он так воспримет мой отъезд. Зато Мэй вела себя совершенно предсказуемо. Она едва не подскакивала от возбуждения.
Ах, Америка, ты станешь принцессой! Я знаю!
Тише! Я предпочла бы превратиться в Восьмерку и видеться с тобой каждый день. Веди себя хорошо, ради меня, и не ленись.
Она кивнула и все-таки подпрыгнула, а потом настал черед папы, едва сдерживавшего слезы.
Папа! Не плачь. Я прижалась к его груди.
Послушай меня, котенок. Выиграешь или нет, для меня ты всегда будешь принцессой.
Ох, папа!
Я наконец расплакалась. Страх, грусть, тревога, напряжение последних дней прорвались наружу после одной фразы, смысл которой заключался в том, что все это неважно.
Если я вернусь назад униженная и отвергнутая, он все равно будет мной гордиться.
Это невыносимо знать, что тебя так любят. Во дворце меня будут окружать десятки охранников, но едва ли я могу представить место более надежное, чем отцовские объятия. Я отстранилась и потянулась к маме.
Делай все, что тебе скажут. Постарайся перестать дуться и улыбайся. Веди себя хорошо. Держи нас в курсе. О! Я так и знала, что ты окажешься особенной.
Я понимала, что все это она говорила от любви, но сейчас мне нужно было услышать не это. Ну почему она не могла подтвердить, что я и так для нее особенная, как только что сделал папа? Но наверное, мама всегда будет хотеть большего для меня. И от меня. Возможно, это у матерей в крови.
Леди Америка, вы готовы? спросила Мици.
Собравшиеся на площади не видела моего лица, и я поспешно утерла слезы.
Да. Мы закончили.
Рюкзак дожидался меня в сверкающей белой машине. Ну вот и все. Я направилась к спуску со сцены.
Леди Америка, вы готовы? спросила Мици.
Собравшиеся на площади не видела моего лица, и я поспешно утерла слезы.
Да. Мы закончили.
Рюкзак дожидался меня в сверкающей белой машине. Ну вот и все. Я направилась к спуску со сцены.
Мер!
Этот голос я узнала бы где угодно.
Америка!
Я обернулась и увидела руки Аспена. Он пробивался к сцене, расталкивая толпу. Его бесцеремонные тычки вызывали у окружающих возгласы протеста.
Наши глаза встретились.
Он остановился, глядя на меня. Его лицо было непроницаемо. Что он сейчас испытывал? Тревогу? Раскаяние? Что бы то ни было, уже слишком поздно. Я покачала головой. Хватит с меня Аспена с его играми.
Сюда, леди Америка, с нижней ступени позвала меня Мици.
Я не сразу отреагировала на новое имя.
Пока, солнышко, донесся мамин голос.
И меня повели прочь.
Глава 8
В аэропорт я приехала первой, и просто сказать, что была в ужасе, значит ничего не сказать. Эйфория от восторга толпы провожающих выветрилась, и я осталась один на один с кошмарной перспективой полета. Я пыталась взять себя в руки. Предстояло лететь вместе с тремя Избранными. Меньше всего хотелось, чтобы случился приступ паники у них на глазах.
Я уже выучила имена, лица и касты всех Избранных. Вначале это было чем-то вроде психотерапии, призванной меня успокоить. То же самое и с фрагментами их биографий. Я разглядывала приветливые лица, пытаясь найти девушек, с которыми смогу общаться, пока буду находиться во дворце. У меня никогда не было настоящих подруг. В детстве большую часть времени я играла с Кенной и Кота. Обучала меня мама на дому, она же была единственной, с кем я работала. Когда старшие брат и сестра стали жить самостоятельно, я посвятила себя Мэй и Джераду. И Аспену
Но с Аспеном мы никогда не были просто друзьями. С того самого мгновения, как узнала его, я влюбилась.
А теперь он держал за руку другую девушку.
Повезло, что оказалась одна. На глазах у других претенденток я бы не справилась со слезами. Все внутри болело. И поделать тут ничего нельзя.
Как я вообще здесь очутилась? Еще месяц назад моя жизнь казалась чем-то незыблемым, а теперь от нее не осталось и камня на камне. Все новое и незнакомое. Новый дом, новая каста, новая жизнь. И все из-за дурацкого листка бумаги с фотографией. Мне хотелось сесть и рыдать, оплакивая все, что я потеряла.
Интересно, среди других девушек были еще такие, кто грустил? Полагаю, все, кроме меня, торжествовали. И мне тоже необходимо хотя бы делать вид, что торжествую, потому что все будут смотреть на меня.
Я собралась с духом, готовясь к тому, что меня ожидало, и приказала себе быть храброй. Что же до пережитого, то пусть все останется в прошлом. Дворец будет моим убежищем. Никогда больше не произнесу имя бывшего возлюбленного ни вслух, ни про себя. Ему не дозволено сопровождать меня туда. Это мое личное правило в предстоящем маленьком приключении.
Назад дороги нет.
Аспен, прощай!
Примерно через полчаса в зале ожидания появились еще две девушки в таких же белых блузках и черных брюках, как у меня, и в сопровождении помощниц, которые тащили за ними сумки. Обе улыбались в подтверждение моей мысли о том, что я единственная из Избранных, пребывавшая в подавленном настроении.
Настало время исполнить свой зарок. Я изобразила улыбку и поднялась, чтобы пожать им руки.
Привет, произнесла я бодрым голосом. Я Америка.
Знаю! отозвалась девушка справа, блондинка с карими глазами.
Я немедленно опознала в ней Марли Теймс из Кента, Четверку. Я протянула руку, но Марли даже не подумала пожать ее, а вместо этого с ходу заключила меня в объятия.
Ой! пискнула я.
Такой встречи я не ожидала. Хотя по фотографии Марли производила впечатление девушки дружелюбной и искренней, мама всю последнюю неделю твердила, что я должна рассматривать других конкурсанток как врагов. Ее агрессивное отношение отчасти передалось и мне. Так что я предполагала столкнуться в лучшем случае с обычной вежливостью от девушек, настроенных бороться со мной на смерть за человека, который не был мне нужен. А вместо этого меня кинулись обнимать.
Я Марли, а это Эшли.
Ну да, Эшли Бруйетт из Алленса, Тройка. У нее тоже были белокурые волосы, но намного светлее, чем у Марли. И глаза ярко-голубые, на кротком, очень нежном лице. Рядом с Марли она казалась хрупкой.
Обе были с севера. Наверное, потому и приехали вместе. Эшли ограничилась тем, что сдержанно помахала рукой и улыбнулась. Не знаю, что послужило тому причиной: то ли застенчивость, то ли настороженность. А может, дело в том, что она была Тройкой и умела правильно себя вести.