Но он не стал спасать меня, его самого нужно было спасать, и никто из нас не собирался надевать плащ-палатку с толстовкой и ботинки, мы двое боялись не справиться, лежали спиной друг к другу, притворяясь, что спим, пока Анна за фанерной стенкой молилась кому-то. Романтические комиксы: на обложке всегда розовое личико в ручьях слез, похожих на потеки фруктового мороженого; мужские журналы фокусируются на удовольствиях, машинах и женщинах, с кожей гладкой, как шины. В каком-то смысле это давало облегчение быть исключенной из мира чувств.
Твоя проблема в том, что ты ненавидишь женщин, сказала Анна гневно.
Она выплеснула остатки чая с чаинками в озеро, я услышала всплеск.
Дэвид ухмыльнулся:
Это называется отложенная реакция. Засадите Анне в дупло, и через три дня она запищит. Не падай духом, ты такая лапа, когда бесишься.
Он подполз к ней на четвереньках, потерся своей пушистой щетиной о ее лицо и спросил, хотела бы она, чтобы ее изнасиловал дикобраз.
Знаете шутку? спросил он. Как дикобразы делают это? Осторожно!
Анна улыбнулась, глядя на него как на умственно отсталого ребенка.
Через минуту он вскочил и выбежал на мыс, потрясая кулаком и вопя что есть мочи: «Свиньи! Свиньи!» Мимо, в сторону деревни, проплывали какие-то американцы, их лодка с флажками на носу и корме качалась на волнах, вспенивая воду. Они не могли расслышать его из-за ветра и мотора, но решили, что он приветствует их, и помахали ему, улыбаясь.
Я вымыла посуду и затушила костер, горячие камни зашипели, затем мы собрались и поплыли дальше. Течение усилилось, в открытом озере на волнах появились белые гребни, лодка под нами стала качаться из стороны в сторону, и мы приложили максимум усилий, чтобы не перевернуться; по темной воде стелилась пена, расходились волны. Весла погружались в озеро, в ушах гудел ветер; дыхание и пот, мышцы стонали, мое тело уж точно было живым.
Ветер был слишком сильным, нам пришлось сменить курс; мы приблизились к подветренному берегу и стали двигаться вдоль него, максимально близко к земле, следуя извилистым маршрутом между скал и отмелей. Мы долго шли кружным путем, но нас прикрывали деревья.
Наконец мы достигли узкой бухты с переправой; солнце стояло на четырех, нас задержал ветер. Я надеялась найти нужное место, начало тропы; я знала, что она на другой стороне. Когда мы огибали мыс, я услышала звук, свидетельствовавший о присутствии человека, сперва он был похож на лодочный мотор; потом перешел в рычание. Цепная пила. Я увидела двоих мужчин в желтых шлемах. Они оставили за собой след из сваленных в бухту через промежутки деревьев; стволы были срезаны чисто, как ножом.
Землемеры, бумажная фабрика или правительство, энергетическая компания. Если это была энергетическая компания, я понимала, что это значило: они собирались поднять уровень озера, как шестьдесят лет назад, намечали новую береговую линию. Снова на двадцать футов выше, и на этот раз они не станут пилить деревья, как раньше, это будет слишком дорого, они просто оставят их гнить. Огород пропадет, но хижина выдержит; холм станет размываемым песчаным островом в окружении мертвых деревьев.
Когда мы проплывали мимо, они посмотрели на нас и вернулись к работе, явно потеряв к нам интерес. Уполномоченные сотрудники, агенты. Шорох и треск, когда дерево заваливалось и бухалось со всплеском в воду. Рядом с ними стоял столб, вогнанный в землю, с цифрами, недавно нанесенными красной краской. Озеро было им неважно, только система: здесь будет резервуар. На случай войны. Я не смогу ничего поделать, я здесь не живу.
Место высадки у переправы было завалено плавучим лесом, разбухшим и поросшим мхом. Мы протолкались между осклизлых бревен, насколько смогли, а затем вылезли и в промокшей обуви пошли вброд, волоча лодки. Лодки от этого портились кили стирались. Я заметила другие цифры краской, тоже явно свежие.
Мы разгрузили лодки, и я привязала весла к сиденьям. Ребята сказали, что возьмут палатки и лодки, а мы с Анной можем взять сумки с остатками провизии, удочки, рыболовную снасть с банкой с лягушками, которых я наловила тем утром, и киношное оборудование. Дэвид настоял на этом, хотя я предупредила, что его может ждать облом.
Нужно использовать всю пленку, сказал он. Камеру придется через неделю сдать.
Но там не будет того, что ты хочешь, предположила Анна.
А Дэвид пожал плечами:
Откуда ты знаешь, чего я хочу?
А Дэвид пожал плечами:
Откуда ты знаешь, чего я хочу?
Там индейская наскальная живопись, сказала я, доисторическая. Можешь снять ее.
Достопримечательность, вроде Бутылочной виллы и семейки лосиных чучел, еще одна аномалия для их коллекции.
Ух ты, сказал Дэвид. Правда? Четко.
Анна же попросила:
Ради бога, не подзадоривай его.
Никто из них не ходил через переправу; нам пришлось помогать ребятам поднимать лодки и удерживать равновесие. Я предложила им согнуться вдвоем под одной лодкой, но Дэвид заявил, что они справятся и так. Я сказала им быть осторожнее; если лодка соскользнет вбок и кто-то не выберется вовремя, то сломает шею.
В чем дело? возмутился он. Ты нам не доверяешь?
Тропу последнее время не расчищали, но в грязи виднелись глубокие следы ног, башмаков. Две пары, уходящие вперед, но не обратно: кто бы ни были эти люди американцы, шпионы, они находились здесь.
Сумки были тяжелыми, с провизией на три дня, на случай если погода ухудшится и задержит нас; лямки резали мне плечи, я наклонялась вперед, сохраняя равновесие, однако ноги разъезжались в мокрых туфлях при каждом шаге.
Переправа поднималась через крутой скалистый хребет, водораздел, а потом спускалась через заросли папоротника и тростника к вытянутому пруду, грязной луже, через который нам придется переплыть, чтобы достичь второй переправы. Мы с Анной пришли туда первыми и поставили сумки; Анна успела выкурить полсигареты, пока Дэвид и Джо неуверенно спускались по тропе, задевая за края, как кони в шорах. Мы придержали лодки, и ребята выбрались из-под них, красные, тяжело дыша.
Лучше бы здесь была рыба, сказал Дэвид, утирая рукавом лоб.
Следующая короче, пообещала ему я.
В воде плавали кувшинки, круглые желтые лилии с толстыми рыльцами, торчавшими из середины. Вода кишела пиявками, я видела, как они медлительно двигались в бурой воде. Когда весла задевали дно, поднимались пузырьки от разлагавшейся растительности и распространялась вонь, как от тухлых яиц или испражнений. Кругом было полно комаров.
Мы достигли второй переправы, отмеченной зарубкой зверобоя, обветренной до цвета древесины. Я выбралась и стояла, удерживая лодку, пока Джо карабкался вперед.
Сзади что-то было, я почуяла это раньше, чем увидела, затем услышала мух. Запах был как от разлагающейся рыбы. Я обернулась и увидела, как она висит, раскинув крылья, вниз головой на тонкой синей нейлоновой нити, обвязанной вокруг лап и наброшенной на ветку дерева. Она смотрела на меня своим заплывшим глазом.
Глава четырнадцатая
Серьезно, спросил Дэвид, что это?
Мертвая птица, сказала Анна, зажимая нос двумя пальцами.
Это цапля, уточнила я. Их не едят.
Я не могла сказать, как ее прикончили: пулей, камнем или палкой. Здесь наверняка было излюбленное место цапель, они могли ловить рыбу на мелководье, стоя на одной лапе и взмахивая длинным острым клювом. Наверное, ее убили до того, как она взлетела.
Мы это используем, сказал Дэвид, можем поместить ее рядом с рыбьими кишками.
Дерьмо, бросил Джо. Вот же вонища.
В фильме это будет незаметно, сказал Дэвид, пять минут можешь потерпеть. Выглядит потрясающе, ты должен признать.
Пока они настраивали камеру, мы с Анной ждали, сидя на сумках.
Я увидела на птице жука, сине-черного, овального; когда камера загудела, жук скрылся в перьях. Могильщик, мертвоед. Зачем эту птицу повесили как преступницу, почему ее просто не выбросили как мусор? Хотели доказать, что они это могут, у них есть власть убивать. Другого смысла не было: цапли прекрасны на расстоянии, но их нельзя приручить, или приготовить, или обучить единственное, что люди могли сделать с такой птицей, это уничтожить. Пища, раб или труп ограниченный выбор; рогатые и клыкастые головы отпиливают и вешают на стену бильярдной, из рыб делают чучела, трофеи. Вероятно, ее убили американцы; и они еще находились здесь, мы их встретим.
Вторая переправа была короче, но заросла сильнее: мы обтирали кустарники и отводили ветви, преграждавшие нам путь в воздушном коридоре над тропой, словно отговаривая от дальнейшего продвижения. Нам попадались недавно сломанные деревца древесина с нежной сердцевиной выступала как раздробленные кости и растоптанные папоротники, здесь были эти люди, я видела в грязи перед собой их следы, похожие на следы трактора на раскопках, этакие кратеры. Склон пошел под уклон, за деревьями поблескивало озеро. Я думала, что я им скажу, что тут вообще можно сказать; если я спрошу, зачем они это сделали, это ничего не даст. Но, когда мы дошли до конца переправы, там никого не было.