Время шло. Нимуэ бродила тенью по переходам и галереям, методично пробуя одно занятие за другим, пытаясь методом перебора найти хоть что-то. Хоть что-то. Но даже рассвет на вершине Грозовой башни, рассвет, медленно поднимающийся из-за гор, тоже стал выцветшим и тревожным. Больше похожим на медленный взрыв за горизонтом.
Нимуэ полюбила сумерки. Сумерки скрадывали утраченное.
То ли позаботился Вран, то ли так просто совпало дни были пасмурные, неяркие, полные мороси и туманов. Внешнее совпадало с внутренним. Это приносило некоторое облегчение.
Она бродила по саду, дав себе задание обойти все пятнадцать камней все вместе можно было увидеть только сверху, с птичьего полета или с башни, но быть птицей у нее сейчас не получалось, а из окон ничего не было видно из-за тумана, когда по аллее послышались шаги.
...конечно, не останется, говорил неуловимо знакомый голос. Я не остался бы. Ты не остался бы. Смешно было бы надеяться, что выйдет по-другому.
Мне, наверное, следовало бы быть благодарным. Что все обошлось, это был отец. Нимуэ отступила в тень. А у меня нет ничего, кроме гнева. За то, что мы поставлены в такие условия. И ладно мы...
Гнев это хорошо, ответил неуловимо знакомый голос. На гневе можно что-то делать. А я открываю глаза, смотрю в стену... И не напьешься даже. За упокой надежд, раздался невеселый смешок.
Отец кашлянул.
Мы, по крайней мере, попытались.
Да. Попытка была хорошая. Спасибо, Вран.
Зарница высветила говорящих. Нимуэ чуть слышно ахнула, узнав Эльфина.
Эльфин мгновенно обернулся на звук. Сверкнули, сжимаясь в полоску, зрачки и распустились обратно.
Эльфин грустно улыбнулся Нимуэ уголками губ, приложил руку к груди, очень медленно поклонился, набрал код на портале и исчез.
Вран развернулся к дочери. Верхняя пуговица на воротнике у него была расстегнута и рукава закатаны один на две третьих, а второй до локтя.
Есть вопросы по подслушанному? тяжело спросил он.
О ком вы говорили? спросила Нимуэ.
Взгляд отца сделался еще тяжелее.
Например, о тебе. Лучшим вариантом для тебя является «холодный сон». Ненадолго. Лет на двести.
Невысказанное повисло в воздухе люди не живут столько. Она закроет глаза и откроет их, и за это время Мирддин Эмрис исчезнет с лица земли. Следовательно, исчезнет и искушение. Можно будет начать все заново...
Нет, сказала Нимуэ.
Нельзя брать чужое; но память, память об Аннуине была ее собственная.
Ее целью было не бежать от Аннуина. Ее целью было туда вернуться.
Вран схватил ее за плечо. Нимуэ не успела понять, как они очутились в отцовском кабинете.
Вокруг был беспорядок. Над ровным языком пламени, выходившем из стола, плавала в воздухе забытая чаша. Жидкость была красного цвета. Или нет.
Вран плеснул в колбу воды и поднес к языкам пламени. Вода забурлила. Вран взял с полноса прозрачный кристалл и бросил в нее. Кристалл булькнул, погружаясь в жидкость, закружился в водоворотце и растворился без остатка. Вран поднял колбу на вытянутой руке и вылил жидкость в широкую чашу. Пошел пар.
Вот что случится с тобой в Аннуине без Предстоящего.
Нимуэ прикрыла веки.
Аннуин.
Аннуин, Аннуин, Аннуин, великая гармония. Громокипящая симфония. Вода и соль.
Непадшие могут ходить в Аннуине без него, сказала она.
У Непадших нет свободы воли, резко сказал Вран. За них все решает Единый. Они вольны в своем выборе не больше, чем вода вольна решить, закипать ей или нет, когда я поднесу к огню колбу. Ты этого хочешь? яростно спросил он. -Ты, моя дочь и хочешь отдать кому-то свободу решений?!
Голос у него был низкий, как дальний раскат грома. В детстве она считала секунды от молнии до звука, чтобы определить расстояние до центра грозы. Раз. Два. Три. Четыре...
От широкой и плоской чаши шел пар. Где-то там, в воде, существовал растворившийся кристалл соли. Если выпарить воду над огнем, соль останется мелкие, мелкие кристаллы, похожие на пыль.
Ты прав, отец, сказала Нимуэ. Я твоя дочь. Я никому не отдам свободу решений. Даже тебе.
Она повернулась и вышла, не чуя под собой ног.
Комната плыла и раскачивалась на невидимых волнах. Уши заложило, как бывает при перепаде высоты.
Лестница уходила вниз спиралью. Нимуэ спустилась, сосчитав ступени триста, и тридцать, и три.
Молнии вокруг башни били вниз почти вертикально, и каждый удар высвечивал оранжевые узоры печатей в высоком небе.
Молнии вокруг башни били вниз почти вертикально, и каждый удар высвечивал оранжевые узоры печатей в высоком небе.
Мать стояла у арки портала, держа на отлете маленькую белую чашу, молнии вокруг стягивались в нее и гасли, не достигая земли.
Вокруг нее неподвижной колонной, упирающейся в тучи, стояло спокойствие.
Мать обняла ее свободной рукой и поцеловала в лоб. Нимуэ почувствовала, что дрожит.
Чего ты хочешь? спросила мать.
В Аннуин, ответила Нимуэ. Я хочу в Аннуин.
Мать чуть приподняла ее за подбородок и тихо засмеялась. Белые одежды, белые волосы, белая чаша в белой руке вспыхивали и гасли во вспышках молний.
Ты и правда его дочь. Гораздо больше его, чем моя.
Мать набрала код на портале. Портал ожил. Эйрмид чуть подтолкнула дочь к арке.
Нимуэ шагнула внутрь и оказалась у озера.
Она обняла ближайшую сосну, села на землю и заплакала.
Потом слезы кончились, и она обнаружила, что сидит в сугробе.
Тогда она встала, сделала пометку, что тепло и холод попали в одну категорию с цветом, и пошла искать дом, в котором жила.
Озеро было завалено снегом, но снег покрывал толстый слой наста, и наст держал ее. Даже следов на нем почти не оставалась.
Нимуэ взошла по засыпанным ступеням и приложила ладонь к двери. Дверь скользнула в сторону. Внутри зажегся свет.
Нимуэ шагнула внутрь, и дверь захлопнулась.
Ей казалось, что с озера попасть в Аннуин будет легче но оказалось, что это не так.
Она попыталась.
Ничего не произошло.
Ни на первый раз, ни на второй, ни на пятый.
В конце концов она позвонила Энгусу.
Я не могу выйти в Аннуин.
Энгус пожал плечами.
Разумеется, не можешь. Аннуин это все одиннадцать измерений. Включая наши пять. Пока не освоишься с ними от шести остальных тебе толку не будет.
Нимуэ поблагодарила его за совет и отключилась.
Сказанное значило много разных вещей.
Например, что ссора с Враном была на пустом месте, потому что, по большому счету, поступить вопреки его воле у нее не вышло физически. Пока.
Отказываться от своего намерения Нимуэ не собиралась. Как и возвращаться обратно. Вран слишком много для нее значил, противостоять его неодобрению в непосредственной близости было бы слишком сложно. Кроме того, она не была уверена, что Вран будет с ней разговаривать до тех пор, пока она не признает себя неправой, а неправой она себя не считала. Мать только усмехнулась, нажала несколько кнопок на пульте (затрещали помехи) и сообщила, что Вран перехватывает их разговоры, но, разумеется, делает вид, что ему даже в голову такая мысль не приходила. Нимуэ только кивнула она предполагала что-то подобное. «Нам всем просто нужно немного времени», сказала мать.
Что-что, а время у них было.
Но почему-то это не приносило утешения.
Вокруг озера стояла ватная тишина, как в хрустальном шаре, где белые хлопья вечно осыпаются на игрушечный дом, игрушечную крышу и игрушечного снеговика у порога.
Все вокруг казалось таким же ненастоящим.
Пол был серый. Потолок был серый. Стены были серые.
Нимуэ бросила взгляд в окно. За окном качалась рябина. Рябина тоже была серая. Из чего следовало что, раз серой рябины не бывает, все дело в сместившемся восприятии. Фактически ничего не изменилось. Просто цвета, звуки, запахи утратили прежний смысл.
Нимуэ сделала стену прозрачной и вырастила стол вдоль всей стены. На столе она разложила ватман, и разграфила его на столбцы цвет, запах, чувство, смысл. Раньше эти параметры были связаны. Если она постарается, то сможет восстановить, как именно. Когда она это сделает она освоит пять обычных измерений. Когда она освоит пять привычных измерений она сможет двинуться дальше.
Она пододвинула к себе краски и опустила в воду кисть.
Прошел Йоль.
Прошел Имболк.
Прошла Остара.
Прошел Бельтайн.
Прошел Лит.
Прошел Лугнассад.
Прошел Мабон.
Пол был серый. Потолок был серый. Стены были серые. За окном качалась рябина. Серые птицы клевали с серых гроздьев серые ягоды.
Нимуэ вздохнула. С другой стороны дома росла черемуха. Черемуха нравилась ей гораздо больше. Ягоды у черемухи были черные. Глядя на них, можно было представить, что хотя бы какого-то результата она достигла.
Хотя она только начала. Даже года не прошло. Это не срок. Даже по человеческому счету.