Иоанн! громко произнесла она. Приветствую тебя, василевс!
Феофано! глухо отозвалось в опочивальне.
Чтобы не мешать их беседе, проэдр Василий сделал рукой знак, что будет находиться тут же, за дверями, и вышел из опочивальни.
Ты меня, наверное, не узнала, сказал Цимисхий. С тех пор как разбилось как я разбил зеркало, я не видал и не хочу видеть своего лица. Скажи, я очень изменился, я очень страшен, Феофано?
Она прошла вперед и остановилась возле его ложа.
О нет, сказала Феофано. Ты болен и переменился, но не страшен.
Проклятая болезнь! заволновался он. Никто ее не знает, а она мучит, изнуряет мое тело и душу. Я уже потерял все силы.
Он помолчал и, тяжело дыша, все смотрел и смотрел на нее такую же прекрасную, как прежде, несравненно прекрасную Феофано.
Спасибо, что ты приехала. Я очень ждал тебя. Но ты словно гневаешься на меня? Ты, должно быть, не можешь забыть ту ночь в Софии, когда мы говорили с тобой в последний раз и когда я сам посоветовал тебе уехать в Армению.
Не посоветовал, а выслал, не сдержалась Феофано.
Да, да, выслал, этого требовали обстоятельства.
Я помню ночь в Софии, промолвила Феофано, и не обвиняю тебя. Ты поступил тогда так, как требовали обстоятельства. Но ты не разобрался, кто твой друг и кто враг, ты предал Феофано и теперь расплачиваешься за это. Но я все забыла, любила тебя и люблю, стоило тебе позвать меня, и я через весь Понт примчалась в Константинополь, пробралась сюда. Только для чего, для чего, Иоанн?
Он беспомощно огляделся по сторонам,
Как же я мог не позвать тебя? Ведь я остался совсем один.
Ты остался одиноким еще тогда, когда мы виделись с тобой в соборе, в Софии. Припомни, ты сам говорил об этом.
Я помню все, словно это было вчера, Да, я уже тогда был одинок, а потом война со Святославом, походы на Азию, страшная, неизвестная болезнь.
Ты захворал, Иоанн, только потому, что меня не было рядом с тобой. Я бы этого не допустила, отвела бы вражескую руку.
Она присела на ложе совсем рядом с Цимисхием, видя перед собой его встревоженные, испуганные глаза.
Ты думаешь, кто-то мог сделать это умышленно?
Не только мог, но и сделал.
Но кто же? Неужели он? Иоанн кивнул в сторону двери, через которую вышел проэдр.
О нет, поспешно ответила Феофано. Я не знаю человека, который служил бы тебе так же верно, как он.
Тогда кто же, кто? Ведь я заболел не здесь, а в далеком походе. Это началось ночью у горы Олимп, где я был только с проэдром.
Есть яды, которые действуют не сразу, а через известное время, и действуют долгие годы
А потом? Он схватил Феофано за руку. У него были холодные, высохшие, костлявые пальцы. Феофано! Почему же ты молчишь? Ты хотела сказать, что потом конец, смерть?
Феофано гладила теплыми пальцами его холодные руки.
О нет! уверенно ответила она. Против каждого яда есть лекарства. Нужно только узнать, что именно могли тебе дать. Я уверена, что сумела бы разгадать и вылечила бы тебя.
Спасибо, что ты меня поддерживаешь, Феофано. Только нужно узнать, кто мог дать этот яд, потому что он может дать его еще и еще раз.
Он или она, коротко процедила Феофано, Запавшие глаза пристально смотрели на нее.
Ты думаешь, что это женщина?
Женщина и мужчина.
Феофано! Скажи мне правду.
Хорошо, я скажу правду, какой бы жестокой она ни была. Феодора Я слыхала о ней еще в Армении, а теперь и в Константинополе Это твой враг, но много говорят и о Варде Склире, он даже держит здесь свои легионы. Феодора и Склир для них это было бы неплохо.
Какой ужас! повторял он. Ничтожная Феодора! Понимаю, она меня никогда не любила, не любил ее и я Василисса, о, как я ошибся, вступив с ней в брак. А Склир неблагодарный полководец, бездарность, убийца. Так нет же, они меня не обведут вокруг пальца, не обманут, не обманут, я сделаю так, что их безумные замыслы не осуществятся, рассыплются в прах, а сами они погибнут.
Феофано притворно равнодушно сказала:
Я тебе открыла всю правду, а ты поступай как хочешь, Иоанн. Помни, что Феофано близко, во Влахерне, и поможет, спасет тебя. Завтра же я разыщу и пришлю тебе лекарства.
Спасибо, Феофано!
Она наклонилась и поцеловала императора в лоб.
Император должен действовать спокойно, склонившись к его уху, прошептала Феофано. У тебя много врагов.
Я знаю, что у меня и у тебя много врагов, и буду действовать спокойно, также шепотом ответил на это Цимис-хий. Ныне еще достаточно одного моего слова, и все будет так, как я хочу. Спасибо, Феофано. Уже поздно, ступай, пришли мне лекарства, сама жди моего слова.
Спасибо, Феофано!
Она наклонилась и поцеловала императора в лоб.
Император должен действовать спокойно, склонившись к его уху, прошептала Феофано. У тебя много врагов.
Я знаю, что у меня и у тебя много врагов, и буду действовать спокойно, также шепотом ответил на это Цимис-хий. Ныне еще достаточно одного моего слова, и все будет так, как я хочу. Спасибо, Феофано. Уже поздно, ступай, пришли мне лекарства, сама жди моего слова.
Прощай. До встречи, любимый василевс!
5
В ночь на шестое января 976 года в опочивальню к умирающему императору пришел вселенский патриарх Антоний седобородый, старый, но еще подвижный человек. Войдя, он низко поклонился императору, а потом сел у его ложа.
Помираю я, отче, начал император. Патриарх смиренно сказал:
Всевышний благословил тебя, он пошлет тебе здоровье, даст долгие лета жизни на благо Византии и всего мира.
Нет, отче, дни мои сочтены, и я позвал тебя, чтобы сделать последние мои земные распоряжения.
Великий василевс, говорил патриарх, церковь денно и нощно молится о твоем здравии, хотя сам ты не слишком благосклонен к нам. Ходил в походы, нас лишил всех льгот, когда тебе трудно, кличешь к своему ложу не меня, патриарха, а какого-то адрианопольского епископа Хотя правда, добавил патриарх, воздев руки, все мы равны перед Богом: василевс, патриарх и епископ такожде, а перед смертью тем паче.
Император понимал обиду старого патриарха и старался ее развеять.
Я звал к себе многих и многих, сказал он, и готов позвать сюда всю церковь. Но патриарх у меня один, и потому в этот особенно трудный час зову только тебя. И еще должен сказать, отче мой Антоний, что я поступал не всегда справедливо в отношении тебя и церкви. Когда Империи приходилось трудно, я лишил духовенство многих льгот, установленных прежними императорами. Что ж, винюсь, возвращаю церкви все ее привилегии, которых она была лишена, передаю ей храмы, дам земли в Македонии и Фракии.
Господь не оставит тебя, мы же прославим навеки.
Я хочу уйти из этой жизни, поведав тебе обо всех своих грехах и получив перед вечной жизнью прощение от Господа
Говори, василевс, а я именем Господа Бога отпущу тебе все грехи.
Я хочу поведать об одном моем грехе, о незаконном браке. Патриарх, ничего не понимая, внимательно смотрел на Иоанна.
Как тебе известно, отче, у императора Константина были дети Роман и Феодора, я же племянник покойного Ни-кифора, который был мужем Феофано жены Романа
О, понимаю, сурово произнес патриарх, родство в третьем колене, а церковь запрещает кровосмешение до шестого колена Помню, патриарх Полиевкт воспретил брак Никифора и Феофано, хотя он был только крестным отцом ее детей А тут дело хуже.
Мучаюсь, отче Как предстану на суд перед престолом Господа Бога?
Не поздно еще церкви объявить этот брак кровосмешением, расторгнуть его, я же именем Бога прощу и уже теперь отпускаю тебе грех.
Я согласен, отче, и прошу огласить мой брак кровосмесительным, расторгнуть его
Воля твоя будет исполнена, василевс Церковь расторгает твой брак с Феодорой
На следующий день, собрав синклит и пригласив на него патриарха Антония, проэдр Василий добился, чтобы члены синклита признали брак Иоанна с Феодорой недействительным, потому что Иоанн якобы был племянником Никифора, а Никифор кровный родственник императора Константина, благодаря чему его брак с дочерью Константина Феодорой кровосмешение.
С таким же, а возможно, и с большим правом можно было доказать и другое: что Иоанн всю жизнь безуспешно стремился к более тесному родству с кем-либо из императоров. Но проэдру Василию достаточно было ухватиться за тоненькую нить чужих сомнений, нужных для достижения его цели, и ниточка эта становилась подлинным канатом. Синклит все утвердил, патриарх благословил, и в следующую ночь корабль с Феодорой вышел из Золотого Рога, круто свернул у полуострова и направился на запад к Проту. И, разумеется, Феодора была не Феофано надежды возвратиться в Константинополь у нее не было.
Не только о Феодоре говорили члены синклита. Проэдр Василий рассказал о Малой Азии: там все кипит, часто вспыхивают восстания. Сирия, Месопотамия, Армения, Иверия, а за ними Аравия и государство Хамсанидов ждут первого попавшегося случая, чтобы напасть на Византию.
Сенаторы, члены синклита сходятся на том, что в Малую Азию нужно послать лучшие легионы, проэдр Василий настаивает на том, чтобы во главе легионов был поставлен и лучший полководец Империи.