Тук-тук тук
За окошком, в тумане, ворочался утренний мир, недопроснувшийся, недопроявленный. Из-под белого облака теплого одеяла торчали нос и глазки маленького человека. Утренний человек не спал. Был ли он мальчиком или девочкой, пока было неважно. Проснулся просто детеныш, юное существо. Как новогодняя игрушка, переложенная ватой, лежал и зыркал в окружающий мир. А мир был совершенно белым: комната, постель, шкафы, туман, чехлы на стульях, скатерть и, конечно же, молочное стекло окна.
Теплый белый мир.
И ничего не стоило вскочить из койки, чтобы вскарабкаться на белый широченный подоконник. Легкотня! Он и вскочил, предварительно развернув скатавшуюся за ночь фланелевую белую рубашку, оттолкнувшись от горячей батареи, ухватившись маленькой ладошкой за медную ручку оконной фрамуги.
На сцену подоконника шагнул человек. Скорее, сущность, существо, идея человека. И что же он увидел?
По площади шли кони. На каждом всадник в белом шлеме. Белые наездники улыбались, некоторые махали рукой. Существо размахивало ручками в ответ, и тоже улыбалось. Они друг другу очень нравились, им было славно повидаться. А между ними плыл туман, стекающий по площади к реке, выбеляющий фасады домов, растворяющий весеннюю зелень деревьев, обволакивающий коням копыта.
Эти белые витязи проходили тут каждое утро. Существу было важно их не проспать, хотелось снова слышать звук «тук-тук, тук», махать рукой, и улыбаться улыбкам. Поэтому-то человечек часто просыпался засветло, и терпеливо ждал рассвета, ждал тумана
4
Немыслимая редкость: поздним утром Арбат затопило туманом. Это зимой-то!
И без того заснеженная панорама нестройных крыш, будто нарисованная перламутром на оконном стекле, здорово преображала унылую кухню. Затрапезное пространство светилось по-новогоднему празднично, туман в него как бы просачивался сквозь окно, смешиваясь с легкой дымкой немного пригоревшего подсолнечного масла и светлыми клубами аппетитного пара над плитой.
Раскрасневшаяся Тетьшура колдовала над горячим духовым шкафом. Никогда она не принадлежала к разряду аккуратных хозяек, процесс приготовления любой еды всегда был связан у нее с оглушительнейшим громыханием кухонной утварью и нередкими матерными комментариями в адрес какой-нибудь непослушной сковородки. В дверном проеме стояла сосредоточенная Хася Пинхусовна, внимательно прислушиваясь к каждому звуку.
Из кружечки надо пить, из кружечки. Понимаешь? крикнула Тетьшура из-под руки в сторону Хаси.
Святые люди, протяжно провыла старуха.
Конечно святые, как же не святые. Полон дом святых людей! Ты бы, Хася, все-таки из кружки бы пила. В кране вода сырая, грязная. Слышишь меня? Хася Пинхусовна Хася не унималась Шура, выйдя в центр кухни под лампочку, Евгения Петровна
Люди, сразу же отозвалась старушонка и быстро шагнула на звук, люди, люди инглубагла
Сама ты, Хася, инглубагла! расхохоталась Шура, вприпрыжку возвратившись к духовке, в которой что-то зашипело, заскворчало и лопнуло.
Присеменив под лампочку, Хася остановилась, обескураженно вращая головой по сторонам.
Люди? удивилась она.
Хотела было двинуться дальше, но в коридоре что-то заскреблось, и она развернулась. Пока плелась по коридорищу обратно, открылась входная дверь. У вешалки стряхивал перчатками снег с куртки улыбающийся Саня. Немного повозившись с непослушным замком, он, наконец, разделся и разулся, впрыгнул в тапки, но пошел не в свою комнату, а к этажерке с телефоном. По дороге ловко увернулся от идущей навстречу Хаси, и взялся судорожно накручивать телефонный диск, пробуя куда-то дозвониться.
О, Санька приперся. Перся, перся, и приперся, весело пропела Шура, Санюнька!
Чо?
Чо-чо Это тебя так в театральном твоем что ли учат? Чо. На этой самой, как ее? На сценоречи.
На сценречи.
У Во как А завтракать вас там учат? Носился утром, трусы-парусы. Так ведь и не поел.
Ел, вклинилась в разговор Хася, почти уже дошедшая до двери, но опять остановившаяся в искреннем недоумении.
Не парусы, а паруса, улыбнулся Саня.
Ага, труса-паруса. Чуть Тетьшуру с ног не свалил. Кстати говоря, паруса бы твои постирать бы пора, да пуговку бы пришить в одном месте, а то всё самое интересное видать
Тетьшур!
А чо Тетьшур? ухмыльнулась Шура и чистенько пропела: У таракана усики, у мальчугана трусики
Подобные диалоги всегда ее забавляли, широкая физиономия сияла удовольствием и как бы говорила в любом слове, в каждой фразе «радуюсь я разговорам с вами до чрезвычайности». Беспардонно оглядев стеснительного соседа со всех сторон, она продолжила:
Вы с Александром хоть и чистенькие, а все равно замызгиваетесь. Девок-то не завели еще. Или завели? Да если и заведете, толку-то. Девка это вам не мамка. Я же вижу. Стираетесь вон раз в месяц. Обедал хоть, голодайка?
Да, сказал Саня.
Да, добавила Хася.
Не ври тетеньке! Что ел?
Саня пожал плечами, бросил трубку и поднял руки вверх.
Чипсы, озорно хмыкнул он.
Псы Псы отчего-то растревожилась Хася. Но ее никто не услышал, потому что ее никто особенно и не слушал, вернее, не прислушивался никогда.
Да-да-да. Это, блин, еда. Сплошной кислотно-щелочной баланс. В смысле кислота и щелочь, укоризненно качала головой Тетьшура.
Кислотно-щелочной баланс это про жвачку.
А про чипсы чо?
А про чипсы хруст.
Ох, и хрустанешся ты когда-нибудь нафиг с голоду. Погляди чем хрустеть-то надо. Хаська вон уже три штуки слупила, чо думаешь, она тут трется? Унюхала. Я ей третий в руки все норовила впихнуть. Не берет. Хныкает, недотрога, блин. Кстати, на Евгению-то Петровну она лучше реагирует, на Хасю совсем не отзывается.
Вот и зовите ее Евгения Петровна, нехотя отозвался Саня, берясь за телефон.
А я и зову. А она и приходит. А тебя вот зову, а ты не приходишь.
Да не хочу я.
Санюнька, настойчиво звала Шура, все равно же не дозвонился, иди-к сюда.
Да не хочу я.
Иди сюда, худая жизнь!
Пришлось ему все же опять бросить трубку и подойти к столу в кухне.
Чо?
Опять чо? Ешь давай, вот чо!
Да не хочу я.
Это потому что отвык уже. На-ка, расстегайчика возьми. Тётька тебе фигню не подсунет, лопай давай, худая жизнь!
Спасибо, выдавил Саня набитым ртом. Жевал как обычно удивительно вкусную еду и как обычно радовался. Упирался-то, получается, лишь для порядка.
Рюмочку дать? вкрадчиво поинтересовалась Шура.
Нет. У меня зачет сегодня.
Ну-ну. А я ваш зачет сдала уже утром. Учитесь, блин, студенты. Участок аж блестит весь. Гаврилыч просто забалдел, давно его таким довольным не видала. Хорошо, что снега нет особенного, только туман, завтра можем и поспать. Щас борщец буду делать, через полчасика тащи тарелку. Александр-то придет?
Спасибо.
Чо спасибо? не поняла Тетьшура.
Ну, участок
Это вы мне спасибо в зарплатку скажете. Саша Гаврилыч, между прочим, премию вам грозился выписать так я ее заберу?
Конечно.
Александр-то придет?
Вечером.
Ладно. Вечером, так вечером. Вы давайте бельишко готовьте, вечером в машинку запихаем.
Ладно, крикнул Саня, дожевывая уже на ходу, по пути к себе в комнату элегантно обогнув Хасю, плетущуюся по коридору в сторону кухни.
Тетьшура убрала тарелку, налила себе рюмку тархуновой настойки, и звонко запела:
Я зеленый огуречик. Не боюсь широких речек. Не боюсь высоких крыш. А боюсь я только мышь.
Выдохнула, выпила и, отступив на полшага назад, пропуская входящую на кухню Хасю, быстро ушла в свою комнату.
Слушай, ты, огуречик, нельзя ли потише? не выходя из-за двери, крикнула ей Нина.
Чо-чо-чо? так же, не выходя из комнаты, прокричала Шура.
Дальнейшие крики соседок едва перекрывали возникшие тут же детский плач и собачий лай. Такой вот оригинальный у них получился заочный скандал, виртуальная ругань онлайн, так сказать.
В плечо! У меня ребенок спит. Может, хватит орать?
До чего же подлое быдло ты, Нинка! Разоралась на пустом месте!
Сама ты быдло!
Подлое быдло и есть!
Хорош уже орать, ребенок спит!
Ага, слышу я, как он у тебя спит. Сама разоралась и разбудила. Дура!
Я тебе щас покажу, кто здесь дура!
Заткнись, идиотка!
Понурая Хася Пинхусовна стояла посреди коридора, тревожно прислушиваясь и озираясь. В паузе попыталась было уйти, но очередной грубый крик ее испугал, остановил.
Псы Инглубагла протянула старуха, недовольно поморщившись.
5
Все то же самое я видел там же и тогда же, с теми же, но совершенно по-другому. Где тут реальность, где тут сон не ведаю. Однако это тоже было, никакой это не бред, а некая очень даже реалистичная небыль.