Но сейчас он вел себя как хозяин.
Его шестерки трудились, исследуя каждый очаг разгрома, их не было видно. Я слышала их тараканье шебуршание и тявканье. Кухня тоже оказалась разорена бессмысленно, как выразился какой-то терпила, и беспощадно. Кто-то залез и просто нагадил. Зачем? Я не находила ответа.
Мы стали пить водку.
Павлина, прохрипел Сарафутдинов, сегодня он вывесил пятерых подряд. В том числе девчонку-скрипачку, довольно известную. Ходил со складной лесенкой, ночью, и вешал. Я эту артистку видел. Такая шустрая, играла фантастический спектакль о будущем. Там, значит, везде наступила оттепель, все растаяло и утонуло города плавают, вокруг всякие пираты и акулы
А почему так сладко? спросила я. Ты так про нее говоришь, что неровен час, весь потечешь. Понравилась скрипачка? Может, мне тоже скрипку купить?
Ты что, ты что? забормотал генерал, отшатнувшись и защитившись жестом. Какой сладко, я рассказываю тебе!
Ты лучше расскажи, кто у меня похозяйничал, перебила я и выпила граммов сто или сто пятьдесят, сама не разобрала, будто вылила в мойку. И объясни, как эта сволочь сумела миновать все кордоны. Где записи с камер?
Камеры были выключены, Сарафутдинов не смотрел на меня. Консьержа допрашивают. Он клянется мамой, что ничего не видел, не слышал и просто не помнит.
Я согласно покивала.
Очень хорошо. Выключены. А он не помнит. Сарафутдинов, прекрати вилять. Откуда ветер? Кому понадобилось меня напугать?
Генерал опустил глаза, налил полстакана и тоже выплеснул в себя, будто в волшебный рукав, из которого хлынут далее блевотные лебеди, пруды, дворцы и прочая сказка. Ему было очень неуютно.
Павлина, теперь он не хрипел, а клекотал, что за объекты ты продаешь? Пять штук. Пять объектов пять трупов за ночь.
Меня будто под дых ударили. Этого я не ожидала. На миг я потеряла лицо.
Что объекты? Почему объекты, при чем тут они?
Сарафутдинов навалился на стол мифическим красным быком, огнедышащим Минотавром; от него несло луком, чесноком и спиртным.
Павлина, дело плохо. Я был у министра. Наверху идет бой. Ты мухлюешь с ведомственным имуществом и вот тебе, как на заказ, убивают из детдома, убивают из детского сада, подряд Тем более сейчас, когда все с ума сошли с этими детьми. Дети, Павлина, нынче политика, от заграницы их спасли, а ты все торгуешь!
Но этот маньяк и раньше убивал, пролепетала я. Ты сам рассказывал, Сарафутдинов
Э, мало ли что убивал! Может, он раньше не нарочно убивал! Может, важные люди посмотрели и подумали: ай, как хорошо убивает! Пусть еще немножко убьет для нас
Тогда я налила себе доверху.
И что из этого, Сарафутдинов, что теперь делать? Чего ты от меня хочешь?
Я не знаю, чего хочу, мой генерал убрался со стола и подвигал челюстью туда-сюда, туда-сюда. Ты понимаешь, в каком я положении? Если это ихний маньяк, то как мне быть искать его или нет? А если найду закрывать или пусть гуляет? Наши верха против ваших верхов, Павлина. Министр мне понятно намекнул! Я его прямо спросил: что, не ловить? А он мне: зачем не ловить очень ловить!
Так что же тебе непонятно?
Сарафутдинов закатил глаза, и на их месте образовались влажные перепелиные яйца.
Да как же он прямо мне скажет, что не ловить! Он сам не знает! Может, это не наш маньяк, а просто сам по себе Мне самое время пулю в лоб, вот что. Как ни сделай все виноват!
Ну уж пулю, Сарафутдинов. Не смеши меня.
Я прикончила стакан и чуть успокоилась.
Аккуратнее с этой недвижимостью, Павлина. Костей не соберешь. Там едет каток! Генерал поднял палец. Вониной не останется, будет лепешка.
Мне вдруг пришла в голову невозможная мысль.
Послушай, Сарафутдинов. Говоришь, их нынче ночью поубивали?
Не знаю, когда поубивали, эксперты работают. Но развесили ночью, да. А почему спрашиваешь?
Сегодня ко мне явились все пятеро. Начальники этих точек. Прибыли дружно, как один. Я, конечно, всем разослала уведомления, но все-таки странно, что они друг о друге узнали и объединились. Их крольчатники ничем не связаны разве что все они детские.
И что с того?
Обожди, не гони. Я раскидала их, но не в этом дело. Вдруг это кто-то из них?
Сарафутдинов тупо уставился на меня.
Ну да, продолжила я. Кто-то один, который душегуб, сгоношил остальных, и все они пришли.
Сарафутдинов тупо уставился на меня.
Ну да, продолжила я. Кто-то один, который душегуб, сгоношил остальных, и все они пришли.
Зачем? потрясенно отпрянул генерал.
Тебе лучше знать! я повысила голос. Ты же плетешь про интриги, не я! Послал бы ты к ним людей пусть выяснят, кто зачинщик. Может быть, его-то ты и ловишь.
Но это же бред, душа моя.
А он, по-твоему, нормальный?
Сарафутдинов помотал башкой. Не то от выпитого, не то от переживаний он стал из красного коричневым, а также лиловым и сизым, и я забоялась, что его обнимет кондратий.
Глупость какой-то ты мне сказала, изрек он в итоге, путаясь в падежах и родах. Пьяная болтаешь.
Ну, тогда думай сам, разрешила я. Тогда не знаю, какого черта ты вообще заладил об этих трупах. Если заговора нет, то и плевать я хотела! Объясни мне лучше, как так вышло, что мне квартиру перевернули вверх дном. Кто заказал, кто наехал, куда ваши смотрели? Если министры на ножах, то может, твои у меня и рылись?
Павлина, зарычал мой генерал.
Тут вошел какой-то пенек, от которого пахло псиной.
Товарищ генерал, позвал он негромко. Можно вас на минутку? Вам надо взглянуть.
Сарафутдинов грузно встал, потопал за ним в прихожую; я допила и направилась следом. В дверях я чуть не врезалась в сарафутдинову спину живой комод, перекрывший проем. Пришлось его потеснить.
Сарафутдинову показывали находки: ножницы с иглами, все бурое от крови.
Глава 9. Билет в цирк
Оттепель! [От издательства: см. выше] Движение в поднебесье, аромат перемен. Навстречу с фекальных газонов восходит почвенный пар; все перемешивается, имея в себя от всякого жившего и живущего. Разливается влага, оживают чудовища, лениво кружатся города, распространяющие эфирные кольца; сверху взирают ангельские полки, упрятанные в небесную сбрую, их сдерживает могучая рука. Все, что истлело, воспаряет и распадается на частицы: вот оно было, и вот не стало что есть истина? так вопрошает отчаявшийся микроскоп, напирая на «что». Она расползлась под пальцами, которые тоже ничто. Отчаянию вопреки, оттепель обещает надежду и не обманывает. Что-то высокое смещается, налезает пластами само на себя, сулит пролиться и даровать расцвет садам и болотам. Оголодавшие птицы достраиваются падалью и собираются петь.
Рукопись
Я простодушно попросила Сарафутдинова выбросить все эти якобы вещественные доказательства. Пожимала плечами и спрашивала, на что они ему сдались это же очевидный абсурд. Кому-то вздумалось глупейшим образом подставить меня. Неизвестный принес в мой дом эти предметы и учинил погром, благо не видел другого способа привлечь к ним внимание органов. Я же сама и вызвала полицию. Он правильно рассчитал.
Однако Сарафутдинов замялся, заюлил и начал плести какую-то дичь о резонансных делах. Он заявил, что ему-то, дескать, все совершенно очевидно, но люди непосвященные могут решить иначе. Они, сказал он, способны вообразить, будто я чем-то связана с душегубом. Они, по его мнению, даже могут подумать, что я сама наняла этого полоумного, имея целью дискредитацию и обесценивание ведомственных объектов. Короче говоря, какая бы между нами ни существовала связь, она была налицо.
Мое терпение лопнуло, я вспылила.
Да зачем же квартиру громить? И на кой мне черт доносить на саму себя?
Пряча глаза, мой генерал объяснил:
Может, вы что-то не поделили, и он пошалил сам. Сарафутдинов прижал к груди руки: Клянусь, Павлина, я так не думаю! Но ты же знаешь людей.
Я свела руки, вытянула их. Мои пухлые королевские ручки, на которых он столь упоенно сосал пальчики, что однажды без малого подавился квадратным перстнем. Мои цепкие лапки с алыми коготками, которыми я дразнила и ковыряла его слоновью мошонку.
Арестуй меня, Сарафутдинов. Доставай свои браслеты.
В моем предложении имелось двойное дно. Мы надевали наручники, когда располагались к запретным и острым проникновениям. Чаще их надевала я генералу. Он понял, опасливо оглянулся оперативники так и шныряли вокруг, ничто не могло укрыться от их внимательного сыскного взора. Я ничего не добилась. Сарафутдинов не стал меня арестовывать, но я заметила мелькнувшее замешательство, молниеносное раздумье. При виде запястий в нем сработал рефлекс на него полсекунды; другая половина пошла на работу мысли. То есть он не исключал. Эта сволочь пусть коротко, но прикинула: да или нет.