Что же они там делают?
Во-первых, едят. Бесконечно. И пьют, понятное дело. Во-вторых, у них всегда праздничное настроение. У всех, обязательно! В-третьих, они убеждены, что недоступны, то есть, что общаются только с равными себе. Никаких чужих ни в один зал этого многозального банкета охрана не пропустит.
Прокомментировать?
То, что они без конца жуют и булькают с тостами и без, но с непременным смакованием сверхмодных винных марок и неслыханных заморских рецептов, на мой вкус, несколько перегружает у Харичева повествовательную ткань: во всяком случае, я как читатель с трудом перевариваю такое количество съестного в чужих животах. Однако отдаю должное экзистенциальным истокам подобного чревоугодия: сколько же надо было голодать народу, кладя зубья на полку при каждом природном и социальном бедствии (каковыми полна российская история), чтобы без конца заедать эту историческую жуть! Праздник обжирания как гиперкопенсация голодухи.
«Праздник жизни, который нескончаем». «Жизнь, кажущаяся ярким праздником». Праздник как мечтаемый образ жизни Чьей жизни, я спрашиваю, этих вот избранных? А что, в народе, в огромной глубинной массе его не живёт разве неизбывная жажда праздника, которым прерывается тягучая лямка повседневности? И разве не становится в русской жизни любой праздник освобождением от этой проклятой лямки уходом в гульбу без края?
Так что завсегдатаи банкета зря думают, будто они на Руси что-то особое. Хотя и общаются только с избранными и только как избранные. Сквозь лёгкий налёт пародийности харичевского описания (габитус) чувствуются тысячелетние хроническое болезни русской души (диагноз), которые, может, и не болезни уже, а склад органики (спасительный рецепт).
Они ведь, банкетчики, не только едят и пьют. Они работают.
Как?
«Каждый беспрерывно что-то пишет, согласовывает, прорабатывает, решает».
Что решает, с кем решает? С какими-то ловкими поставщиками, не обеспечившими доставку каких-то дефицитных приборов Но доставщики не сами же делают эти приборы! Всё делается руками (и умами) тысяч работников, за которыми стоят миллионы работяг, добывающих для этого металл и энергетику, а их надо ещё и кормить, и не в банкетных залах, а в рабочих столовках и на полевых станах, среди земли, то ли вспаханной, то ли брошенной по нашим «праздничным» временам.
Между лямкой повседневности и гульбой от этой повседневности гигантская тысячелетняя реальность. Между бунтом и диктатурой, диктуемой силами этого же бунта. Между Гулагом и Реабилитансом.
И это нормальная жизнь? Спасительная формула?
Да, спасительная. В страшные эпохи войн и нашествий. С запада, с востока, с юга. Или от надрыва сил при собственном продвижении. На запад, на юг, на восток. Куда пустят. А в паузах этой героики праздник чаемого безделья, безумие от того, что не за что гибнуть, не во что верить, нечем занять ум и душу. И судорожное нагромождение стен и запретов, замков и заборов. Потому что иначе «полный бардак». От пустоты на месте спасительных формул.
Вот такая плата за безопасность на гигантском пространстве, где нет естественных границ, а опасность на каждом шагу диктует повседневный образ жизни (и смерти), где сила в руках бандитов и правоохранительных органов, договаривающихся между собой, а огромная «серая» масса людей думает, что она и впрямь серая, то есть делает вид, что она так думает, а мыслями она или на банкете, или
Или так:
«Изощренное испытание жизнь в России, потому что страна вроде бы цивилизованная, а всё время находится что-то, что отравляет существование, подталкивает к подлости. Очень трудно оставаться человеком в таких условиях, но в этом смысл испытания тебе подлянку, а ты держись, не поддавайся. Короче, Россия особая территория. Настолько особая, что её состояние впрямую влияет на состояние всей Вселенной».
А как же наша особость в этом вселенском всесмешении? Голос крови?
«Национальность по крови может не совпадать с той национальностью, которая определяется самоощущением человека. Если человек думает по-русски, если ему близка русская культура, если, наконец, он считает себя русским, он русский, несмотря на то, что в нем течет другая кровь. Неважно какая, армянская, еврейская или польская».
Абсолютно согласен с этой самохарактеристикой! Остаётся вопрос о том, что делать.
«Россия из антивещества Следует дать свершиться (свершаться? Л. А.) тому, что неизбежно Пусть всё идет, как идёт».
Прохиндей идёт на банкет. Потому что в массе народа живёт мечта: если не сломать все стены, то хотя бы проникнуть за стены. И, значит, перед нами не прохиндей, а человек, проникшийся общим чувством нашей эпохи. Ощущением чаемой народной правды, то бишь немедленной справедливости.
Правдами и неправдами он проникает-таки в запретные залы; в конце концов его засекают, изобличают, выставляют вон и даже собираются наказать.
« Наказать его надо. За наглость. Примерно наказать. Но потом вернуть. Человек он полезный. Наш человек».
Божественная музыка слышится ему (и мне) в этом дополнении к приговору. Значит, не только в массе «серых» прохиндеев, «подталкиваемых к подлости», живёт мечта попасть на банкет избранных, но и сама элита, вкушающая банкетную праздничность, должна пополнять свои ряды теми из прохиндеев, которые выкажут соответствующие способности.
А они выкажут! Так что стена между властью и народом если не гнилая, то прозрачная. Иначе всё давно бы взорвалось.
Оно и взрывается, когда вонь от гнили доходит до небес.
А в мирные промежутки, подобные тому, какой мы имеем сейчас? Проблемы исчезают?
Нет, не исчезают. Вот их далеко не полный перечень, по Харичеву:
«Следователь может открыть дело, а может закрыть, оперативники могут подбросить наркотики, оружие, а могут не заметить их. Прокурор может выдвинуть обвинения, а может не выдвинуть. Судья может осудить, а может и оправдать; судебный исполнитель, если захочет, заставит выполнить решение суда, а то возьмёт и посмотрит на всё сквозь пальцы».
Виновники чиновники. Крапивное семя. Начальники.
«У каждого начальника свой заскок. Один большой теннис обожает, другой японскую борьбу, третий пчёл или хоккей. Один девочек любит, другой мальчиков».
Сплошные взятки и откаты Ну что с этим делать?
Следователей, прокуроров и судей, безобразничающих на своих постах, снимать, судить и сажать. Чиновников, нарушающих неписанные законы, прижимать и возвращать в разумные рамки. Девочек и мальчиков от их похоти спасать. А также пчёл, хоккеистов, теннисистов и японских борцов.
Ну, и что же, «коррупция» исчезнет?
Никогда!
Обуздывать, ставить пределы подлостям, давать по рогам зарвавшимся да!
Искоренить? Нет. Не удастся. Потому что это образ жизни. И коренится он в народе, привыкшем сводить концы в бесконечности, где всё без конца смешивается, разграничивается и вновь смешивается. Могут покалечить, засадить или, по крайней мере, устроить неприятности по службе, а если не хочешь неприятностей, знай правила жизни.
Правила известны. Неписанные:
«Не нарушай, не ругай власть, не воруй слишком много, делись с теми, от кого зависишь».
Зациклились, понимаешь, на «коррупции». Да она просто очередной псевдоним того, что было всегда.
«Бакшиш, мзда, подмазка, хабар, барашек в бумажке»
Я бы и «нос» добавил к этому списку: то, что несёшь, чтобы дать, а при неудаче остаёшься с носом.
Ключевое слово: подарок.
Подарок из будущего. Подарок на будущее. Будущее как подарок.
Что же это в нас? Предельная иррациональность, лечащаяся беспредельной рациональностью. Вселенная, лучащаяся в беспросвете. Антивещество в роли вещества. Все отзывчивость и безответность. Любовь ко всему миру и презрение к самим себе. Русский дух. Проклятые вопросы.
Чёрное и белое не различить, пока дело не обернётся красным и белым? Но красное против белого это уж последняя ясность. А чёрное с белым вопрос повседневный, стоящий перед каждым. Когда у верёвки два конца и надо выбрать, какой конец твой.
Пора откомментировать финальный аккорд книги Харичева, последний пункт его экспертизы.
«Я повесился. В ванной. На веревке, которую мать использовала, чтобы сушить белье. Обманул все-таки этого капитана. Я освободился».
Про «этого капитана» чуть ниже. Для начала оценим конец конец героя. Монолог самоубийцы. От первого лица. Как бы с того света. Монолог прохиндея, который на этом свете умел проходить в закрытые двери, иногда несовместимые.
Однако совместил роль платного осведомителя, которого «этот капитан» внедрил в оппозиционную противозаконную группу, и роль активного участника этой противозаконной группы, как приказал «этот капитан».
Надо крутиться между теми, кому ты пишешь доносы, и теми, на кого пишешь.
А если по мере того, как делаешь оба эти дела, ты понемногу проникаешься идеями тех вождей, к которым подставлен?