И снова его сознание очутилось во мраке Межмирья. И вновь молча смотрели друг на друга мальчик и тишина. Все было почти, как в прошлый раз. Однако не совсем так. Тьма была зла, и то, что было Векшей, остро чувствовало это. И ощущало оно, что снова фигура во мраке не может провести его душу по сумеречной дороге. Из тьмы пристально вглядывались в мертвеца-неудачника черные, словно дно старого колодца, глаза. Затем Межмирье вздрогнуло, и Векша во второй раз вернулся к жизни.
Глава III
Спало марево. Мальчик чуть приоткрыл глаза и сквозь ресницы посмотрел вверх. Он увидел над собой длинную, узкую ладонь. С конца изящного, ухоженного ногтя свисала огромная и тяжелая бурая капля. А над всем этим возвышалась фигура белого альва. «Снова жив» подумал несчастный Векша. «Эти колдуны проклятущие меня снова оживили!». Векша закрыл глаза, попытавшись притвориться мертвым. Вдруг произойдет чудо, и мучители примут его за труп. Должно же ему хоть раз повезти? «Светлые Боги, где вы? Заступитесь за меня» начался молиться толстяк, пытаясь задержать дыхание и оставаться неподвижным. Однако, получив мощный пинок сапогом по ребрам, ойкнул и сжался. Затем перевалился на колени, держась за грудь, и, дрожа, выставил перед собой руки, пытаясь оградить себя от следующего удара. Вояка со шрамом вновь замахнулся. Векша бессвязно замычал и сел на корточки, прикрыв голову руками.
Он снова находился на холме. Вокруг сгущались сумерки. Шелестела листва дуба. Земля была сырой и мокрой после прошедшего недавно дождя. Краем глаза увидел Векша, что возле корней образовалась мерзко пахнущая темно-красная лужа, а по влажному воздуху разносился запах тухлятины. Где-то прокричала лесная птица и тут же испуганно смолкла.
Каменноликие собирались в путь. Они навьючили лошадей и теперь тихо переговаривались. Векша сидел под деревом, закрыв голову руками, и лихорадочно дышал. «Пожалуйста пожалуйста Не надо больше!» снова и снова повторял мальчик про себя одну и ту же фразу. Ничего он так не хотел, как того, чтобы его больше не трогали.
Старший альв стоял у своего коня. Он вперился глазами в чащу, словно ждал кого-то. И точно: через несколько мгновений из леса показался силуэт безголового человека. Существо приближалось к холму с невероятной скоростью, слегка сгибаясь и размахивая своими огромными руками. Плечи монотонно двигались в такт длинным ногам, которые несли безголовое туловище с нечеловеской ловкостью. Когда безголовый приблизился к подножию, Белый связал ему руки, а потом набросил на него мешковину. Ткань ее стала темной после дождя. Было видно, что она насквозь пропиталась водой.
Альв удовлетворенно вздохнул. Так вздыхают люди после тяжелой и изнурительной работы. Он повернулся, посмотрел на дрожащего, словно лист осенний, Векшу, задумчиво погладил подбородок и что-то коротко произнес. Один из каменноликих, сидевший на коне, откликнулся. Привычным и молниеносным движением вытащил он из узорчатого чехла лук, вложил в него стрелу и, не целясь, выстрелил. Стрела свистнула, пронеслась по влажному воздуху и легко вошла в глаз не успевшего что-либо понять Векши. Толстяк даже ойкнуть не успел. Его отбросило спиной к дубу и распластало у подножья.
Через несколько мгновений холм и поляна перед ним были пусты. Не было ни альвов, ни их псов, ни прикрытого мешковиной безголового. Лишь издали донеслось лошадиное ржание, но и оно скоро растаяло во влажном воздухе. А на холме остался лежать мертвый Векша. Он валялся на боку, а по стреле, торчавшей из глазницы, пробежал куда-то по делам юркий муравей. Дуб молча смотрел на нелепую и неживую фигурку, недоуменно шелестя листьями. Вся эта возня была ему непонятна.
Опускались сумерки. Где-то закаркала ворона. Затем еще одна. Птицы слетались к старому дубу. Они были голодны, но знали, что теперь это поправимо.
***Тьмы не было. И дороги во мраке Межмирья тоже. Ничего этого не было. Векша обнаружил себя посреди странного места то ли лес, то ли болото. Тихо было вокруг: ни ветерка, ни шороха. Оглушающая тишина владела этим местом по только ей известному праву.
Голые мертвые деревья застыли в болотистой земле, покрытой коричневым мхом да отпавшими сучьями. Над всем этим нависало тяжелое осеннее небо непроницаемо-серое и неживое. Впрочем, Векша чувствовал, что слово «живое» никогда не сочеталось с этим местом.
Векша устало огляделся по сторонам. Сил удивляться и бояться больше не было. Он знал, что мертв. Но знал, что смерть его может быть лишь краткой задержкой перед очередными муками. Страшиться было бесполезно. Он мрачно вздохнул и почесал живот сквозь прореху в рубахе. «Вот помер, а до сих пор в лохмотьях» подумал он. «А сказывали, что мертвецам одежда непотребна. Враки одни». Уселся на поваленное сухое дерево и стал ждать, когда его снова оживят. Уныло ему было и грустно. Да и земля здесь была такая тоскливая, что сердце, пусть и мертвое, слезами обливалось.
Ну, давайте уже, злобно проговорил Векша. Пусть вас черви сожрут! Давайте, вражины остроухие, мучьте дальше. Отольются вам мои страдания.
Время шло, и ничего не происходило. Векша боялся и мысли допустить, что все кончено. «Неужто отпустили, гады?» подумал он. Он сидел, сложив руки на коленях, и все ждал и ждал чего-то. Место было мрачное и тихое, но здесь было спокойно и не страшно.
Ну, хватит, что ли, ждать, сказал толстяк. Эха в здешних местах не было, а оттого прозвучал его голос глухо и пусто. Но Векшу это не волновало. Он яростно взлохматил и без того торчащие в разные стороны волосы и потянулся. Вот оно, оказывается, счастье чтобы дали помереть и не трогали после! Если бы сказали ему об этом еще сутки назад, он бы ни в жизнь не поверил.
И что дальше? спросил Векша. Вслух, ибо угнетала его тишина этого места. Если это смерть, то где тогда Та, что ею ведает?
Ох, ты, промямлил подросток. В ста шагах от него стояла изба. Крепкая, из цельных стволов сбитая. Мальчик готов был поклясться, что раньше ее здесь не было.
Мне туда? снова спросил он неизвестно у кого. Кивнул, вдохнул и пошлепал в сторону диковинной избы. Не век же ему между пеньками бродить? Болотная грязь чавкала под босыми ногами, облепляя их теплой жижей.
Чем ближе подходил Векша к избушке, тем тревожнее становились его мысли. Кто его знает, что ждет внутри. Он догадывался, кому принадлежит это место. Не только дом, но и окрестности. В сказках всякое об этом месте было говорено. Векша внутренне содрогнулся, вспомнив сказку про мужика, что проспорил свое имя первому встречному. «Так, он сюда, видать, и попал. Упасите меня, Светлые Братья, в такую передрягу влипнуть!»
Идти было тяжко. Между пеньками хлюпала темная вода, и босые векшины ноги очень быстро покрылись толстенным слоем грязи. Мальчик мрачно подумал, что и после смерти не будет ему от грязюки лесной покоя. Чистюлей он и при жизни не был, а теперь еще в мертвом виде всю грязь собрал. Не раз влетало ему и от дяди, и от тетки за чумазые ноги. Векша тряхнул головой, стараясь не думать о близких. «Теперь им не больно» подумал он, запретив себе вспоминать о гибели Миланицы и родных. Но все равно не смог: в памяти загнутый меч свистнул да тетка ахнула сдавленно.
Погруженный в свои мысли, он и не заметил, как оказался у входной двери в избу. Векша насупился и постучал.
Иди-ка ты, Векшик, ноги помой, прежде чем в чистую горницу входить, раздался изнутри женский голос. У колодца ведро стоит.
Векша шмыгнул носом и посмотрел по сторонам. Оказалось, что стоит он посреди большого, обнесенного высоким забором, двора. Неподалеку увидел поленницу, а у поленницы колодезь. Пожал плечами толстяк, решил ничему не удивляться и пошлепал через двор к колодцу. Поплескал водой на босые ноги, потер их ладонями. «А что тут такого?» пробурчал он под нос. «Правильно сказывали, что Она чистоту любит. Потому покойника и моют всегда, перед тем как в домовину снести».
Векша осторожно переступил порог и вошел в большую и светлую горницу. Обычное все лавки вдоль стен, стол да печка. Словом, изба как изба все, как у людей. Чистая и просторная. Хотя ничего больше в избе не было: ни сундуков, ни бабьих удобств. Пусто. Лишь смотрела на дверь прибитая к стене мертвая козлиная голова. И свет серый из окон бил.
Спиной к Векше у печи хлопотала женщина. В горнице было душновато и пахло жаревом. Векша стоял столбом, не зная, что делать дальше, и не решаясь заговорить первым. Он знал, кто перед ним, но совсем не трусил. Разве что, немного.
Женщина захлопнула печную заслонку и повернулась лицом к мальчику. Векша поклонился поясно и, как учили, поздоровался:
Мир твоему дому, хозяйка.
Женщина улыбнулась, а Векше стало тепло от ее улыбки. Он знал, кто перед ним.