Маленькие истории - Валерий Константинович Хотног 2 стр.


курс. Заместитель декана подписал заявление. Родители вздохнули, но согласились

содержать меня. А через месяц экономический факультет расформировали, и все

экономические специальности разбросали по соответствующим факультетам. Моя

специальность «Экономика строительства» оказалась на факультете ПГС. На потоке было

две группы. Студенты, в большинстве своем, городские. Многие из крупных городов

севера Молдавии, причем некоторые из ребят хорошо разбирались в современной рок

музыке.

В течение двух лет, произошедшие, на первый взгляд, разрозненные события,

соединились в стройную цепочку событий, необходимых и достаточных, чтобы произошел

сдвиг в моем сознании, и начались формироваться соответствующие вкусы. По

прошествии этих двух лет, я уже учился в новой группе, съездил на гастроли с народным

коллективом в Австрию и привез оттуда стопку новых виниловых дисков, стал в родном

городе «менялой» дисков, а в институте вместе с несколькими единомышленниками

организовывал дискотеки, используя в основном личную фонотеку.

На потоке нас оказалось три человека фанатов музыки. Я поклонник «Queen»,

Славка Губин «Led Zepelin», и Сашка Давыденко «Deep Purple». Мы с трепетом

ожидали выхода новых альбомов своих любимцев и до хрипоты отстаивали их ценность.

Помню как меня гнобили всем курсом за новый вышедший в 1977 году альбом «Jazz»

группы «Queen». «Твои любимцы предали своих поклонников. Это же танцевальная

музыка!», кричали мне в ухо. А я принял тот альбом, с которого начались необычные для

«Queen» эксперименты. Я просто был счастлив, что они такие многообразные. До выхода

«The show must go on» оставалось ждать еще 14 лет. А композицию «Dont stop me now»

я принципиально крутил на всех дискотеках. Мы знали о своих любимцах все, какое у них

образование, чем увлекаются, у кого какие привычки. И это притом, что по эту сторону

«железного занавеса» никакой информации не было. На лекциях мы писали конспекты с

Губиным не как обычно на всю ширину листа, а очень мелко и таким образом, чтобы из

собственных записей получались на каждой странице по букве из названия любимой

группы. Преподаватели просто пожимали плечами, ругать не за что было. А наказывали

Вадима Ожога, который обычно сидел рядом с нами и набрасывал шаржи на самих

преподавателей.

Фишкой нашего увлечения рок музыкой были соревнования прямо на лекциях.

Один из нас задавал название группы, а двое остальных составляли за короткое время

дискографию этой группы писали год выпуска альбомов и их названия. В основном

выигрывал Губин, которого почему-то за год до этого «турнули» из МАИ. Но через год, я

составлял ему реальную конкуренцию, причем в отличие от него, многие из

описываемых дисков на тот момент уже держал в руках. Скоро мне такое

самоутверждение стало надоедать. Переломный момент наступил в 1979 году, когда свой

новый альбом выпустила группа «Aerosmith». Назывался он «Night in the ruts» и в нем

было многое от «грандов» рок музыки. Бесконечные сломы по музыке свидетельствовали,

что новая волна музыкальных групп очень даже достойна внимания. Мы с моим

приятелем Игорем Топовым слушали каждую композицию по нескольку раз и синхронно

называли «отцов», чей стиль безошибочно угадывался в музыке «Aerosmith». С того дня

мои музыкальные пристрастия стали расширяться и Губину с Давыденко стало со мной

не очень интересно, я ведь стал молиться не только признанным иконам музыки.

И конечно, через два года я хорошо знал, что же оставили тогда для меня в самом

центре родного города, в столе одной из аудиторий второго корпуса Кишиневского

политехнического института. Это был альбом McCartney «Band on the run». Тогда это был

единственный фирменный альбом McCartney того года, завезенный в Молдавию. И еще

долго оставался таким. К сожалению, затертый почти на минуту звукоснимателем

рижского приемника ВЭФ. Именно этот диск не только положил начало моему

увлечению, но и изменил дальнейшую жизнь. Он стал первым винилом в моей коллекции

и хранился у меня пока я не уехал в Москву.

После моего отъезда, родная сестра, не будучи фанаткой музыки, поддалась

«наступлению» лазерных дисков. В смутное время перестройки, «избавляясь» от старых

винилов, положила их вместе с кипой черно-белых фотографий рок музыкантов в

отдельный пакет и выставила рядом с мусорными контейнерами.

отдельный пакет и выставила рядом с мусорными контейнерами.

Сейчас ее поступок воспринимается иначе.

Я вернул ЕГО назад. С благодарностью, с «прибавкой». И все это стало «находкой»

уже для другого человека, кому она тогда была нужна:

Посмотри, тут какой-то пакет. Явно это не мусор!

Возьми, дома разберемся

Крик в ночи

Мои увлечения в студенческие годы требовали денег. «Халтуры» на свадьбах

приносили очень хорошие деньги. Но впрягся я в это дело основательно только на

старших курсах. Играл даже в свой первый год работы ассистентом на кафедре после

окончания института, пока не повстречал в одном из сел своего студента. Он был шафером

на свадьбе. Дальше продолжать «халтурить» было уже не безопасно для карьеры. Даже

сегодня, я не считаю те деньги легкими. Играли в селах, на традиционных молдавских

свадьбах, в основном по два дня, и на улице. Часто поздней осенью, когда уже ударяли

морозы и замерзали пальцы. Человеческие отношения раскрывались перед моими глазами

во всем их многообразии. Чаще всего под действием алкоголя. То был адский труд. Но

даже его нельзя сравнивать с тем ужасом, с которым я столкнулся, подрабатывая в начале

своего обучения. И который, собственно и заставил меня позже окончательно «подсесть»

на свадьбы.

Поскольку на младших курсах дополнительных заработков не было совсем, я

согласился с идеей одного из наших однокурсников работать летом в студенческом отряде

проводников. Прошли обучение в Кишиневском «Резерве проводников», сдали экзамены.

Каким-то непостижимым образом, еще до начала обучения, узнали все премудрости

«левого бизнеса» проводников. Даже прикинули сумму дохода, поскольку маршрут был

известен: «Кишинев Москва».

Сдав досрочно летнюю сессию, начали работу в этом таинственном стройотряде, в

котором, кроме студентов политехнического института, были еще и медицинского. Если

бы сегодня я оказался вновь перед возможностью выбора, ни за что не согласился бы там

работать. А ведь это был Советский Союз. Официально, никакого разгула бандитизма,

никакого свободного рынка и бизнеса. И тем не менее, все, от чего меня уберегали в семье

и школе, все, что некоторые постигали годами, выбрав путь, чуждый морали коммунизма,

все это накатило за два месяца. Может быть, то была специфика маршрута, может,

особенность того времени. Но хватило на целую жизнь.

Самый приятный личный опыт первая женская грудь в руках. Самый жуткий -

риск жизнью. Один раз своей, другой пассажира. Не могу утверждать, что те

«университеты» не оставили следа в моей жизни.

Работать по «обороту» нам не очень разрешали. «Оборот», это когда сразу по

возвращении из одного рейса, проводник уезжал в следующий. Обычно, поезд

обслуживали две бригады. И пока вторая бригада, совершала поездку по маршруту на

нашем поезде, мы отсиживались дома.

Желание заработать толкало нас на дополнительную работу. Возникла мысль

ездить на внутренних рейсах, по республике. Эти рейсы были короче, мы успевали, и

отдохнуть, и дополнительно заработать. Главное отличие от поездок в Москву

заключалось в том, что на внутренних рейсах мы работали только в паре со штатными

проводниками. Чаще всего с женщинами. Причем, с достаточно взрослыми и

профессиональными. Это был для нас ценный опыт.

Один из таких внутренних рейсов был организован таким образом, что от состава,

который следовал из Кишинева в Рени, на станции Бесарабка, «отстегивали» два вагона и

отправляли в другое направление. А на обратном пути, на той же станции, мы ждали, пока

эти два вагона пригонят и подцепят к основному составу.

Во время одной из таких поездок, основной состав приехал на Бесарабку и ждал те

самые вагоны. Что-то с ними случилось. Ждали слишком долго. Была ночь. Теплая южная

ночь. Все вывалили из вагонов на платформу. Поскольку туалеты на стоянке были

закрыты, некоторые пассажиры направились к туалетам на станции. Кто-то побежал в

буфет. Я стоял на перроне, вместе с проводниками. Вдруг в тишине раздался детский плач.

Он был какой-то необычный. Не могу объяснить, но у меня возникла аналогия с

музыкальной записью звук как будто периодически подрывался. Он доносился откуда-то

с другой стороны состава, но недалеко от нас. Поскольку плач нарастал и усиливался,

проводницы открыли противоположную дверь тамбура, спустились на другую сторону и

Назад Дальше