Ересиарх всея Руси - Александр Холин

Помилуй, Боже, и спаси!
Перед Тобою обнаженный
на стыд и слезы осужденный
Ересиарх Всея Руси.
И полудённый неба плач
потряс светлейшее светило:
я резал напрочь, точно врач,
то, что вчера душою было.
Уплыло каплей по стеклу,
упало образом в примете,
кружилось вальсом на балу
анти-Господнее столетье.
А я смеялся и плясал,
и богохульствовал без меры.
И вот я тот, кем смел и стал 
священномученик Химеры.
Не дух, не зверь, не человек,
не изгонённый, но изгнанник.
И очарованный вовек,
рождённый Русью, Божий странник.
Унылый дождик моросит.
А я, как Бог, преображенный,
стихи читаю прокаженным
Ересиарх Всея Руси.

Моя туманная и нежная,
исполосована бичами,
не согрешившая, но грешная,
совсем с неженскими плечами
невыбираемая Родина 
печально-сказочная Русь 
я твой герой и твой юродивый,
твой Пересвет и Златоуст,
и нескончаемое пение
весёлых лип и сонных трав,
и новое стихотворение,
в котором твой полынный нрав
моё грядущее и прошлое,
как повилику закрутил.
Но за меня, моя хорошая,
прости, кого я не простил.
Ты вся в рябиновом пожарище,
и знаком вечного огня
в ночи, за облаком блуждающей,
благослови на жизнь меня.

Эти огненно-снежные волосы
разжигают вселенский пожар,
и планету от полюса к полюсу
сотрясает подземный удар.
Знак огня:
пепел в небе качается
на луне, оставляя следы.
Не пойму, как же он сочетается
с разделительным знаком воды?
От беды, как известно, не спрячешься 
пусть артачится снег за окном,
пусть в огне саламандра маячится,
пусть в углу улыбается гном.
Эта огненно-снежная женщина
то ли счастье, а то ли беда
Но от полюса к полюсу трещина,
но от сердца до сердца вода.

Любимой жене Ксении

Что сказать мне о белом дне,
белом городе и цветах,
где ты думаешь обо мне,
где все мысли наводят страх?
Ты не бойся так за меня!
Ведь бояться не значит жить.
Не старайся клочок огня
в белом городе сторожить.
Если я для тебя горю,
значит, Богом так суждено,
и в каком-то другом раю
это счастье нам не дано.
Значит, будем любить всерьёз
белый город и нашу жизнь.
И не надо горючих слёз
под наплывами дешевизн.
А когда я лечу во сне,
белый город разгонит мрак.
Ты ведь тоже приснилась мне,
и от сна не уйти никак.

Если б знал, когда упасть
мне планирует рогатый,
обломал рога бы всласть
я ему ведь это свято!
Дождь стекает по стеклу:
всюду драки, всюду слёзы,
и по мирному теплу
тихо плачут две мимозы.
Солнце прячет жаркий лик
в хмарь теней, в лоскут страданий,
лишь бы снова не возник
тонкий луч воспоминаний
о веселье, о былье!..
Но летая над страною,
вижу копоть в полынье
от советского застоя
и от будущих продаж
несломившейся России.
Я поэт! И мой кураж 
Быть предтечею Мессии.
Но занозой под ногтём
наша жизнь, как неудача.
А небесный окоём
как столовка для раздачи
манны, хлеба и вина,
и каких-нибудь секс-шоу.
Русь разбита, сметена
лишь одним поганым словом
расплодившимся теперь
как чума, как паутина.
Распахнули в небыль дверь,
остальное всё рутина!
Гильотина ждёт меня
от нерусского престола,
или сполохи огня,
чтоб успел исполнить соло?
Много надо мне любви!
Много песен и страданий!
Стану храмом на крови
и творцом воспоминаний.

Похмелилась, оклемалась
многодетная страна 
многолетняя усталость,
где и горе задарма,
где и драки все вприглядку.
Доставай последний грош,
да вокруг тюрьмы вприсядку
попляши, едрёна вошь.
Напиши шальные оды
про Емелю на печи,
насмеши хмельную одурь,
да и сам похохочи.
Ой, ты, родина-Россия!
Я твой Сенька и святой.
Сам собой такой красивый,
и застенчивый такой.
Шапка дадена по Сеньке
и по святости венец,
и на трёх струнах натенькал
скоморох про мой конец.
Что за невидаль такая?
Впору жить и умирать.
Только мне не надо рая
без России твою мать!

Город слякотью наполнен.
Святый Боже, помоги
человечий долг исполнить
и раздать свои долги.
Я совсем не для забавы
проживаю здесь свой век.
Ни для счастья, ни для славы
в мир приходит человек.
Много в жизни разных сказок,
обретений и потерь.
Невечерний воздух вязок
и коварен, словно зверь.
Чем живёшь не для забавы
перед смыслом Бытия?
Дал мне Бог испить отравы
там, где истина своя.
Разве можно с полупьяну
умирать и воскресать?
Но любить не перестану
всю Россию нашу мать!

Оставляя свои раздумья
в тонкой графике зимних рощ,
неприкаянный,
неразумный,
я бреду по России в ночь.
Я бреду по московским граням
истончённого бытия,
не истерзан и не изранен,
но убит сединой вранья.
Видно так для России лучше 
ни к чему в облаках кружить,
а продать человечьи души
за кружочки словесной лжи.
Что ж ты, Родина, раскололась
под валютный заветный звон?
Я валяюсь простым осколком
православных святых икон.
Я валяюсь зеркальной гранью
под когтями у воронья,
не истерзан и не поранен,
а убит чистотой вранья.

Тень моя в тьме замороженных улиц.
Русь моя, падает снег на ладонь.
Как же с тобою в зиме разминулись,
город мой древний, стреноженный конь?
Думал я вскачь над обрывом промчаться,
словно Высоцкий, собрат по перу.
Только мне выпало тенью скитаться
с воем собачьим на снежном ветру,
только мне заживо камень надгробный
был уготован, судьбе вопреки!
Звук прокатился по улице дробный,
лошади скачут наперегонки.
Всё же Москва пронеслась над обрывом 
я в этом хаосе не разберусь.
Чудится песня с цыганским надрывом,
значит, жива ещё матушка Русь!

Слышишь, мама, я пришёл!
Я нашёл тебя, мамуля!
Жизнь мелькнула, словно пуля,
с продырявленной душой.
И ни завтра, ни вчера,
только взлёт и только вечность.
Неужели бесконечность
это времени игра?
Не пора ли мне на взлёт 
я весь мир перелопатил,
истончался, скажем кстати,
но достиг не тех высот.
Состоявшийся пижон,
нашумевший мастер слова,
но тебе промолвлю снова:
 Слышишь, мама, я пришёл!

Спасена от пробужденья
наша сонная страна.
И опять девичьи тени
тихо дремлют у окна.
И опять поёт кукушка,
с бодуна попав не в такт.
Дремлют девушки-старушки,
а ребята за пятак,
за алтын заложат души
и гуляют до утра.
Русь! Ведь ты не стала лучше
из-за громкого «ура!»,
где мы новый мир построим,
а потом, опохмелясь,
под застойное застолье
упадём по-новой в грязь!
Кружит лошадь, как собака
вкруг за собственным хвостом.
патриарх из буерака
всем грозит своим крестом.
Свищет ветер над могилой,
на дубу затенькал дрозд!
Но опять с недюжей силой
кто-то строит крепкий мост
меж обыденным грядущим
и вчерашним бытиём.
Русский люд не стал непьющим,
значит, выпьем и споём.
Может, мы за гранью синей
Бога вспомним не дыша
Гой ты, матушка-Россия,
православная душа!

Закипел над Москвой фиолетовый день,
разбудил полноцветие улиц,
колыхнулась моя придорожная тень
и вороны под небо взметнулись.
Мы проснулись с тобой в фиолетовом дне.
Что ж ты, милая, смотришь печально?
На Руси не отыщешь спасенья в вине,
и судьба не бывает случайна.
Тайны нет без Творца и творения нет
без Божественной искорки Свыше.
только вижу в глазах твоих пламя комет,
пролетающих в полночь над крышей.
Только вновь осторожная поступь берёз
прокатилась Измайловским парком.
Мы любили друг друга взахлёб и всерьёз,
а теперь мы не свечи огарки.
Обожжённые вскользь фиолетовым днём
под весёлые звуки свирели,
мы с тобой мотыльками неслись над огнём,
но пока от любви не сгорели.
Но пока ещё слышен метронома звук
и стремление к небу и звёздам.
Наш полёт превращается в замкнутый круг,
и я снова дарю тебе розы.

Зазеркальное Беловодье 
это счастье моё и песня.
Я туда щепой в половодье
приплыву,
    и в стране чудесной
будет день и не будет тени,
будет смех, будет только радость.
Среди сотен других мгновений
я найду
    то, что мне осталось.
Из мгновений, обрывков ночи
и полётов грехопадений,
волен ты выбирать, что хочешь 
лишь одно из пустых мгновений!
В том, земном, сумасшедшем доме
всё клубится, где боль, где радость.
В недописанном мною томе
приключений 
       слезинка яда.
А душа всё спешит сорваться
и поймать золотистый лучик.
В Зазеркалье мне сны приснятся
с ностальгией
       Здесь было лучше!
Так зачем мне спешить в дремоту,
в зазеркальное Беловодье?
Может я не познал чего-то,
не изведал сермяжной плотью
с каплей сладости каплю яда,
отперев все замки и двери?
Мне зачем-то отведать надо
каплю истины и потери