Засека - Владимир Ильичев (Сквер)

Биологический вид
Который жутко дымит 
палит свиней и собак,
смолит свинец и табак.

Биологический вид
Который свеж, как Брэд Питт,
и языкаст, как Эйнштейн,
а пародирует вшей.

И я причастен к нему,
хотя  зачем  не пойму,
я по замуту  другой,
не занят делом-трубой.

Биологический вид
Который в бронзе отлит,
который с книжных страниц
торгует мимикой лиц.

Биологический вид
Который в аут летит,
свистя из дырки: «Lets Go!»,
и претендуя на гол.

И я причастен к нему,
хотя себе самому
автоголы забивал 
мой мяч засчитан бывал.

Биологический вид
Который с прочими спит,
который всех полюбил,
такой  видок-полифил!

Биологический вид
Мне безразличен ретвит,
и мне не нужен репост,
ведь у меня  передоз.

Я перечастен к тому,
кто видит счастье в дыму
и нагибает весь мир
Гудбайте в аут, «мессир».

Однажды некий пьяный шизофреник
придумал, будто можно жить без денег,
и вырвал их из банков и ноздрей 
у тут же задохнувшихся людей.

От подлости такой засохли реки,
не видя больше друга в человеке,
от зла такого вырубился лес
Но счастья не нашёл и шизик-бес!

Ему пришлось тянуть из денег воздух
(гад быстро понял, жить без них непросто!),
Он деньги начал пить, а вскоре  есть
(нашли подонка истина и месть!)

Купюрка разлеглась  и захотел он
(да так, что линза неба запотела),
в капусте  шизофрёночка нашёл,
(ещё бы, деньги  это хорошо).

«Я понял, я всё понял!»  закричал он.
Вернул носам и банкам их Начало
Булонский лес воспрял от естества!
Буквально ожила река Москва!

Нормально  дым да жижу  ткут заводы,
к природе, к людям полные заботы!
Свеж воздух и божественна еда!
Ах, деньги, наше будущее Да?

Хочешь, система, шаблоны порву?
Только что был в приоткрытом я космосе 
гость иноземный свозил на горбу,
вырвав на миг из обрыдлой мне косности.

Ты говорила  там нет ничего,
кроме вселенных, тобой же одобренных.
Да, межпланетье скучно и черно,
но остальное  потешно и бодренько.

Ты говорила  там нет никого!
Я и горбатого счёл исключением
только подумал, а он  приколол:
«Много в ночи результатов свечения».

И, для примера, заехал к своим 
ладная, кстати, семейка, любезная,
фруктом кормили, не понял, каким,
ну а вода там  обычная, пресная.

Мне горбуны показали весь дом,
полный тепла и уюта саманного.
Где-то шло время, своим чередом,
как я хочу ощутить это заново

Это не главное. Главное  Глаз,
видящий каждое в жизни движение,
видящий, как ты, мадам, разлеглась,
чтобы губищу катать совершеннее.

Скоро тебе, систетутка, кирдык,
ибо  го но твоя музыка помнишь ли?
Ну-ка, закрой свои скотские рты 
кроме просящих о пище и помощи.

Думаешь, мало шаблонов порвал?
Выше  от мига мои впечатления.
Чао, система. Бывай здорова 
лучше сама, до планетолечения.

А рубль вырос при открытии торгов.
А я не знал. Ни о торгах, ни о подвижке.
Пока внезапный Иннокентий Топорков
не разъяснил мне этой очень важной фишки.

Он разъяснил, и предложил играть на всех
скачках валют, сказал, что схемы очевидны.
А я послал его. В одну из тех прорех,
каких по две у утконоса и ехидны.

А он обиделся. Кричал  «Живи в гайне!»
Бросался мылом. Поливать пытался бранью.
А я на жёлтой неподкованной луне
тихонько ехал, и стихи писал. Про Аню.

Потом про маму. Про детей. И про цветы.
Про свежий воздух и серебряные реки.
Опять  про гения чистейшей красоты.
И всё сходилось  безупречно, как в аптеке.

Пропал внезапный Иннокентий Топорков,
ему на мыле разориться  несолидно.
А рубль рухнет при закрытии торгов.
Торги закроются. Навечно. Очевидно.

У меня все доказательства
против буквы paraZ.
Судьи, что так  нераскатисто 
про науку и «резет»?

У меня все доказательства,
paraZ  суть паразит,
от него рассветам  задница,
да, терпила-алфавит?

Извините за ругательства,
но без них не полон сказ.
У меня все доказательства,
повторяю в третий раз!

Авокадо, манго, яблони,
от начала до конца 
подписать готовы явное,
за искусство, за истца

Аксолотли, майны, ящеры 
тоже в теме, я клянусь.
Хватит гнуть животворящее,
судолбали, ваша гнусь!

Разогнёт хребтину творчество 
ухи-ухи словят шах,
промышляди будут корчиться
в опустелых гаражах.

Хватит мямлить. Важно мнение
громогласного судьи,
до грозы  его мгновение,
краткий стук в его груди.

То, к чему вы здесь приучены 
он рассудит, молотком,
от бумажек, вами всученных,
разъярясь Да будет гром!

Паразит в уме спасается
через щель в запасный век.
У меня все доказательства,
неразумный человек.

«Тише едешь  дальше будешь»

Ещё лизни буйца, река прогресса 
и тем изобрази волны подъём
Ещё одна благая поэтесса
воспела иссушение твоё.

Ещё один безродный мужичонка
с прокуренно-пропитым голоском 
расчухал, как талантлива печёнка 
когда не под промышленным замком.

Ещё один художник-покупатель 
зелёных красок взял, а красных  нет,
рисунок на подсолнечном Арбате
лучами сбалансирует свой цвет.

Ещё одна воскресшая авоська
пакету рассадила гладкий спрос,
еще одна мутировала моська 
и слон таки с ушами в землю врос.

«Ещё, ещё!»  твой лозунг, прогрессивный,
согласный с перекормленным лещём,
но ты же половодишь  по России,
а значит, и погибнешь  от «ещё».

Лижи, толкай буи, река прогресса,
бурли, изображай волны подъём,
пока с моей подружкой поэтессой
мы медленные реки воспоём

матрицайтунг суетайм
цивилярва убилайн
воспитаймеринг мудоу
абсолюди никогоу

спозаранку суета
в рот пихается еда
как же в садике х ёво
больше нету никакого

Верил бы Клаве, но Клава  стучит,
и допускает при этом ошибки
Был бы я вправе стукачку учить 
стали бы общими наши пожитки.

Верил бы Моне, но Моня дрожит,
с каждым дрожит покорённо и страстно 
с вором в законе, с пропащим во ржи,
с красным, и с белым, и заново  с красным.

Девка из черни, из грубых чернил,
тесно с тобой на бумажной простынке,
имя  в вечерней заре обронил
Тесно  тепло. Губы  к имени линки.

Клавы и мони  я буду у них,
общество хочет налога и лиры.
Буду, в поклоне  себя обронив,
вновь сохранив только наши пунктиры.

Не было  было, не чаялось  есть,
сводит простынка пробелы  в полоску.
Высшая выпала нам с тобой честь 
ведать, как нищий латается лоскут.

Я думал, что кодекс обычного мага 
бумага, такая же, как
диплом о кончине души некрофага,
подложка под божий бигмак.

А кодекс обычного мага  плотнее
воздушных исчёрканных масс.
Но птичка порхает легко. А под нею
и я, в параллельности нас.

Листаю мыслишки, читать неохота,
что может внизу удивить?
Вчера было  хобби, сегодня  работа:
чуток ненавидя  любить.

И ветер ко мне всё нежнее и строже,
летать  не разделывать птиц
Пичуга уверена  я осторожен,
но изредка смотрит и вниз.

И, кстати, «летать»  только в пятом разделе 
равно «щекотать высоту».
Мы делаем то, что мы делать хотели,
и будем хотеть на лету.

У меня  по гравёру в столетии каждом,
и в кремле-змейсовете есть люди свои
Там, где любят Россию менты по бумажкам 
я, как всякий пират, полюбил Сомали!

Полюбил  по водице  догнать кораблишко,
и обчистить до нитки друзей ментовских,
чтобы те и другие сияли не слишком,
чтобы тоже хлебнули супца из тоски 

как придумали третьи друзья для народа,
доедая на завтрак фруктовый салат.
Заигралась ты, кодла  сменилась колода,
паучиха вахтёрша  всё-всё заспала.

Я помог добрым людям, поплакал, что  мало,
и пошёл себе дальше родимой межой.
А шпана мне бока между дел поломала,
растереть бы шпану, да я мальчик  большой.

В сельсовете тусуется верная кобра,
и заметны в грядущем  закладки мои
А ведь сразу понятно, что мент  это образ,
что в составе России  моя Сомали?