Ну и что вы оба так на меня уставились? невозмутимо спросила Ольга. Мне положено вести себя эксцентрично, это мой хлеб. Или вы предпочитаете крылья летучих мышей под потолком, скелет в шкафу и чучело совы на столе?
Пожалуй, нет, дар речи постепенно ко мне возвращался, это будет слишком похоже на кабинет биологии в средней школе.
Вот и я так думаю, неожиданно легко согласилась наша хозяйка. Знаешь, тебе не следует садиться на диван. Он слишком мягкий, ты там раскиснешь. Лучше на стул да не на этот, на другой. Спиной к окну, вот так. А на диван мы усадим Наталью.
Я тоже раскисну, у меня похмелье, гордо сообщила Ташка, обрушивая в темную нежность дивана все свои сокрушительные сорок семь килограммов.
Тебе можно киснуть, тебе у меня даже спать можно, тебе вообще все везде можно пока можно. Пока.
Почему «пока»?
Ольга не отвечает, она садится напротив меня и глядит мрачно, исподлобья. Тон у нее, тем не менее, дружеский, доверительный если только слушать голос, а в глаза не заглядывать.
Этой маленькой женщине, нашей с тобой подружке, можно все, представляешь? Не только здесь, у меня дома, а вообще все. И эта лафа будет продолжаться, пока она не выйдет замуж. Тогда финиш. Ничего от ее удачи не останется.
Ну не выйду я замуж, не выйду, досадливо бурчит Ташка. Она явно слышит это пророчество не впервые. Возможно, когда-то обещание несчастливого замужества произвело на нее глубокое впечатление, но не сейчас. Сейчас ей наплевать.
Есть у тебя такой шанс, соглашается гадалка. Но очень-очень маленький, резко оборачивается ко мне: Эй, Макс или как тебя там на самом деле зовут
Именно так и зовут.
Но Ольга меня словно бы не слышит.
присматривай за этой девочкой, забивай ей голову всякими лживыми глупостями, обещай золотые горы или отправь в ашрам какой от греха подальше лишь бы не вздумала замуж выскакивать. Ей нельзя.
Никому нельзя, по-моему, ее страстный монолог о Ташкиной судьбе понемногу начинает меня забавлять. Я вообще противник института брака
Это как раз полная ерунда все, что ты говоришь, вдруг рассердилась Ольга. Проще простого быть противником какого-то там «института»; куда труднее заботиться об одном-единственном живом человечке вот хотя бы об этой женщине, которой ни в коем случае нельзя выходить замуж Впрочем, зря я прошу тебя о ней позаботиться. У тебя не получится, не твое это дело. Ну и не надо!
Куда-то не туда нас занесло так мне, во всяком случае, показалось. В таких ситуациях проще пожимать плечами, чем отвечать. Этим полезным физическим упражнением я и занялся. Оно укрепляет мышцы плечевого пояса, предотвращает сколиоз и, возможно, даже продлевает жизнь, как всякий мудрый поступок. Ольга (ни «Олла», ни «Хельга» в моем сознании пока не укоренялись, для меня она была Оля, Оленька, а то и вовсе Олька), как ни в чем не бывало, принялась хлопотать по хозяйству. Нам был явлен пузатый чайник с алыми маками на фаянсовом брюхе; шоколадная тьма буфета породила разнокалиберные чашки. Мед в деревянной миске изрядно подсох, зато холщовый мешочек для чая дразнил воображение тонкими травяными ароматами. Ташка косилась на меня смущенно и испытующе, словно бы пробовала на вкус мое настроение, обнаруживала там некую подозрительную горчинку и была заранее готова взять на себя ответственность за ее появление. Зря, кстати: я был скорее заинтригован, чем разочарован. И вообще не волоком же она меня через весь город сюда тащила! Сам притопал как миленький: кошачья погибель любопытство и крупного примата до цугундера доведет.
Это чай, его надо пить, сурово сообщила хозяйка дома, наделяя меня лазурной чашкой, предназначенной, вероятно, для повседневных нужд титанов и прочих мифологических громил. Ароматная жидкость, однако, золотилась на донышке. Аккуратная девичья порция в нечеловеческих размеров сосуде. Нелепо, негармонично, но впечатляюще, как и весь первый раунд нашего знакомства.
Гадать на картах я тебе не стану и по руке не стану, даже видеть твои руки не хочу, внезапно заявила Ольга, усаживаясь напротив. Колени потянула к подбородку; длинная красная юбка, впрочем, не оставляла мне шансов получить хотя бы смутное представление о форме ее ног. Взяла свою чашку, по запястьям, дребезжа, заскользили тонкие металлические браслеты, трогательные бисерные ниточки и пластмассовая цветная дребедень.
Жалко. Мне еще никогда толком не гадали. Сколько раз брались, и всегда что-нибудь случалось в последний момент, я демонстративно отставил в сторону чашку, дескать, и чаю мне твоего не надо, раз такой облом.
Правильно. И всегда так будет, безмятежно пообещала Ольга. Ты на картах и сам гадать можешь распрекрасно. Только не вздумай по книжкам учиться. Сам нарисуй себе свою колоду и гадай всем желающим. И не спрашивай меня, как. Стоит один раз попробовать, и вопросов у тебя не останется.
Таша виновато ерзала на диване. Она-то сулила мне феерический гадательный сеанс с разоблачением всех кармических нелепостей моей непростой биографии. Странное дело: с тех пор, как мы переступили порог этого эзотерического притона, я не сказал ей ни слова. Ольга каким-то образом умудрилась заслонить от меня весь мир, хоть и была не слишком приветлива. Вообще-то я люблю, когда окружающие ведут себя так, словно они меня обожают. Искренности я не требую; ритуального танца вполне достаточно. Но он совершенно необходим.
Так что, кина не будет? уточнил я, с тоской поглядывая на отставленную чашку: сей протестующий жест теперь казался мне преждевременным: пить-то хотелось, и еще как.
Ну почему же. Будет тебе кино. Просто немножко другое кино. «Кино не для всех», так это, кажется, называется?
Ага, что-то в таком роде, мне вдруг стало смешно. Веская причина принять ее угощение, и я залпом выпил остывший уже чай. Каждый глоток отличался от предыдущего: первый походил на обычную кипяченую воду, второй на слабый травяной отвар, слегка подслащенный; интенсивность вкусовых ощущений нарастала с каждым глотком, последний был и горек и сладок одновременно почти невыносимое, но будоражащее сочетание. Потом-то, задним числом, я понял, что в метаморфозах Ольгиного угощения не было ничего необъяснимого: просто на дне чашки покоился мед, темный и вязкий, как речной ил, а я не потрудился размешать напиток. Блаженны рассеянные: мы живем как во сне, со всеми вытекающими последствиями.
Гадалка вдруг приложила палец к губам, кивком указала мне на Ташку. Я глазам своим не поверил: моя подружка, кажется, задремала, забившись в угол дивана. Так быстро засыпают (и так блаженно сопят) только очень маленькие дети если их хорошенько выгулять на свежем воздухе, а потом от души накормить. У двадцатипятилетних женщин, страдающих, к тому же, непреходящим легким похмельем, это происходит несколько иначе так мне, во всяком случае, до сих пор казалось.
Она маленькая и очень хорошая, почти интимным шепотом поведала мне Ольга. Это редкость: такие маленькие женщины обычно грандиозные стервы, у них особый талант. А она хорошая.
Хорошая, подтвердил я, невольно улыбаясь. Но без царя в голове.
Это да, это правда, меланхолично согласилась моя собеседница, это правда, без царя С другой стороны, абсолютная монархия в голове никому не идет на пользу
Абсолютная и не требуется. Я предпочитаю, чтобы в голове была конституционная монархия.
Это как? С парламентом, что ли? С верхней и нижней палатами? С правительством и премьер-министром?
Что-то в таком роде. Все лучше, чем демократия или диктатура в отдельно взятой голове. Ужас, да?
Да, пожалуй. Если только это не диктатура духа.
В голове?!
И в голове, и в заднице. И в прочем ливере, если тебя интересуют подробности.
Я посмотрел на гадалку с нескрываемым интересом. Дескать, «вот вы какие, северные олени»! Признаться, я ожидал встретить куда более экзотическое и гораздо менее вменяемое существо. Впрочем, что касается вменяемости, у меня с самого начала имелась пара-тройка «i» с нерасставленными точками.
А что за странные вещи ты говорила, когда я пришел? Почему «привидение», почему «выдумка»? Это прозвучало ну, как бы несколько дико.
Что я говорила тебе на пороге? А, ну да, сейчас мне и самой странно Но над этим предстоит ломать голову не мне, а тебе.
Ну ни фига себе, разочарованно промычал я.
Противно, когда тебе безответственно морочат голову всяческие астрологи-хироманты и прочие официальные представители чудесного. Они словно бы вынуждают нас становиться скептиками просто для того, чтобы не чувствовать себя одураченными. Инстинкт сохранения чувства умственного превосходства порой даже сильнее инстинкта самосохранения, и это, в сущности, странно и нелепо.