М. Горький (18681936)
***
Не браните вы музу мою, я другой и не знал, и не знаю;
Не минувшему песню слагаю, а грядущему гимны пою.
В незатейливой песне моей я пою о стремлении к свету;
Отнеситесь по-дружески к ней и ко мне, сомоучке-поэту.
Не встречайте же музу мою невнимательно и безучастно;
В этой жизни, больной и несчастной, я грядущему гимны пою.
***
В лесу над рекой жила фея, в реке она часто купалась;
Но раз, позабыв осторожность, в рыбацкие сети попалась.
Её рыбаки испугались Но был с ними юноша Марко;
Схватил он красавицу-фею и стал целовать её жарко.
А фея, как гибкая ветка, в могучих руках извивалась,
Да в Марковы очи глядела и тихо чему-то смеялась
Весь день она Марко ласкала, а как только ночь наступила
Пропала весёлая фея, у Марка душа загрустила
И дни ходит Марко, и ночи в лесу над рекою Дунаем,
Всё ищет, всё стонет: «Где фея?»; но волны смеются:
Не знаем.
И он закричал им: «Вы лжёте, вы сами играете с нею».
И бросился юноша глупый в Дунай, чтоб найти свою фею.
Купается фея в Дунае, как раньше до Марко купалась;
А Марко уж нету Но всё же, о Марко хоть песня осталась.
А вы на земле проживёте, как черви слепые живут:
Ни сказок о вас не расскажут, ни песен про вас не споют.
Е. Гребёнка (18121848)
***
По озеру красивый Лебедь плыл,
Один среди гусиной серой стаи.
К чему свои он перья распустил?
В сердцах Гусак заголосил,
Чего любуетесь, как он плывёт, блистая?
Мы серые тут все, а он один средь нас
Такой чистюля белоснежный!
Да если взяться нам прилежно,
Его б мы перекрасили тотчас.
Чего он чванится, что белый он и нежный!
Пришлось по сердцу всем гусям
Простое предложенье это
Хватают грязь и там и сям
И мажут Лебедя, чтоб серого был цвета.
Обмазали кругом остыл гусиный пыл.
А Лебедь лишь нырнул и белым стал, как был.
А. Грибоедов
(17941829)
***
Луг шелковый, мирный лес! Сквозь колеблемые своды
Ясная лазурь небес! Тихо плещущие воды!
Мне ль возвращены назад все очарованья ваши?
Снова ль черпаю из чаши нескудеющих отрад?
Будто сладостно-душистой в воздух пролилась струя;
Снова упиваюсь я вольностью и негой чистой.
Где же друг?.. Но я один!.. А давно ль как привиденье,
Предстоял очам моим вестник зла? Я мчался с ним
В дальний край на заточенье. Окрест дикие места,
Снег пушился под ногами; горем скованы уста,
Руки тяжкими цепями
***
Крылами порхая, стрелами звеня,
Любовь вопрошала кого-то:
А есть ли что легче на свете меня?
Решите задачу Эрота.
Любовь, я решу, я отвечу за вас,
Сама себя легче бывает подчас.
Слыхали, есть песня такая:
Нашла себе друга Аглая
И легче, быстрее того совсем позабыла его.
А. Григорьев
(18221864)
***
Я Вас люблю что делать виноват!
Я в 30 лет так глупо сердцем молод,
Что каждый Ваш случайный, беглый взгляд
Меня порой кидает в жар и холод.
Я знаю сам, что были бы преступны
Признанья или смысла лишены:
Я знаю, для меня Вы недоступны,
Как недоступен Рай для Сатаны.
Цепями неразрывными окован,
Не смею я, когда порой взволнован,
Измучен весь, к Вам робко подхожу
И подаю Вам руку на прощанье,
Сказать простое слово «до свиданья»
Иль, говоря, на Вас я не гляжу.
К чему они, к чему свиданья эти?
Бессонницы расплата мне за них!
А между тем, как зверь, попавший в сети,
Я тщетно злюсь на крепость уз своих.
Я к ним привык, к мучительным свиданьям,
Я опиум готов, как турок, пить,
Чтоб муку их в душе своей продлить
И дольше жить живым воспоминаньем.
Да, я люблю Вас глубоко и страстно.
И страсть безумную свою
От всех, от Вас особенно, таю.
От Вас, ребёнок чистый и прекрасный!
Не дай Вам Бог, душа моя, узнать,
Как тяжело любить такой любовью,
Рыдать без слов, метаться, ощущать,
Что кровь свинцом расплавленным, не кровью,
Бежит по жилам; рваться, проклинать,
Терзаться ночи, дни считать тревожно,
Бояться встреч и ждать их, жадно ждать;
Беречься каждой мелочи ничтожной,
Дрожать за каждый шаг неосторожный;
Над пропастью бездонною стоять
И чувствовать, что надо погибать,
И знать, что бегство больше невозможно.
Э. Губер (18141847)
Э. Губер (18141847)
***
Думал мужик: «Вот я хлеб продам,
А барин спросит оброк отдам.
В город снесу на продажу товару
Да и лошадок куплю себе пару;
Ну а потом и Ванюху женю
Я на Марфуше к Николину дню».
Хлеба мужик продал на два алтына,
Барин назвал его сукиным сыном;
И на деревне случился пожар,
Где вместе с хатой сгорел весь товар.
Тут почесался мужик поневоле
И не женил он Ванюху к Николе,
А поглядев на пустую мошну,
Взял и напился к Николину дню.
***
Иду домой знакомою дорогой.
Я издали вернулся. На покой.
На посох опираясь мой убогий,
Я думаю с невольною тоской:
Кто мой приход на Родину заметит,
Кто ныне здесь меня как друга встретит?
Мне не жилось в родимой стороне
Всё звал меня какой-то злобный гений
В чужую даль; и душно было мне
Под бременем неясных вдохновений.
И вышел я из Родины моей
В широкий мир сомнений и страстей.
Но не сбылись младые упованья,
Разрушился пророческий обман.
Я не сберёг ни одного желанья,
И в этот час среди кровавых ран
Я отдал бы за дружескую ласку
Былых надежд несбыточную сказку.
Домой, домой, на Родину мою!
Я вновь дышу вечернею прохладой
В родных полях; я снова узнаю
И старый дом, и церковь за оградой.
На прах земли я головой клонюсь;
Я снова здесь надеюсь и молюсь.
Идёт народ, не вижу между ними
Ни одного знакомого лица.
Я не найду один между чужими
Ни матери, ни старого отца.
Другое им отведено жилище
Там за селом, где тихое кладбище.
Но вот они проходят, я дрожу,
Их братского привета ожидаю;
Их имена я в памяти держу,
По имени себя им называю
Не вспомнит ли хоть кто-нибудь из них
Об имени родителей моих?
Ушли. Я у знакомого порога
Стою один и с тайною тоской
Гляжу вперёд на пыльную дорогу,
На посох опираяся рукой.
И стыдно мне, что я забыт народом,
Что никого не радую приходом.
Куда теперь? Кому же протянуть
В последний раз, хоть на прощанье, руку?
Иду один, и некому вздохнуть,
На долгую благословить разлуку.
Вокруг меня и братья, и родня,
Но некому молиться за меня.
***
В хате тихо; треща, догорая, еле светит лучинка
Что ты плачешь, жена молодая, на реснице слезинка?
Али больно тебе, что Ванюху барин отдал в солдаты,
Что кормить и себя, и старуху, сиротинка, должна ты?
Что на люльку ты смотришь уныло, что глядишь на мальчишку?
Хорошо при отце ему было, как любил он сынишку.
А теперь, без отца-то родного, даром сгинет мальчишка
Пропадёт у народа чужого, будет плут да воришка.
А как схватят, в открытом ли поле, на большой ли дороге,
Век покончит он в горькой неволе, в кандалах да в остроге.
Жалко матери стало ребёнка Видно доля такая.
И заплакала горько бабёнка, тихо люльку качая
Н. Гумилёв (18861921)
***
Я всю жизнь отдаю для великой борьбы,
Для борьбы против мрака, насилья и тьмы.
Но увы! Окружают меня лишь рабы,
Недоступные светлым идеям умы.
Они или холодной насмешкой своей,
Или трусостью рабской смущают меня;
И живу я во мраке, не видя лучей
Благодатного, ясного, светлого дня.
Но меня не смутить, я пробьюся вперёд
От насилья и мрака к святому добру;
И, завидев светила свободы восход,
Я спокойно, умиротворённо умру.
***
Прекрасно в нас влюблённое вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится;
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарёй
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой;
Что делать нам с бессмертными стихами?
Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.
Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Всё ж мучится таинственным желаньем.
Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Ещё не появившиеся крылья.
Так век за веком скоро ли, Господь?
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.