Август
Кружится тучей мошкара,
Поникли листья тяжело.
Их в полдень зноем обожгло,
И ночью мучает жара.
Неистово горячий день,
Жужжащий, как веретено.
А ночью падает в окно
Звезда, как первая сирень.
И медленно стекает мгла,
И вижу я любой предмет.
И новорожденный рассвет
Глядится в стёкла-зеркала.
Трава, деревья, камни, скалы,
Вода простые вещества.
Кто виноват? Я знаю мало
О том, чем жизнь моя жива.
Но слышал я травинки каждой
Глухой, торжественный мотив.
И в полдень утолил я жажду,
Лицо в источник опустив.
Так пусть же вдруг порою ранней,
Теряя чувства и слова,
Над родиной моей бескрайней
Взовьюсь, как палая листва.
Моряк, сжимающий штурвал,
Промок в своей одежде.
Седьмой, восьмой, девятый вал
Конец любой надежде.
Хоть их услышала земля,
Но все молчат угрюмо.
Раздвинув рёбра корабля,
Вода достигла трюма.
Хрипела буря, как труба,
В глазах плясали блёстки
Удар, короткая борьба,
Оторванные доски.
Дано бродягам под конец
Увидеть дно морское!
Благословен союз сердец
С солёною водою.
Уж лучше так в короткий срок,
Чем на постели с хрипом.
На кости их зелёный мох,
Как снег зелёный, выпал.
Вплотную близость подступила.
Стыдясь, ты спрятала лицо.
Но договор уже скрепило
Простое, скромное кольцо.
И душу вытеснило тело,
Как будто чёрная вода.
Свершилось то, чего хотела,
Чего боялась ты всегда.
И от минуты настоящей
Спасенья не было ни в чём.
И тихо шевелился спящий,
К тебе прижавшийся плечом.
Алушта
Здесь так же, как во время оно,
Смешалась сотня языков,
И расположена наклонно
Земля, зажатая с боков.
Горами, чьи синеют плечи,
А там, куда ни кинешь взгляд,
Единый пояс человечий
И пляжа пыльного шпагат.
Там женщин стройные фигуры,
Мужские сильные тела,
О камни бьющаяся хмуро
Волна морская приняла.
И хочет тонкий, сладковатый
Соблазн любви и красоты
Осесть на белые квадраты
И придорожные цветы.
Но привкус приторный курортный
Мешает, резок и остёр.
И с хрипом от морского порта
Отходит катер на Мисхор.
Где мостовые свет не точит,
С мертвецким отблеском свечи,
Где непроглядна ночь и ночи,
Качнувшись, не сомнут лучи.
Там только отраженье блеска
Былого- в совершенстве плит
И мастером забытым фреске,
На камне выложенной, спит.
Золотые круги на запястьях
Это нужно, пока расплетаются пальцы,
И металл сохраняет смысл.
Это нужно, пока наблюдают глаза,
Что так жаждали всем любоваться.
Это нужно, пока не взлетела душа,
Уничтожив иллюзию жить.
А сон струился сквозь туман,
Ползли малиновые тени.
Как будто был единый план
Для всех животных и растений.
В одно творение сложить
Все виды, все дела, все звуки.
И сладостное слово- жить!
Взойдёт из божеской науки.
Всё то, что смог произвести
Враз, а закат был фиолетов.
И удалось произнести
Все имена для всех предметов.
Мих.Зиву
1К песку прижатая мимоза,
Домов приземистый кортеж.
Террора вечная угроза,
Жара и плитки, цвета беж.
Кусты топорщатся упрямо,
Как всё, что выживает тут.
И голубая криптограмма
На вывеске нетленный труд.
Вряд ли стоит удивляться,
Друг, когда за шестьдесят,
Что не вызовут стреляться,
А святым провозгласят.
Этот жаркий вечер летний..
Ты ещё не знаешь, друг.
Он фактически, последний,
Уплывающий из рук.
А когда очнёшься вчуже,
После главного суда,
Никакой летейской стужи
свет и райская вода.
Застыли деревья сухие,
Их тень, как огонь, горяча.
Свирепого солнца стихия
Ломает и рубит сплеча.
Здесь скоро загнёшься без фляги
С какой-нибудь мутной водой.
И плавно колышутся флаги
С таинственной синей звездой.
Старинная блажь мозговая
Искать и молиться велит.
И длится судьба роковая,
А сердце болит и болит.
Хотелось бы верить
ещё пишу,
Но чувствую
мне не хватает слов.
Ведь я
стареющий человек,
Идущий, сгорбившись,
в никуда.
По выжженой
и слепой стране,
Где пальмы растут,
завернувшись в мох.
И полувысохший
эвкалипт
Бормочет мне
ничего не жди.
Мы знаем издавна друг друга,
Навеки, наповал, вразнос.
Упрямо кружимся по кругу,
Устали от своих угроз.
Стрельба в упор такое дело,
И вся страна уже тюрьма.
От взрывов небо помертвело,
И сотрясаются дома.
Пока мы их не переколем
До позвоночника, до дна,
Придётся красться чёрным полем,
Где за войной ещё война.
Мы ходим по лезвию бритвы,
О глупостях мелких грустим.
Свинцовым асфальтом молитвы
Свой путь в неизвестность мостим.
Так кто ж этот дикий, бездомный,
Мир выручит техника, Бог?
Иль знания вихрь многотомный,
Взрывающий душу поток?
Вечер прошёл,ступая грузно и тяжело.
Слушаю,как слепая полночь стучит в стекло.
Бьётся листва о ветки,стёршаяся до дыр.
Брезжит в оконной сетке хмурый,застывший мир.
Что же ты ,день вчерашний,всё не уйдёшь никак?
Кто-то над телебашней красный зажёг маяк.
Резким и воспалённым,виден издалека,
Кажется всем бессонным красный огонь маяка.
Шаг к себе. 1970-1989
Мих.Зиву
1К песку прижатая мимоза,
Домов приземистый кортеж.
Террора вечная угроза,
Жара и плитки, цвета беж.
Кусты топорщатся упрямо,
Как всё, что выживает тут.
И голубая криптограмма
На вывеске нетленный труд.
Вряд ли стоит удивляться,
Друг, когда за шестьдесят,
Что не вызовут стреляться,
А святым провозгласят.
Этот жаркий вечер летний..
Ты ещё не знаешь, друг.
Он фактически, последний,
Уплывающий из рук.
А когда очнёшься вчуже,
После главного суда,
Никакой летейской стужи
свет и райская вода.
Застыли деревья сухие,
Их тень, как огонь, горяча.
Свирепого солнца стихия
Ломает и рубит сплеча.
Здесь скоро загнёшься без фляги
С какой-нибудь мутной водой.
И плавно колышутся флаги
С таинственной синей звездой.
Старинная блажь мозговая
Искать и молиться велит.
И длится судьба роковая,
А сердце болит и болит.
Хотелось бы верить
ещё пишу,
Но чувствую
мне не хватает слов.
Ведь я
стареющий человек,
Идущий, сгорбившись,
в никуда.
По выжженой
и слепой стране,
Где пальмы растут,
завернувшись в мох.
И полувысохший
эвкалипт
Бормочет мне
ничего не жди.
Мы знаем издавна друг друга,
Навеки, наповал, вразнос.
Упрямо кружимся по кругу,
Устали от своих угроз.
Стрельба в упор такое дело,
И вся страна уже тюрьма.
От взрывов небо помертвело,
И сотрясаются дома.
Пока мы их не переколем
До позвоночника, до дна,
Придётся красться чёрным полем,
Где за войной ещё война.
Мы ходим по лезвию бритвы,
О глупостях мелких грустим.
Свинцовым асфальтом молитвы
Свой путь в неизвестность мостим.
Так кто ж этот дикий, бездомный,
Мир выручит техника, Бог?
Иль знания вихрь многотомный,
Взрывающий душу поток?
Вечер прошёл,ступая грузно и тяжело.
Слушаю,как слепая полночь стучит в стекло.
Бьётся листва о ветки,стёршаяся до дыр.
Брезжит в оконной сетке хмурый,застывший мир.
Что же ты ,день вчерашний,всё не уйдёшь никак?
Кто-то над телебашней красный зажёг маяк.
Резким и воспалённым,виден издалека,
Кажется всем бессонным красный огонь маяка.
Шаг к себе. 1970-1989
Осень
Осень словно ремнем опоясывает,
Ничего не вернуть, не убрать.
Август тени на сердце отбрасывает,
Продолжает сентябрь догорать.
Лишь закат утонул, как безжизненно
В мутной дымке белеет рассвет.
Что ты можешь? Смотреть укоризненно
Уходящему прошлому вслед.
Виновата ли в том, что, как палые,
Листья вяну, что бьет меня дрожь?
Ты сама, бесконечно усталая,
По садовой тропинке идешь.
Поле
Бескрайнее поле, светло и бездомно
и холодно как-то вокруг.
Вот сердце удары рассыпало дробно,
чуть слышный, единственный звук.
Эй кто-нибудь, может быть скажешь,
в каком я краю, и куда я попал?
Но нет никого, только мёрзлые комья,
да облака мутный опал.
А впрочем зачем всё, ведь это же ясно:
я просто забрёл далеко.
Поэтому здесь так светло и безгласно,
безжизненно, немо, легко.
И нет ни единой травинки обычной,
а также сомнений и мук.
Куда ни посмотришь, повсюду безличный
простор молчаливый вокруг.
Ступени
Не знают пения и стона
ступени каменного дома.
И свет втекает монотонно
в квадрат оконного проёма.
Здесь мысль, лишённая полёта,
орудовала всё теснится.
И в прорезь чёрного пролёта
не втиснется самоубийца.
И всё же смерть неоднократно
сюда входила в платье строгом,
и этот камень, вероятно,
нам мог бы рассказать о многом.
Но для чего мне чьё-то имя,
чужое выцветшее знанье?
Воспоминаньями своими
наполнено, кренится зданье.
Где спят без пения и стона
рассказ о смерти и рожденье
в глуши цемента и бетона
похоронившие ступени.