В двух верстах от его деревни находится село Тригорское, неоднократно воспетое и им, и Языковым20. Оно принадлежит П. А. Осиповой, которая там жила и живёт поныне со своим семейством. Добрая, умная хозяйка и милые её дочери с избытком заменили Пушкину все лишения света. Он нашёл тут всю заботливость дружбы и все развлечения, всю приятность дружбы. Вскоре Тригорское и Михайловское оживились с приездом сына П. А. Осиповой и поэта Языкова. Пушкин его очень любил как поэта и был в восхищении от его знакомства. Языков приехал на поэтический зов Пушкина:
Издревле сладостный союз и пр.
Потом он был обрадован приездом своего друга барона Дельвига. Более никого или почти никого Пушкин не видал во всё время своей деревенской жизни21. Сношения его с Петербургом шли своим чередом: он получал оттуда книги, журналы и письма. В это время началась его переписка с П. А. Плетнёвым, который взялся быть издателем его сочинений. Они в то время лично были почти незнакомы, но впоследствии их сношения кончились тесною дружбой. В досужее время Пушкин много ходил и ездил верхом, а вечером любил слушать русские сказки и тем говорил он вознаграждал недостатки французского воспитания. Вообще образ его жизни довольно походил на деревенскую жизнь Онегина. Зимою он, проснувшись, погружался в ванну со льдом, а летом отправлялся к бегущей под горой реке, так же играл в два шара на бильярде, так же обедал поздно и довольно прихотливо. Вообще он любил передавать своим героям собственные вкусы и привычки. Нигде он так не выразился, как в описании Чарского (см. «Египетские ночи»). В это время появилась первая глава «Онегина». Журналы или молчали, или отзывались о ней легко и равнодушно. Пушкин не понимал такого приёма сочинению, которое ставил гораздо выше прежних, удостоенных похвал, не только внимания. Впоследствии он должен был привыкнуть ко вкусу критиков и публики. «Борис Годунов», «Полтава», все русские сказки были приветствуемы то бранью, то насмешками. Когда появилась его шутка «Домик в Коломне», то публика увидела такой упадок его таланта, что никто из снисходительного приличия не упоминал при нём об этом сочинении».
З огляду на те, що вище було наведено аутентичні документи і матеріали самого Олександра Сергійовича Пушкіна про його ставлення до царя Миколи І, немає потреби наводити останні два рядки спогадів, запозичених у дещо заляканого «Його величністю Миколою Палкіним» молодшого брата геніального й сміливого поета-громадянина.
Тепер останнє свідчення про фактичного побратима Шевченка і не тільки поетичного Олександра Сергійовича Пушкіна. Воно належить відомому російському літераторові ХІХ століття Петру Андрійовичу Вяземському22.
Автор кілька разів бачився із засланим на Південь країни опальним поетом. У примітках же, що належать видавцям досить солідного й цінного видання спогадів, присвячених Олександру Сергійовичу, матеріали, що наводитимуться нижче, характеризуються таким чином: «Безвестный прапорщик генерального штаба Фёдор Николаевич Лугинин (1805 1884) с 15 мая по 19 июня 1822 года находился на топографической съёмке в Бессарабской области. К этому времени относится его кратковременное знакомство с Пушкиным, отражённое в дневниковых записях. Из этих записей, скупо фиксирующих встречи с Пушкиным в метрополии, городском саду или на вечерах у местных жителей, лишь одна, приводимая нами, представляет существенный интерес и по непосредственному своему содержанию, и потому, что сделана под свежим впечатлением признаний самого Пушкина».
Наводимо цей запис:23
«15 июня 1822.
Вечером был в саду довольно поздно, застал Катаржи24 и Пушкина, с обоими познакомились покороче и опять дрались на эспадронах с Пушкиным; он дерётся лучше меня и, следственно, бьёт. Из саду были у Симфераки25, и тут мы уже хорошо познакомились с Пушкиным. Он выпущен из Лицея, имеет большой талант писать. Известные сочинения его «Ode sur la liberte»26, «Людмила и Руслан», также «Чёрная шаль»; он много писал против правительства и тем сделал о себе много шуму, его хотели сослать в Сибирь или в Соловецкий монастырь, но государь простил его, и как он прежде просился ещё в Южную Россию, то послали его в Кишинёв с тем, чтобы никуда не выезжал. В первый раз приехал он сюда с обритой головой и уже успел ударить в рожу одного молдавана. Носились слухи, что его высекли в Тайной канцелярии, но это вздор. В Петербурге имел он за это дуэль. Также в Москву этой зимой хочет он ехать, чтоб иметь дуэль с одним графом Толстым, Американцем27, который главный распространяет эти слухи. Как у него нет никого приятелей в Москве, то я предложил быть его секундантом, если этой зимой буду в Москве»28.
Сучасники про Пушкіна
І. І. Пущін. «Записки о Пушкине»
Близьким товаришем дитячих та юнацьких років усього, щоправда, зовсім недовгого життя Пушкіна був Іван Іванович Пущін29, якому Олександр Сергійович присвятив широковідоме послання в Сибір, куди було заслано активного декабриста, і який написав спогади, що повністю побачили світ, коли нарешті здійснилися найзаповітніші мрії двох близьких друзів.
Зосередимося переважно на пізніших сюжетах, висвітлюваних Пущіним понад два десятиліття після того, як загинув Олександр Сергійович. Та спочатку відзначимо, що свої зворушливі спогади І. І. Пущін присвятив Є. І. Якушкіну синові діяльного декабриста Івана Дмитровича Якушкіна30.
«Как быть! починав Пущін свої спогади. Надобно приниматься за старину. От вас, любезный друг, писав він декабристському нащадку, от вас молчком не откладешься и то уже совестно, что так долго откладывалось давнишнее обещание поговорить с вами на бумаге об Александре Пушкине, как, бывало, говаривали мы об нём, при первых наших встречах Прошу терпеливо и снисходительно слушать немудрый мой рассказ.
Собираясь теперь проверить с некоторою отчётливостью мой рассказ, я чувствую, что очень поспешно и опрометчиво поступил, истребивши в Лицее мой дневник, который продолжал с лишком год. Там нашлось бы многое, теперь отуманенное, вышли бы некоторые заветные мелочи печать того времени. Не знаю почему, тогда мне показалось, что нескромно вынимать из тайника сердца заревые его трепетания, волнения, заблуждения и верования! Теперь самому любопытно бы было взглянуть на себя, тогдашнего, с тогдашнею обстановкою; но дело кончено; тетради в печке, и поправить беды невозможно.
Впрочем, вы не будете тут искать исторической точности; прошу смотреть без излишней взыскательности на мои воспоминания о человеке мне близком с самого нашего детства. Я гляжу на Пушкина не как литератор, а как друг и товарищ.
Невольным образом в этом рассказе замешивается и моя личность, прошу не обращать на неё внимания
В мае (1817) начались выпускные публичные экзамены. Тут мы уже начали готовиться к выходу из Лицея. Разлука с товарищеской семьёй была тяжела, хотя ею должна была начаться всегда желанная эпоха жизни, с заманчивою незнакомою далью. Кто не спешил, в тогдашние наши годы, соскочить со школьной скамьи, но наша скамья была так заветно-приветлива, что невольно даже при мысли о наступающей свободе оглядывались мы на неё. Время проходило в мечтах, прощаниях и обетах, сердце дробилось!
Судьба на вечную разлуку,
Быть может, породила нас!31
Наполнялись альбомы и стихами и прозой. В моём остались стихи Пушкина Дельвига32:
Прочти сии набранные строки
С небрежностью на памятном листке
Как не узнать поэта по руке?
Как первые не вспомянуть уроки
И не сказать при дружеском столе:
«Друзья, у нас есть друг в Хороле!»
А. А. Дельвіг поет пушкінської доби, соратник Олександра Сергійовича Пушкіна
Дельвиг после выпуска поехал в Хорол, где квартировал отец его, командовавший бригадою во внутренней страже.
Илличевского33 стихов не могу припомнить: знаю только, что они все кончались рифмой на Пушкин. Это было очень оригинально. К прискорбию моему, этот альбом, исписанный и изрисованный, утратился из допотопного моего портфеля, который дивным образом возвратился ко мне через тридцать два года со всеми положенными мною рукописями.
9 июня был акт.
В тот же день, после обеда, начали разъезжаться: прощаньям не было конца. Я, больной, дольше всех оставался в Лицее. С Пушкиным мы тут же обнялись на разлуку: он тотчас был должен ехать в деревню к родным; я уже не застал его, когда приехал в Петербург.
Снова мы встретились с ним осенью, уже в гвардейском конно-артиллерийском мундире. Мы шестеро учились фрунту в гвардейском образцовом батальоне; после экзамена, сделанного нам Клейнмихелем в этой науке, произведены были в офицеры высочайшим приказом 29 октября, между тем как товарищи наши, поступившие на гражданскую службу, в июне же получили назначение, в том числе Пушкин поступил в коллегию иностранных дел и тотчас взял отпуск для свидания с родными.
Нова зустріч з О. С. Пушкіним після його чергового заслання в Михайлівське
Встреча моя с Пушкиным на новом нашем поприще имела свою занимательность. Пока он жил и отдыхал в Михайловском, я уже успел поступить в тайное общество: обстоятельства так распорядились моей судьбой! Ещё в лицейском мундире я был частым гостем артели, которую тогда составляли Муравьёвы (Александр и Михаил), Бурцов, Павел Колошин и Семёнов. С Колошиным я был в родстве. Постоянные наши беседы о предметах общественных, о зле существующего у нас порядка вещей и о возможности изменения, желаемого многими втайне, необыкновенно сблизили меня с этим мыслящим кружком; я сдружился с ним, почти жил в нём. Бурцов, которому я больше выказывался, нашёл, что по мнениям и убеждениям моим, вынесенным из Лицея, я готов для дела. На этом основании он принял меня и Вольковского, который поступил в гвардейский генеральный штаб, сделался его товарищем по службе. Бурцов тотчас узнал его, понял и оценил.