Тогда придётся продать твою швейную машинку, какой в ней толк, если отключат электричество?
Нет, машинку я не продам. Умирать с голоду буду, но не продам. Помнишь, как Рита об этом говорила? То-то же
Валентин Иванович помнил. Теперь он понимал, что Рита, продав машинку, в конце концов вышла на дорогу
Может, в областном городе есть ломбард, там можно заложить вещи, а потом выкупить их?
Валя, да какие у нас вещи? Машинка да телевизор. Да и принимают ли их там Дорога дороже обойдётся. Что хочешь делай, но машинку я не позволю даже за порог вынести. Я напишу Сергею.
Мало он нам помогал?
Он мой родной брат, тебя это почти не касается.
Как это не касается? Ты моя жена.
Это для меня не новость. Речь идёт о том, чтобы где-то взять взаймы. Почему я не могу обратиться к Сергею? Не отдадим? Всё равно отдадим.
Непреклонность, с которой Лена отстаивала свою швейную машинку, наводила на мысль, что она многое знала о делах Риты. Если раньше он с большой вероятностью допускал это, то теперь на этот счёт оставалось очень мало сомнений. Не настолько же Рита была скрытной, не настолько себе на уме, чтобы в какой-то момент не открылась ближайшей и единственной подруге. После этого отошли на второй план и угрызения совести о том, что он ничего не рассказал Лене о посещении районной милиции, о разговоре с Анной Иоановной, а со второго плана они легко соскользнули куда-то вглубь его сознания.
Лена написала письмо брату и, не показав его, как обычно, Валентину Ивановичу, чтобы тот приписал один-два абзаца от себя, отправила. Конечно, она не обязана была показывать его, но всё-таки неприятный, какой-то чужой осадок на душу опустился. Не всё, видимо, могло быть приятно ему читать в её письме, если она даже не пересказала содержание в двух словах. Прежние сомнения развеялись, но их место заняли другие, ещё более болезненные. Теперь, как заноза, не давала покоя мысль: неужели он совершенно не знает Лену? Риту не знал, вот тут уж нет никаких сомнений. «Только не это, только не это, убеждал он сам себя, повторяя эту мысль, как заклинание, с утра до вечера. Нельзя же быть таким подозрительным. Лена другая, она меня любит, и я её люблю, и Алёшу мы очень любим. Нам просто отчаянно трудно, однако, всё это временно. Недаром же говорят: время лечит. Только не надо ничего преувеличивать, не преувеличивать, без этого тошно!»
Дошло письмо до Сергея или нет, но в середине ноября, по первому, что называется, снежку, возле их дома появился мужик неопрятного и даже окаянного вида. Лицо у него было не то что злое, а прямо-таки свирепое, с запойным фиолетовым оттенком. На животе висел широкий монтажный пояс с позвякивающей цепью, на плече железные когти. Не заходя в дом, он бросил когти на землю, пристегнул их к ногам, накинул цепь на столб и стал по нему подниматься. Валентин Иванович выскочил к нему, в чём был, закричал, что они уже заплатили треть, в самые ближайшие дни всё остальное. Но мужик, насыщая окружающую атмосферу густым запахом только что выпитой водки, не обратил на него никакого внимания. Тогда Валентин Иванович схватил его за ногу мужик дернул её, но не тут-то было.
Отпусти, падла, не то решу!
Не отпущу! Вы не имеете права это делать.
Ты это делаешь в отместку Рите, да?! кричала с крыльца Лена, простоволосая, выскочившая в одном халате. Если назло, то она теперь здесь не живёт!
Валентин Иванович догадался: это был знаменитый Петька-афганец.
Какая ещё Рита? спросил он и выругался.
Сам знаешь, какая! не сдавалась и Лена.
Валентин Иванович в какой-то момент потерял бдительность, обескураженный самим фактом перепалки жены с этим чудовищем, и выпустил ногу. Теперь Петька-афганец беспрепятственно поднимался вверх.
Накинь на себя что-нибудь, с досадой крикнул он жене. Простудишься! И мне куртку принеси
Лена опомнилась, бросилась в дом, тут же появилась в пальто и, застегиваясь, продолжала кричать на Петьку-афганца. Откуда-то появился участковый и, поддерживая фуражку за козырёк, чтобы та не свалилась, спросил электрика:
А ты зачем туда залез, Петр Игнатьич, а?
Велено вот и залез.
Появление участкового и его вопрос вдохновили Лену, и она всё прокричала снова.
Петр Игнатьич, ты же слышал: в доме маленький ребёнок, а ты такое трудовое рвение нам демонстрируешь Люди заплатят, начали уже платить, причём чужие долги!
Подводные лодки вырубают, и то хоть бы хны. А тут, подумаешь, ребёнок Мы вообще без света выросли!
Подводные лодки вырубают, и то хоть бы хны. А тут, подумаешь, ребёнок Мы вообще без света выросли!
Оно и заметно, Петр Игнатьич! А я всё думал, ну почему ты у нас такой?
Какой это такой, гражданин начальник?
Хвалю, на правильное обращение перешёл. Давай-ка спускайся вниз, тут я тебе на вопрос и отвечу. Насчёт Маргариты Даниловны Чёрной по душам побеседуем. Есть одна у меня мыслишка, обсудить её надо.
Никакой Маргариты Даниловны да ещё Чёрной я не знаю!
Как же так не знаю? возмутилась Лена. А кто ухлёстывал за ней?
Тут Петька решительно дважды щёлкнул кусачками и провода, извиваясь в кольца ещё в воздухе, безжизненно застыли на земле.
Подонок! вскрикнула Лена и тут же подавилась слезами, ушла в дом.
Сделал своё нехорошее дело? строго спросил милиционер. Вот и посиди теперь там, гражданин Кирьянов. Можешь до середины столба опуститься и замри там.
Не имеешь права, гражданин начальник! Прокурору буду жаловаться за измывательство! В суд подам! Вот они свидетели!
Так они и побегут наперегонки тебя выгораживать! Как же такого благодетеля! И запомни, я тебя не заставлял на столб взбираться, ты сам залез. Так что будь, пожалуйста, на высоте. Не хочу я тебя пристёгивать наручниками к столбу, мне с гражданином вот переговорить надо
За что?!
Знаешь, за что. И замри там, иначе шаг вниз, как и в сторону, считается побегом.
Участковый, в годах уже, с мятым, морщинистым лицом, вроде бы понравился Валентину Ивановичу, тем более что пытался усовестить Петьку-афганца. Но от того, что он услышал от участкового, у него потемнело в глазах:
Нашли Маргариту Даниловну, вернее, её тело, в другой области. Её убили. Но об этом я вас прошу не говорить никому ни слова. Никому! Идёт следствие. Анна Ивановна поставлена в известность, она посоветовала ввести в курс дела и вас. Тело в очень плохом состоянии, и его кремировали. Дело ещё в том, что она была больна СПИДом. Скольких она наградила этим удовольствием разбираться и разбираться. Да не бледней, держи себя в руках, ты же мужик, СПИД пока не передаётся бытовым путём!.. А там кто его знает, участковый закурил, взглянул на Петьку-афганца, тихо застывшего на столбе пытался расслышать, о чём шёл их разговор, и продолжил: Постарайтесь по-тихому от жены сжечь её личные вещи, бельё, сами знаете, выбросьте бритвы, пилки, щипцы Поскольку ваша семья больше всех контактировала с больной, то завтра под видом детской лаборатории приедут наши медики и возьмут на анализ кровь у жены и ребёнка. Ну, а вы уж сами сдайте.
И у двухмесячного ребёнка? ужаснулся Валентин Иванович.
Бережёного Бог бережёт. Ничего не попишешь, папаша. Вообще-то, и это опять сугубо между нами, её убил тот, кого она заразила. Одиннадцатого октября, а это была пятница, она посетила областной центр анонимного обследования и тест на ВИЧ-инфекцию был однозначно положительным. Работница центра опознала её по фотографии. Кто это сделал, мы, конечно, найдём. А начнём с этого, что на столбе. И алиби тут лишь отрицательный результат теста на ВИЧ-инфекцию.
А если у меня СПИД, то, значит, я её убил? Или у ребёнка, которому десять недель от роду, так, значит, это он убил? с возмущением спросил Валентин Иванович.
Мне говорили, что вы умнее. Мы не из подозрений делаем вам анализы, а вам же на пользу.
Какую ещё пользу?!
Да хотя бы ради вашего спокойствия. Кровь у покойной Аграфены Павловны тоже исследовали, она год с нею прожила вместе, но никакого СПИДа
XIIНастала жизнь беспросветная не только в прямом, но и переносном смысле. Когда он вернулся после разговора с милиционером в дом, там было уже сумрачно. Лена что называется, рвала и метала, искала свечи, но их нигде не было, спрашивала его через каждую минуту, не видел ли он где-нибудь керосиновую лампу, должна же она быть в сельском доме, ведь здесь нередко выключают свет. Но лампы нигде не было.
Ну что ты стоишь? набросилась она на него. Сделай же что-нибудь. Как я к ребёнку ночью вставать буду? Как ему греть еду, как?! Сделай же что-нибудь уже темнеет.
Давно уже всё потемнело, философски откликнулся он.
О чём ты так долго с участковым говорил?
О грибах, рыбалке съязвил он. Конечно, о Рите. О чём же ещё, и упреждая вопрос о деталях разговора, уточнил: Опять: когда ушла, кто такой Гарик
А почему он меня не расспрашивал?