Конечно, Аэлита засмеялась, идем чернику есть, с куста ягода слаще. Давай, у кого синее губы, тот победил!
Идет!
Только смотри под ноги, гадюк немерено.
Взявшись за руки, побежали в лесок, а там ягод греби лопатой. Крупные, солнцем слащенные, чистый мед.
Экая быстрина, не угнаться за тобой, моя любушка!
Сдавайся!
Сдаюсь! Семен шутливо поднял руки.
Дёшево хочешь отделаться, ложись ничком, проси пощады!
Семен лег на спину, хохоча и щурясь от пронзительного ощущения счастья:
Пощади раба, великая царица!
Аэлита ступила ногой ему на грудь:
Казнить через отрубание головы!
Головы нельзя, смилуйся, матушка царица! Чем я буду есть?
Аэлита засмеялась, убрала ногу:
Ладно, иди ко мне, негодник!
Два дня пролетели, как миг. Безоблачное счастье Семёна нарушали только мысли о предстоящем объяснении с матерью и Натальей.
Он купил билет на поезд с учетом работы, предложенной Парфёном. Крышу сделали за три дня, и четвертый он целиком провел с любимой.
Рано утром Семен вышел из дому, торопясь на вторую утреннюю электричку, что идёт в семь с копейками. Аэлита ждала у калитки: с другом и тетей Женей простился дома, и последняя смотрела на него из окошка, задумчиво подперев рукой подбородок. Рюкзак за плечами был лёгким, хотя мама Парфёна положила еду в дорогу.
Аэлита выглядела усталой, но храбро улыбалась:
Привет, Сеня! Как спалось?
Сеня пожал плечами:
Сама то, вижу, вовсе не спала, вид умученный.
Ничего, уедешь, отосплюсь.
Семён обнял её за плечи:
Обещай, что не будешь много думать: моё дело разобраться с Натальей, а твое ждать.
Аэлита кивнула с печальным выражением лица.
Ну вот, протянул Семен, может, лучше останешься, зачем тебе черная вокзальная тоска? По себе знаю, каково стоять на перроне, провожая близкого человека. Сеструха с мужем уезжала: мать ревмя ревела, а я смотрел на уходящий поезд и с каждой минутой старел на год. Тогда осознал, как мы близки с Милкой. А ведь она старше на четыре года, маленьким нянькала, всюду таскала. Мать в поле, Мила из школы встретит, с уроками поможет, накормит. Что говорить?
Аэлита вздохнула:
У меня нет братьев-сестер. Верно, так хорошо, когда есть брат или сестра. Я всегда мечтала, а мама говорила, бросит отец в бутылку глядеть, тогда рожу. Не дождалась.
Они подошли к станции: вдали маленькой точкой показался состав.
Может, останешься? Опять спросил Семен, зато не придется одной из Питера добираться.
Аэлита мотнула головой. Электричка остановилось дверью напротив молодых. Заняли места, девушка положила голову на плечо Семена и замерла. Тот сидел, затаив дыхание, впитывая тепло, негу, испытывал всепоглощающую любовь к милому доверчивому созданию.
Милая, верно, не спала ночь. Думал он, я, чурбан, дрых, яко сурок. А ведь мне предстоит объяснение, оставляю невесту. Почему совесть не грызет, не изводит. Может, в самом деле, с Наталкой не любили, а играли в киношные чувства? Хорошо слез и упреков избежать.
Аэлита вздрогнула и подняла голову:
Я уснула? Извиняющимся тоном.
Спи, любимая, счастлив, что спишь на моем плече. Спи, я с тобой, все хорошо.
Нет, нет, хочу смотреть на тебя, дай руку, прильнула щекой к его ладони, не сводя глаз с лица Семена. Тот ласково улыбнулся:
На время расстаемся!
Для меня навек. Она порылась в сумочке, хочу подарить тебе вот что, достала сотовый телефон, сим-карта внутри. Держи и позвони обязательно.
Семен отрицательно покачал головой:
Не возьму!
Почему? Не принимаешь подарков от женщин? Глупо.
Знаю, не прав! Боюсь, любовь примет оттенок вещизма. Жди телеграмму или позвоню с почты.
На заимке почта имеется? Недоверчиво спросила девушка.
Семен засмеялся:
Слава Богу, нет. Но в пяти километрах село, где есть почта, магазины, и даже средняя школа, в которой учился твой любимый, он поцеловал Аэлиту в мягкие податливые губы. Учти, я не рвану туда на мотоцикле, не покачу на велосипеде, а попутному шоферу рукой, ехай мимо. Каждый день на почту через лес и поле, хилый мосток, кинутый через ручей, впадающий в нашу Вишеру. С каждым шагом расстояние до любимого голоса будет сокращаться, и под конец ноги побегут. Вот оно, счастье!