Его дочь подарила ему внука. Меня позвали отметить, и я сочла возможным к ним сходить: я беременная, пить мне нельзя, на утро, помню, девушка с банкой рассола по стаканам разливала и подавала. Андрей Валентинович рассола всосал, а мне ни к чему бодунность на меня ни капельки не навалилась. Рюмочку я на праздник потребила, но на подсовывание дальнейших протестом ответила. Подпаивать меня вы, Андрей Валентинович, не смейте! Мне скоро матерью становиться, а вы чего? Понятие о добром и вечном отшиблено у вас начисто?
Купил куклу. Ей некуда вставить. Плохой мальчик! И жизнь меня наказала. Некуда вставить кукле!
Полнейшее безумие молвит и слезы у него, заплаканных глаз моргание конвульсивное, от общего сборища мы отдалились в комнате Андрея Валентиновича мы.
Моей женой здесь не пахнет, сказал он мне, слезы вытерев. Твой от тебя в Бийск уехал, а моя от меня в Москву, а из Москвы в Монпелье. Это не у нас во Франции город. Наверно, не то, что у нас благословенный богом край, наверное. Она мне по приезду сообщила, что в нем алжирцы на каждом шагу. Коренных французов смущает, а она у нас на такие рожи насмотрелась, что алжирскими ее не смутить. Тертая она у меня бабенка. Кому сейчас принадлежит, абсолютно сведений нет. Я бы снова женился, но посудил, что умнее в братство холостяков записаться. Время от времени нам, холостякам, на кого-то залезть судьбой велено. На твоем месяце беременности заниматься сексом еще не прекращают?
За волосы меня потягивает, сиську мою на ладони взвешивает, совместить он метит глобальное одиночество и разовое удовольствие. Улыбка у него застенчивая. От возбуждения весь ходуном.
Пожалуйста, не со мной. Я, Андрей Валентинович, вам друг, но в сексе на меня не рассчитывайте! В его зашторенной комнате я Андрею Валентиновичу не дала. Как-то будет на этот раз ты, Коленька, не подумай, повторно мы наедине не оказывались! Я бы не допустила. В реальности легко, а в фантазиях сложнее не знаю, что он предпринимает, но в мой мозг внедряется он практически неудержимо.
Через горловину! Горловина мозга, ребрышки извилин, телевидение мне их обсосало, очень кромешно все весточки от тебя, мой милый Коленька, были бы для меня оборонительными сооружениями, но ты ни хрена не шлешь. Ну готовься, Коленька. Рожать я намерена в Бийске. Он от меня дальше, чем космос, но я доберусь!
Андрей Валентинович, вероятно, основываясь на чем-то научном, сказал мне, что до космоса рукой подать всего-то сто километров.
До Бийска пятьсот пятьдесят. Еды в дорогу я набираю на два приема: пельмени пожарила, хлеба порезала, с болью в сердце сосиски в пакет положила. О тебе, Коленька, напоминают. Ты их и есть любил, да и похожи они на твой я других-то не видела. У тебя весьма небольшой, но, может, у прочих мужчин еще меньше? В принципе, куда меньше-то но каким бы огромными они, Коленька, ни обладали, тебя в моей душе им не пересилить! Здесь ли я или в Бийске, беременная ли я или разрешившаяся, незыблемо одно я, Коленька, твоя. И я, Коленька, к тебе. У меня чемодан, сумка и пузо в автобусе, что до станции, пассажирка я поздняя. Сглаженные теменью родные места уползают неспешно, безвозвратно, вернуться я думаю, но отпустит ли меня Бийск? Захватит меня, закружит, по предчувствиям так и случится. На Коленьке повисну, и сколько бы ни кряхтел, не сбросит! Без моей любви, я уверена, ему тяжко. В безмятежном состоянии он по определению быть не может.
Если он и спокоен, он, разумеется, понимает, что спокойствие ниже любви. Как бы поглотившая его журналистика Коленьку ни умиротворяла, любимую девушку она ему не заменит!
Девушку любимую и беременную. Для душевного мужчины из моих девичьих мечтаний радость двойная!
Тебя, Коленька, я под мои мечты подгонять не пыталась. Напрасный был бы труд. Когда у меня период сна, я вижу тебя намного более моим чаяниям отвечающим. А Андрея Валентиновича с зеленой картонкой на паху вижу.
Я уберу, и ты, цыпочка, наконец на него посмотришь, сумеешь, рыбонька, от него обомлеть
На меня накинулось пламя возмущения, а у Андрея Валентиновича вид насмешливый, пританцовывания эротичные, о заступничестве я тебя, Коля, прошу!
Ворвись и его сокруши! Заставь Андрея Валентиновича хотя бы одеться. Надави на него своей спортивной подготовкой!
Ворвись и его сокруши! Заставь Андрея Валентиновича хотя бы одеться. Надави на него своей спортивной подготовкой!
Не в твоей воле а насчет картонки ты как? Убедить Андрея Валентиновича картонку никуда не сдвигать ты в силах? Тебе бы побыстрее решиться, а не то он ну все он ее вверх, и я смотрю. Наглядеться не могу! Даже дыхание затрудняет у него, Коленька, вылитый твой, дико мною обожаемый, ты, Коленька, за мою верность не опасайся с ситуацией я справлюсь.
Я сплю, а во сне кому-то не тому отдаться любимому не измена, но я, Коленька, и во сне нашу с тобой любовь не замараю. В фантазии, во сне, я только твоя где угодно, впрочем, на просторах фантазии было бы славно на разнящийся с твоим член взглянуть.
Паршивая у меня фантазия. Помимо твоего лицезреть не доводилось и в фантазии снова он. Не фантазия, а позор и сама я девка никчемная! Накричав на себя, проснулась. На вагонной полке лежу, расстегнутой кофточкой перекусывающего мужчину привлекаю посыпанную пудрой слойку кусает он неактивно. На меня больше взирает.
Кофту я во сне расстегнула. Сон жаркий, сексуальности неоспоримой, я, лапочка, тебя до твоего полного счастья прокачаю, спасибо вам, Андрей Валентинович, за заботу, но пропади-ка вы сейчас же!
Андрея Валентиновича торпедировала, а этого мужчину обожду. Он ко мне не пристает, ну и зачем же мне не пристает, но и слойку не ест. Полностью покусывать кончил. С немигающей нацеленностью на меня весь во зрение превратился.
«Когда на меня так пялятся, меня берет охота позабавиться». Моя подружка Люся подобное сказать не постыдилась. Мне она ровесница, а мужчин у него было в наш дом культуры не поместятся. Как-то летом за обнаженное колено ее столько хватали, что опухать начало. Если в черный для нее день никакой мужчина ей не повстречается, промежность она бубликом ласкает маковки, выпуклости сплошная выпечка! У Люси бублик, у мужчины, что здесь со мной, слойка, половые потребности у него, наверное, колоссальные. Лысоватый, кряжистый, Люся мне говорила, что такой тип мужчин самый лютый.
Его напряжение мне следует снять. Не ртом, как я Коленьке снимала, а разговор поведя. Он, похоже, дозревает до того, чтобы сорваться и на меня броситься, и ради предотвращения я должна от похоти его увести. Про свою беременность ему скажу! Как протекает, какие ощущения доставляет, эрекцию я погублю ему несомненно, она у него но он же видит, что я беременная. Кофточка у меня прилегающая и не увидеть мой вздувшийся живот возможным мне не представляется.
Беременные женщины носят одежду посвободнее, но я для поездки в Бийск из имеющихся у меня вещей надела шикарнейшую. Мне бы, конечно, ее потом, с поезда уже сойдя, но мне, на платформу ступившей, уже не до кофточки будет. По незнакомым улицам иди, Колю ищи я, Коленька, беременна от тебя. Хорониться от меня на секретных квартирах тебе не пристало! Не застав тебя в редакции, я спрошу у них твой адрес и сражу же по нему отправлюсь.
«Ваш Николай тут не проживает» не приведи мне услышать с какой-нибудь бабой спутался и твое жилье у нее?!
Я, Коленька, идиота рожу. Сломаюсь, сопьюсь и на последней стадии создания полудурка из ребеночка сделаю.
Твоего ребеночка! И умственно плохим я его не стараниями страданиями я его! В него перельются, образовывающуюся нормальность сожгут, бороться с дебилизмом бесполезно ребеночек у тебя на всю жизнь изгоем останется. Понимание факта, что ты его папочка, от него заскользит, но я, Коля, ему вдолблю. У тебя есть отец, сегодня мы пойдем к отцу, он от нас запрется, но мы станем звонить, колотить, мы, папа, к тебе! в гробовом молчании ты от нас дверью не отгораживайся! разговаривать не хочешь не разговаривай, но впусти. Позволь мне твоему восьмилетнему отпрыску штанишки у тебя поменять.
Пролетят годы, и ты, Коля состаришься, загниешь, толковый ребеночек тебе бы опорой, но рожденный мною плечо тебе не подставит. Разбежиться и тебя, древнего старика, плечом в грудь! Захохочет, палец ноги тебе в ноздрю пощекочет, чтобы и ты засмеялся. Поверхностно проведет и вглубь жестоко просунет! Ты, Коленька, бы вопил, ослабевшими руками ногу отодвинуть бы тщился, без боя ты бы не сдался, но отбросив ногу, второй ногой под ребра бы ты получил. И надо тобой бы не весельчак рассвирепевший зверь над тобой бы стоял. Возражать психическим личностям зачастую самоубийственно.