Мутные слезы тафгаев - Петр Альшевский 5 стр.


Сказать? Не скажу.

А у кого только что спрашивал? Вопрос

 Вы что-то шепчете, уважаемый?  обратив внимание на его колеблющееся выражение лица, поинтересовался водитель.  Молитесь, чтобы нормально доехали?

 Как доедем, так и доедем,  проворчал Редин.  Ну, а не доедем, значит, судьба.  Редин перевел взгляд из окна на собственные ботинки.  Все там будем. Это не повод для паники.

 В вас виден смелый человек. Еще не разуверившийся в своем пони последователь былинных русских богатырей.  Водитель с заячьей губой, пожалуй, усмехнулся.  Последователь с гингивитом.

 Чего?  воскликнул Редин.  С чем?

 Гингивит  это воспаление десен.

 Хрен бы

 От Земли до Луны всего полсветовой секунды.

 Еще рванем,  кивнул Редин.  Время терпит  самым удивительным образом А как вы смогли предположить у меня этот гингивит? У меня его, разумеется, нет, но меня сейчас больше занимает откуда вы взяли строительный материал для ваших соображений?  Редин слегка приподнял глаза от ботинок.  Здесь же темно.

 Темно,  согласился водитель.

 Я вам об этом и

 На Пролетарский сворачивать?  спросил водитель.

 Сворачивать.

 Ясно

 Стрелки дождитесь,  проворчал Редин.

Бездомная рвань танцует сальсу  неверная эмиссия звука, горькие слезы подруги бессильного коммуниста, закрытый кабак «Путь. Не Дао»; Редин знает, какая нота будет следующей. В его холодильнике своя «Гжелка» и рыба Станислава Зинявина; войдя в квартиру, Редин, не переодеваясь, сел на велотренажер  на нем далеко не уедешь, даже загнув ему руль, как у гоночного велосипеда: что мне делать с этой рыбой? с Зинявиным я вряд ли поступил идеально, но и не совсем плохо: если возмездие все же последует и я этой рыбой малопримечательно отравлюсь, то скорее всего, не насмерть. Но мне бы не хотелось и небольшого отравления  засунув рыбу в полиэтиленовый пакет, Редин понес ее на улицу к помойному баку.

Он настороженно петлял между непьющих дам, размышлял о том, не находится ли окружение Господа в состоянии грогги, и увидел машину Станислава Зинявина. С заглушенным двигателем и лысой резиной  Стас уже снаружи.

Один. Ему не достаточно того, что он один.

 Я,  сказал Станислав,  приехал к тебе мириться. Как-нибудь потом выясним, кто из нас показал себя не с лучшей стороны. Кто из нас, кто  ты, Редин, ты, но ладно, об этом потом. Сегодня мы поговорим о «Христианской науке»: об ее отрицании всех медицинских методов лечения и борьбе с любыми недугами, от гонореи до рака легких, основываясь на глубинных силах самой распространенной религии  мы начнем обмениваться мнениями еще когда я буду жарить свою рыбу, а потом мы разольем водки и наше общение выйдет на новую

 Нет больше твоей рыбы,  с досадой перебил его Редин.  Увы мне, увы. Не злись, Стас, так уж сложилось.

 Что сложилось?  недоуменно спросил Зинявин.  Ничего себе А где она? Моя рыбка?

 Я не думал, что ты приедешь. Честно не думал.  Редин смущенно замялся.  Я думал об окружении Господа, о подтвердившейся гипотезе существования нейтрино

 Где моя рыба?!  уже довольно нервно возопил Зинявин.

 Я ее не выбросил,  уверил его Редин.

 Хоть на этом спасибо

 Но, можно сказать, и выбросил. Вполне можно сказать. Я ведь оставил ее у помойного бака, но мне

 Я ее и ловил, и вез,  заорал Зинявин,  а ты оставил ее у помойного бака?! И пятьдесят баксов не отдаешь, и рыбу выбросил?!

 Послушай, Стасик

 Да будь ты проклят, сволочь!

Редина со Станиславом Зинявиным люди истинных достоинств, и у них есть немало общего: уважительное отношение к Бертрану Блие и настоящим московским бубликам, презрительное к апологетам достоверности «Протоколов сионских мудрецов» и Патрику Зюскинду  мнениями по поводу «Христианской науки» они так и не обменялись; Редин поднялся к себе, подлил в чашку кофе концентрированного молока, его солнце Аустерлица еще не взошло, и поскольку он считает Станислава Зинявина человеком с непреложными задатками гордости, ему кажется, что с их дружбой теперь покончено без малейших шансов на ее возобновление.

В ушах песни и сера, в стенном шкафу рубашки холодных цветов; не выдавая камаринского, Редин вспоминает женщину, которой он говорил: «С мной, Леночка, ты не завизжишь от удовольствия: буквально заорешь. Как резаная. И если к тебе есть очередь, я согласен встать в самый конец».

В ушах песни и сера, в стенном шкафу рубашки холодных цветов; не выдавая камаринского, Редин вспоминает женщину, которой он говорил: «С мной, Леночка, ты не завизжишь от удовольствия: буквально заорешь. Как резаная. И если к тебе есть очередь, я согласен встать в самый конец».

Редин зажигает свечи, чтобы чтить всех погибших за последний год подопытных крыс, ведет ненужную работу мысли, перед ним лежит газета, где некие люди обещают провести ликвидацию вашей фирмы вместе с ее персоналом; неожиданно у него в квартире позвонил домофон, и Редин улыбнулся  сам бы он никогда не стал мириться первым номером. Станислав Зинявин пытается сделать это уже повторно. Небезнадежен он все-таки.

 Доброе утро, Стас,  с преисполненной добродушием улыбкой сообщил ему Редин.  Трудовой народ уже катает камни и возит тачки, я, в отличии от них, улыбаюсь  по правде говоря, я очень рад, что ты опять внизу

 Откройте дверь,  без всяких эмоций промолвил из трубки незнакомый женский голос.  Это почта.

Почта? она? Не Станислав Зинявин, а почта? И верно  повсюду утро, с которого начинается день, но для Редина он начинается, словно бы под авианалетом своих же летающий крепостей: они вроде бы давно обезврежены, однако какое-то вооружение на них еще осталось  исключительно для обороны, но от рвущихся снарядов не отдает буффонадой

 Вы откроете?

 Входите, девушка, конечно, входите.  Сделав небольшую паузу, Редин нажал необходимую кнопку.  Ко мне не зайдете?

 Не зайду,  ответила она.

 Так сразу?

 Откройте. Я спешу.

 Но вы,  сказал Редин,  меня даже не видели, а я

 Вы меня тоже не видели,  сказала она.

Вас понял: она предупреждает, что ничего хорошего он в ней не увидит, и Редин доверяет ее вкусу.

Он не нужен любви, как жертва.

На руках у Редина нет ни единого пореза, он еще не играл на своей руке, как на скрипке, используя в качестве смычка столовый нож; Редина пока не принуждали ходить обходной дорогой до полевых цветов и испытывать чрезмерный оптимизм после легкого отравления мышьяком, но детей он, случалось, разнимал  где-то в июне 2001-го они, сцепившись один на один, дрались напротив доронинского МХАТа. Накрапывал дождь, сжималась пыль  Редин там же. Со своими глубинными проблемами, в рыжих блестящих ботинках, включившись в жизнь; трое созревших и непредставленных ему дебилов смотрели на дерущихся детей, раскатисто при этом посмеиваяся  что может быть смешного в дерущихся в кровь детях, Редин не знал. Драку он прекратил не без определенного изыска: разнял детей, всего лишь отвлекая их внимание на сгибающихся под его ударами тех самых взрослых.

Дети перестали драться, они с придыханием заинтересовались, когда же первый из упавших трех будет в состоянии хотя бы оторваться лицом от асфальта; понимая, что это произойдет не скоро, Редин членораздельно сказал детям:

 Я вам, дети, мог бы ничего не говорить, но скажу  не бейте, дети, друг друга по голове, а не то вы вырастете в таких же уродов, как эти дяди. Они обычно плохо кончают, а вы, дети, плохо начинаете. Больше терпимости, дети: не лишайте никого сознания, пока твердо не убедитесь в его наличии в себе самих.

Побеседовав с пристыженно внимавшими детьми, Редин выпил еще сто пятьдесят граммов и уехал из центра города, снисходительно улыбаясь недавно услышанным словам Станислава Зинявина, сказавшего ему: «В моей комнате страшно воняло  я поначалу старался на этом не зацикливаться, но потом встал и закрыл окно. Но вонь стала гораздо ужасней: воняло же, оказывается, не с улицы. Откуда-то с моей стороны. Не буду говорить по каким причинам»; Редин напился, налег на весла, он с напором обводит окрестности окосевшим взглядом.

Необоснованной агрессии в нем нет.

Редин ощущает себе еще не подытоженным ребенком и тяжеловесно бежит за низко летящей птицей; Редину под тридцать, ему так не кажется, они с птицей уже возле дерева, и она резко берет вверх  необузданный крутеж, беспредельное священнодействие, Редин несется по прямой и на полной скорости врезается головой в ствол.

Он бежал головой вперед. Редин упал.

С дерева на него свалилось гнездо. Редин успел его подхватить: он рухнул, раскинув руки, и оно очутилось в одной из них.

В гнезде яйца, его надо вернуть обратно на дерево, самому Редину лезть туда сложно; недоуменное вздымание плечей, докучливое затруднение, ясен ли мой разум? Нет Что?! Успокойся  это только рабочая гипотеза.

Назад Дальше