Маски любви и смерти
О. Странник
© О. Странник, 2017
1. Натурщики и призраки
Был слышен только лишь шорох и шелест, иногда потрескивание это карандаши и мелки шуршали по бумаге, шелестели отбрасываемые листы, потрескивали лампы и электрообогреватели. В одном из помещений Рисовальных классов Академии художеств стояло и сидело на табуретках, подоконниках и просто на полу человек сорок разновозрастных энтузиастов от седобородых вечных абитуриентов до школьников старших классов, абитуриентов будущих. Были и студенты разных курсов и факультетов Академии, учащиеся Рисовальных классов, а также несколько бомжеватых личностей неопределённого пола и возраста. В центре на помосте обнажённый натурщик каждые 57 минут менял позу, и надо было успеть его зарисовать. Всё это называлось «наброски» и происходило по воскресеньям в течение 4-х академических часов. Было не до разговоров, успеть бы ухватить и передать на бумаге «движение», как говорили изредка забегавшие преподаватели. «Ухвати потенциальное движение, пластику, динамику, вектор, передай пропорции, а контур, что контур» бормотали они, заглядывая через плечо или под руку в листы, пристроенные на картонках, на коленке или на согнутой руке. «Да не проволочный контур тяни, как у Билибина, прерывай прерывай, уходи в объём, а то плоско будет» горячился темпераментный Хижа, ведущий преподаватель нашего курса, похожий на молодого Горького, «тень только наметь плоским грифелем, движение, движение передавай». И вся наша дружная, сосредоточенная толпа тщилась и старалась «ухватить и передать» в меру сил и способностей. Пять минут и поза меняется, лист подворачивается под стопку, шуршит карандаш сломался-затупился хвать другой, запасной, так, тень размазать пальцем взгляд на модель, на лист, на модель, на лист, рука летает, шуршит грифель Иногда заглядывает кто-нибудь из преподавателей академического рисунка и понуждает натурщика принимать более сложную позу, чем просто сидеть, отставляя то одну, то другую ногу; для сложных поз имеются длинная палка, стойка и табуретка.
Натурщики и натурщицы время от времени менялись, и делать наброски было легче с возрастных моделей, складчатых, бородавчатых, морщинистых и непропорциональных. Чем уродливее, тем легче, ухватишь складку, родинку вот уже и похоже. Один испитой мужичина с бульдожьей физиономией был зело колоритен, но частенько падал с табуретки то ли спьяну, то ли в эпилепсии. Потомственная натурщица Глафира, поседевшая на подиуме и запечатленная для вечности, наверное, десятью поколениями студентов, умудрённая опытом, стоя на подставке, поучала всех в пределах досягаемости своего взгляда:
Ты не бородавки мои рисуй, а образ дай, а ты, вот ты возьми сангину, а не уголь
Была одна девочка лет пятнадцати ну не за что глазу зацепиться, рельеф сглаженный, грудь едва намечена, ничто тени не отбрасывает, но и рёбра с позвонками не проглядывают, как часто бывает у подростков, одна только текучесть линий, пластика движений и мало у кого получалось. Пробовали некоторые сангиной, соусом, углём а что толку, нет рельефа, не схватить объёма, его как бы и нет вовсе, ну, просто силуэт один, только контур получается. Вот по наброскам этой девочки и было видно, кто какой рисовальщик.
Те же натурщики позировали нам и на длительных, рассчитанных на месяц, постановках поясного портрета и обнажённой натуры в полный рост на 3-ем и 4-ом курсах. Тогда нас в группе осталось 12 человек, примерно треть от первоначального состава, остальные отсеялись по неспособности, двое-трое сами ушли.
Наше время с 19-ти до 23-х, четыре академических часа. Стоял тёмный, мокрый ноябрь «а ноябрь не стоял, а длился, свет на утро, вечер и день не делился, и никто, НИКТО не умел помочь эту длительность превозмочь» такие слова звучали у меня в голове. В классе светло и жарко, жужжат многоваттные лампы, пощёлкивают обогреватели. Рядом с моим мольберт Андрея, летом он опять не поступил на дневное, на будущий год снова будет пытаться, а угрюмый Павел, говорят, уже пять раз неудачно пробовал.
Сегодня делают новую постановку, натурщица женщина лет 45-ти, плотная, но не рыхлая, позирует обнажённой, не снимая очков. Почему-то никому это не кажется смешным. Хижа установил свет, очертил подошвы босых ног натуры мелом на подиуме, уточнил позу. Все остро воззрились на модель, зачиркали по туго натянутому ватману осевые и направляющие как учили. Николай Андреевич повторяет своё знаменитое: «Сначала ремесло в руку получите, а потом уж душой воспаряйте!». Ну, к 4-му курсу оставшиеся после отсева 12 человек ремесло в руку худо-бедно обрели, всяк в меру своих способностей, конечно. И вот по отработанной схеме, у каждого в своём ракурсе появляются контуры, выверяется масштаб, уточняются соотношения и основные объёмы канонические пропорции Витрувианского человека Леонардо Да Винчи. А дальше намечаются светотеневые соотношения и индивидуальные особенности телосложения нашей Нины Ивановны, которая серьёзно и терпеливо сохраняет неподвижность, на носу блестят очки, они бликуют, и глаз почти не видно. Вот придётся так и рисовать, даже интересно дополнительная штудия. Каждый по-своему будет «душой воспарять» целый месяц. А кто-то и не будет, нечем воспарять, чем и отличается ремесло от искусства
У Андрея штрих мелкий, тонкий, невесомый, сходство выступает, как сгущающийся туман, контур пропадает в своеобразном сфумато, исчезающем, как дым да, это в живописи, но и на карандашном рисунке надо суметь. У Нины контрастная, размашистая манера; что-то она опаздывает сегодня, хипница Алёша-мичман щурится, выверяет пропорции, штрих у него сухой, точный. Угрюмый Павел экспериментирует со сферическим штрихом, потом подходит ко мне и пытается показать на моём рисунке, на икрах, на ягодицах: «Вот у Дали так, эллипсами, вот так вот», я отгоняю его. Длинный бородатый Цветков старается не «воспарять», а приблизиться к фотографической точности; ушёл вот недавно из семьи, чтобы быт не мешал творчеству, устроился электромонтёром здесь, в Академии, получил доступ в каморку с инвентарём где-то под лестницей, поставил там мольберт и счастлив! Кажется, и ночует там тайком
Пожилой Иван Макарыч Панасюк умудряется передавать на бумаге женское тело в виде гипса, наверное, гипсовые головы, что мы рисовали на 2-м курсе, остались пределом его возможностей. Алёна, сама вся как акварель Бакста, отрешилась ото всего, ушла в затягивающую глубину белого листа Путь от схемы к творчеству некое раздвоение сознания и действия одна часть, рука, штрихует, сопоставляет, соизмеряет; другая глаза, с изумлением наблюдает волшебство возникновения, всплывания изображения из глубины белого пространства, соткАние образа, подобно тому, как из глубины всплывает русалка Нет, точнее как в фотопроявителе (если кто ещё помнит) постепенно проступает картинка, чёрно-белое изображение Как в мареве пустыни проступает и сгущается почти до осязаемости мираж Чудо творчества! На учебном рисунке? Да, говорит внутренний голос, да, на любом рисунке.
Кажется, прошло 1015 минут, но звенит звонок, прошло 2 академических часа, 90 минут. Время субстанция непостоянная, способно сжиматься и растягиваться Натурщица накидывает халат, мы выходим в коридор и все как один утыкаемся носами в развешенные по стенам нам в назидание рисунки Рембрандта и Леонардо, в очередной раз пытаемся разгадать тайну их мастерства, постичь чудо возникновения изображения из ничего.
Павел бормочет, вращая кистью руки: «наша аппаратура всегда с нами глаз-рука, карандаш-бумага и что-то ещё». Длинный Цветков договаривает: «что-то ещё это акт творчества». Андрей, задумчиво: « акт творчества это сублимация эротической энергии по Фрейду». Седой Панасюк топорщит усы: «какой акт творчества? Рядовая обнажённая натура в очках» Я еле удерживаю реплику, что, раз тебе, Макарыч, это не творчество так вот гипс, а не живое тело у тебя и получается, но молчание золото, зачем старика обижать. Он мечтает получить диплом и клянётся рисовать только пейзажики с берёзками, не посягая на портреты.
Звонок. Идём обратно в класс, натурщица допивает свой чай, выпрастывается из кресла и халата, воздвигается на подиум, ставит ступни в меловые контуры, кто-то врубает мощную подсветку, и снова потрескивание ламп и шуршание грифелей. Обычно на первых сеансах новой постановки только это и слышно, нам не до разговоров.
Хижа возникает за спинами, кому-то поправляет рисунок, голос его назидателен:
Не мельтеши в подробностях, бери сначала общО, вот посмотри сквозь прищур, увидишь общее соотношение светов и теней, а они и создают объём Рисуй не только то, что видишь, но и то, что знаешь
Подходит ближе, гудит за панасюковской спиной:
они никогда не бывают квадратными, только круглыми и тычет карандашом в груди на ватмане, Панасюк бормочет:
А как же кубисты, Пикассо?
Фу, кубист нашёлся, ты сначала их круглыми научись рисовать Перемещается за спину пышной Лены, та добросовестно, закрыв один глаз, карандашом в вытянутой руке проверяет пропорции. Натурщица просит перерыв передохнуть, спина затекла. Все тоже распрямились, зашевелились; Хижа велит Лене посмотреть на рисунок в зеркало, она приноравливает зеркальце, смотрит и ахает сокрушённо все огрехи-то как видны! Я тоже беру зеркало, Цветков выхватывает зеркало у Лены. Да! Интересный эффект зеркальное изображение, вроде всё правильно, а гармонии нет, некрасиво как-то, едва уловимая диспропорция непонятно в чём. Всматриваюсь кажется начинаю понимать, что и как исправить. Вот ведь и на 2-м курсе на рисунки гипсовых голов тоже в зеркало смотрели а таких гротесков не наблюдали.