С удовольствием.
Капитон Васильевич ловко предложил Глафире Семеновне руку, и они почти бегом перебежали на другой конец залы, где за зеленым столом шла игра в железную дорогу.
Ужасно серый человек этот ваш знакомый купец шепнул он ей про Конурина. Самое необразованное невежество в нем. Игру вдруг с судачиной сравнивает.
Ужас, ужас согласилась с ним та. Мы его взяли с собой за границу и уж каемся. Никак он не может отполироваться. Самый серый купец.
Однако вы и сами купеческого звания, как вы мне рассказывали, но, ей-ей, давеча я вас за графиню принял. Так и думал, что какая-нибудь графиня.
Мерси вам, улыбнулась Глафира Семеновна, кокетливо закатила глазки и крепко пожала Капитону Васильевичу руку. Я совсем другого закала, я в пансионе у мадам Затравкиной училась, и у меня даже три подруги были генеральские дочери.
Вот, вот Я гляжу и вижу, что у вас совсем другая полировка, барская полировка, дворянская.
Они подошли к столу. Их нагнал Николай Иванович. Иван Кондратьевич хоть и говорил, что не пойдет смотреть, как играют в железную дорогу, но очутился тут же. Стол этот был длиннее и больше. Посредине его был устроен механизм, где по рельсам бегал маленький железнодорожный поезд с локомотивом и несколькими вагонами. Рельсы составляли круг, и от центра этого круга шли радиусы, внутри которых были надписи: «Париж, Петербург, Берлин, Рим, Лиссабон, Лондон, Вена». Кроме того, промежутки радиусов были разделены еще на несколько частей, которые обозначались номерами. По бокам круга зеленое сукно было разграфлено на четырехугольники, а в этих четырехугольниках были написаны те же города, что и на круге. Были и четырехугольники с надписями на французском, разумеется, языке: «чет, нечет, белая, красная». В четырехугольники играющие и ставили свои ставки. У рельсового круга, где бегал поезд, сидели два крупье: один приводил механизм поезда в движение, другой собирал проигранные ставки и выдавал выигравшим деньги. Перед ним длинными колбасками лежали сложенные серебряные франковые, двухфранковые и пятифранковые монеты.
Это что за Иуда такой сидит со сребрениками?.. спросил Иван Кондратьевич над самым ухом Капитона Васильевича.
А это крупье кассир. Он банк держит.
Совсем Иуда. Даже и рожа-то рыжая.
Эта игра много интереснее, рассказывал Капитон Васильевич. Во-первых, вы здесь можете ставить, начиная от одного франка.
Стало быть, всякое даяние благо. Все возьмут, что дураки поставят, пробормотал Конурин.
Во-вторых, и ставка разнообразнее. Можете ставить на какой вам угодно город: на Париж, на Петербург, на Лондон, потом можете ставить на пер или энпер, то есть по-нашему на чет или на нечет и, кроме того, на красное или на белое.
Ах, это очень интересно! воскликнула Глафира Семеновна. Николай Иваныч, ты понял? Эта игра много любопытнее, чем игра в лошадки.
Надо хорошенько посмотреть, матушка, тогда я и дойду до точки, дал он ответ.
Faites vos jeux, messieurs et mesdames! воскликнул крупье мрачным голосом и при этом сделал самое серьезное лицо.
В четырехугольники посыпались франковики, двух- и пятифранковики.
Другой крупье тронул шалнер механизма и пустил поезд в ход. Поезд забегал по рельсам.
Постойте, я куда-нибудь франк поставлю! проговорила Глафира Семеновна и протянула к столу руку с монетой.
Крупье заметил ее жест и, протянув лопаточку на длинной палке, чтобы отстранить ставку, закричал:
Rien ne va plus!
Отчего он моей ставки не принимает? удивленно спросила Глафира Семеновна.
Нельзя теперь. Поезд останавливается. В следующий раз поставите, отвечал Капитон Васильевич.
Поезд остановился на Лиссабоне.
Ставка на Пошехонский уезд
У игорного стола опять возглас крупье:
Faites votre jeu!..
Ставьте, ставьте скорей! сказал Капитон Васильевич Глафире Семеновне.
А на какой город мне поставить? спросила его она.
Погодите покуда ставить на город. Поставьте сначала на чет или нечет.
Ну, я на нечет. Я одиннадцатого числа родилась.
Глафира Семеновна бросила франк на impaire. Поезд на столе завертелся и остановился.
Paris, rouge et impaire! возглашал крупье.
Берите, берите Вы выиграли, заговорил Капитон Васильевич.
Да неужели? Ах, как это интересно! Николай Иванович, смотри, я с первого раза выиграла.
Цыплят, матушка, осенью считают, отвечал Николай Иванович.
Цыплят, матушка, осенью считают, отвечал Николай Иванович.
Крупье бросил к франку Глафиры Семеновны еще франк.
Я хочу поставить два франка, сказала она Капитону Васильевичу. Что ж, ведь уж второй франк выигранный. Можно?
Да конечно же можно.
Только я теперь на чет, потому что именинница я бываю 26 апреля.
Она передвинула два франка на paire и опять выиграла. Крупье бросил ей два франка.
Николай Иваныч, я уж три франка в выигрыше. Можно теперь на город поставить? обратилась она к Капитону Васильевичу.
Ставьте. Теперь можно, но только не больше франка ставьте.
А на какой город?
А на какой хотите. Поставьте на Петербург. Петербург давно не выходил.
Отлично. Я в Петербурге родилась. Это моя родина.
Ну а другой франк поставьте на чет.
Сказано сделано. Поезд забегал по рельсам и остановился. Глафира Семеновна проиграла на Петербург и выиграла на чет.
Вничью сыграли. Продолжайте ставить на Петербург по франку, советовал Капитон Васильевич, а на чет поставьте два франка.
Опять выигрыш на чет и проигрыш на Петербург.
Николай Иваныч! Я четыре франка выиграла.
Ставьте, ставьте на Петербург, не бойтесь. Поставьте даже два франка, слышался совет, и на этот раз не был напрасным.
Pétersbourg! возгласил крупье, управляющий механизмом стола.
Другой крупье набросал Глафире Семеновне изрядную грудку франковиков.
Николай Иваныч! Смотри, сколько я выиграла!
Тьфу ты пропасть! Ведь есть же счастье людям! воскликнул Иван Кондратьевич.
Ставьте, ставьте скорей. Ставьте на Берлин, подталкивал Глафиру Семеновну Капитон Васильевич.
Ну, на Рим. Рим тоже давно не выходил.
Поезд забегал.
Стой! Стой! закричал Конурин во все горло, так что обратил на себя всеобщее внимание. Мусье! Есть тут у вас Пошехонье? На Пошехонский уезд ставлю!
Он протянул два франка.
Rien ne va plus! послышался ответ, и крупье отстранил его руку лопаточкой на длинной палке.
Земляк! Чего он тыкает палкой? Я хочу на Пошехонский уезд, обратился Конурин к Капитону Васильевичу. Где Пошехонье?
Да нет тут такого города, и наконец, уже игра началась.
Отчего нет? Обязаны иметь. Углича нет ли?
Понимаешь ты, здесь только европейские города, города Европы, пояснил ему Николай Иванович.
Ну, на Европу. Где тут Европа, мусью?
Да ведь ты не хотел играть, даже к столу упрямился подходить.
Чудак-человек! За живое взяло. Я говорил, что сердце не камень. И наконец, выигрывают же люди. Где тут Европа?
Николай Иваныч! Я еще четыре франка на нечет выиграла! раздался голос Глафиры Семеновны.
На Европу! кричал Конурин. Вот три франка!
Да нет тут Европы. Есть Петербург, Москва, Лондон, Рим.
Рим? Это где папа-то римский живет?
Ну да. Вот Рим.
Вали на папу римскую! Папа! Выручай, голубушка! На твое счастье пошло! бормотал Конурин, когда поезд забегал по рельсам.
Москва! Я выиграла на Москву! радостно вскрикнула Глафира Семеновна.
Крупье опять придвинул к ней грудку серебра. Конурин чертыхался:
И папа римская не помог! Вот игра-то, черт ее задави, чтоб ей ни дна ни покрышки!
Нельзя же, Иван Кондратьич, с первого раза взять. Надо иметь терпение, сказала ему Глафира Семеновна.
Вы же с первого раза выиграли. И с первого, и с третьего, и с седьмого
Тьфу, тьфу, тьфу! Пожалуйста, не сглазьте. Чего это вы?.. Типун бы вам на язык.
Земляк! Нет ли здесь какого-нибудь мухоеданского города? Я на счастье мухоеданского мурзы бы поставил, коли на папу римского не выдрало. Или нет. Глафира Семеновна на что поставила На что она, на то и я.
И Конурин бросил в тот же четырехугольник, где стояла ее ставка, пятифранковую монету.
Не смейте этого делать! Вы мне мое счастье испортите! Николай Иваныч! Сними! Послушайте, ведь это же безобразие! Вы никакого уважения к даме не имеете! Ну хорошо! Тогда я переставлю на другой город.
Она протянула руку к своей ставке, но поезд уже остановился.
Londres! возгласил крупье и стал пригребать к себе лопаточкой и ставку Глафиры Семеновны, и ставку Конурина.
Ведь это же свинство! Я прямо через него проиграла. Позвольте, разве здесь дозволяется на чужое счастье ставить? раздраженно бормотала Глафира Семеновна.
Конурин чесал затылок.
Поставлю в какой-нибудь турецкий город на счастье мухоеданского мурзы, и ежели не выдерет лицом не стану даже оборачиваться к этим проклятым столам, говорил он. Как турецкий-то город называется?