Поди ты Ты прежде посчитай, много ли у тебя от выигрыша-то осталось. Выигрышные-то деньги ты все в магазинах за портмоне да баулы оставила. Гарсон! Прене
Николай Иванович вынул кошелек и принялся отсчитывать золото за обед.
Сколько человеку-то на чай дать? спросил он Конурина. Хоть и нажгли нам здесь бок, но нельзя же свою русскую славу попортить и какой-нибудь французский четвертак на чай дать. Знают, что мы русские.
Да дай два четвертака.
Что ты, что ты! Я думаю, что и пять-то мало. Ведь лакей чуть не колесом вертелся, когда узнал, что русские пришли. Вон он как глядит! Физиономия самая масляная. Один капуль на лбу чего стоит! Тут счет восемьдесят три франка с половиной Дам я ему четыре золотых больших и один маленький, и пусть он берет себе шесть с половиной франков на чай. Русские ведь мы Неловко меньше. Русские за границей на особом положении и уж славятся тем, что хорошо дают на чай. Ходит, Иван Кондратьич, что ли?
Вали! Где наша не пропадала! махнул рукой Конурин.
Николай Иванович бросил гарсону на тарелку девяносто франков и сказал:
А сдачу прене пур буар.
А еще аристократический город!
Из ресторана супруги Ивановы и Конурин поехали домой, в гостиницу, оставили там свои покупки, сделанные в магазинах перед обедом, снова вышли и отправились отыскивать концертный зал казино, на который им указывал утром Капитон Васильевич как на место, где можно нескучно провести время. Конурин было отказывался идти с Ивановыми в казино, говоря, что он лучше завалится спать, так как совсем почти не спал ночь, но Глафира Семеновна уговорила его идти.
Помилуйте, кто же это спит за границей после обеда! Нужно идти и осматривать достопримечательности города, сказала она ему.
Знаю я эти достопримечательности-то! Земляк сказывал, что там опять игра в эти самые дурацкие карусели. Неужто опять по-утреннему карман на выгрузку предоставить?
Странное дело Можете и не играть.
Не играть! Человек слаб. Запрятать разве куда- нибудь подальше кошелек?
Да давайте мне ваш кошелек, предложила Глафира Семеновна.
И то возьмите, согласился Конурин и, передав свой кошелек, отправился вместе с Ивановыми.
Царила тихая звездная ночь, когда они шли по плохо освещенным улицам. В Ницце рано заканчивают магазинную торговлю: магазины были уже заперты, и газ в окнах их, составляющий главное подспорье к городскому уличному освещению, был уже потушен. Прохожих встречалось очень мало. Публика была в это время сосредоточена в театрах и в концертно-игорных залах. На море с балконов здания Jetté Promenade пускали фейерверк. Трещали шлаги, и взвивались ракеты, рассыпаясь разноцветными огнями по темно-синему небу. Оттуда же доносились и звуки оркестра. Ивановы и Конурин остановились и стали любоваться фейерверком.
Вишь, как дураков-то заманивают на игорную мельницу! Фейерверк пущают для приманки. «Комензи, господа, несите свои потроха, отберем в лучшем виде», говорил Конурин. Нет, мусьи, издали посмотрим, а уж к вам не пойдем.
Надо опять к Гостиному двору направляться. Капитон Васильич говорил, что там этот самый казино помещается, сказала Глафира Семеновна и повела за собой мужчин.
Вход в казино блистал газом, а потому, приблизясь к Гостиному двору, зал этот уже нетрудно было найти. Около входа толпились продавцы фруктов, тростей, альбомов с видами Ниццы, цветочных бутоньерок и уличные мальчишки. Мальчишки свистали и пели. Один даже довольно удачно выводил голосом арию тореадора из «Кармен». Некоторые, сидя на корточках, играли в камушки на медные деньги.
Смотри, Иван Кондратьич. Даже маленькие паршивцы и те в деньги играют. Вот она Ницца-то! Совсем игорный дом, указал Николай Иванович Конурину.
Заплатив за вход по два франка, Ивановы и Конурин вошли в зал казино, освещенный электричеством. Это был громадный зимний сад с роскошными пальмами, латаниями, лезущими к стеклянному потолку. По стенам плющ и другие вьющиеся растения; в газонах пестрели и распространяли благоухание цветы в корзинках. Сад был уставлен маленькими столиками, за которыми сидела публика, пила лимонад, содовую воду с коньяком, марсалу и слушала стройный мужской хор, певший на эстраде, украшенной тропическими растениями. Бросались в глаза разряженные кокотки в шляпках с невозможно выгнутыми и загнутыми широкими полями, с горой цветов и перьев, выделялись англичане во всем белом, начиная от ботинок до шляпы; тощие, длинные, как хлысты, с оскаленными зубами и с расчесанными бакенбардами в виде рыбьих плавательных перьев. В двух-трех местах, где пили коньяк за столиками, Ивановы и Конурин услыхали русскую речь.
Русские улыбалась Глафира Семеновна. Правду Капитон Васильич сказывал, что здесь в Ницце русских много. И замечательно прибавила она. Как русские, так коньяк пьют, а не что-либо другое.
Да что ж православному-то человеку на гулянье попусту лимонадиться! От лимонаду ни веселья, ничего Так и будешь ходить мумией египетской, отвечал Конурин. Я думаю даже, уж и мне с вашим супругом садануть по паре коньяковых собачек.
Ну вот Дайте хоть сад-то путем обойти и настоящим манером публику осмотреть. Здесь на дамах наряды хорошие есть. Ах, вот где играют-то заглянула она в боковую комнату. И сколько публики!
В залитых газом галереях, разделенных на отделения и прилегающих к саду, действительно шла жаркая игра. Около столов с вертящимися поездами железной дороги и лошадками толпилась масса публики и то и дело слышались возгласы крупье: «Faites votre jeu, messieurs» и «rien ne va plus».
Николай Иваныч, ты уж там как хочешь, а я рискну на маленький золотой, сказала Глафира Семеновна. Надо пользоваться своим счастьем. Утром выиграла, так ведь можно и вечером выиграть.
Да полно, брось
Нет, нет. И пожалуйста, не отговаривай. Ведь, в сущности, ежели я маленький золотой и проиграю, то это будет из утреннего выигрыша, стало быть, особенно жалеть нечего.
Носится она с утренним выигрышем, как курица с яйцом! Ведь свой утренний выигрыш ты в магазинах на разные бирюльки потратила.
Нет, нет, у меня еще остались выигрышные деньги. Батюшки! Да сколько здесь игорных столов-то! Здесь куда больше столов, чем там, на сваях, где мы утром играли. Вот уж я больше пяти столов видела. Раз, два, три пять шесть Вы вот что чтобы вам здесь не мотаться около меня, вы идите с Иваном Кондратьичем и выпейте коньяку. В самом деле, вам скучно, горло не промочивши. А я здесь останусь. Коньяку-то уж вы себе одни сумеете спросить.
Еще бы Хмельные слова я отлично знаю по-французски похвастался Николай Иванович. Мне трудно насчет чего-нибудь другого спросить, а что насчет выпивки я в лучшем виде. Только ты, Глаша, смотри не зарвись Не больше маленького золотого.
Нет, нет. Как золотой проиграю довольно.
Ну, то-то. Пойдем, Иван Кондратьич, хватим по чапорушечке.
Супруги расстались. Глафира Семеновна осталась у игорного стола, а Николай Иванович и Конурин отправились спросить себе коньяку.
Спустя час Николай Иванович пришел к тому игорному столу, где оставил Глафиру Семеновну, и не нашел ее. Он стал ее искать у других столов и увидал бледную, с потным лицом. Она азартно делала ставки. Ее парижская причудливая шляпка сбилась на затылок, и из-под нее выбились на лоб пряди взмокших от пота волос. Завидя мужа, она вздрогнула, обернулась к нему и, кусая запекшиеся губы, слезливо заморгала глазами.
Вообрази, я больше двухсот франков проиграла выговорила она наконец.
Да что ты!
Проиграла. Нет, здесь мошенничество, положительно мошенничество! Я два раза выиграла на Лиссабон, должна была получить деньги, а крупье заспорил и не отдал мне денег. Потом опять выиграла на Лондон, но подсунулся какой-то плюгавый старичишка с козлиной бородкой, стал уверять меня, что это он выиграл, а не я, загреб деньги и убежал. Ведь это же свинство, Николай Иваныч Неужто на них, подлецов, некому пожаловаться? Отнять три выигранные кона! Будь эти выигранные деньги у меня, я никогда бы теперь не была в проигрыше двести франков, я была бы при своих.
Но откуда же ты взяла, душечка, двести франков? Ведь у тебя и двадцати франков от утреннего выигрыша не осталось, удивлялся Николай Иванович.
Да Ивана Кондратьича деньги я проиграла. Черт меня сунул взять давеча у него его кошелек на сохранение!
Конурина деньги проиграла?
В том-то и дело. Вот всего только один золотой да большой серебряный пятак от его денег у меня и остались. Надо будет отдать ему. Ты уж отдай, Коля.
Ах, Глаша, Глаша! покачал головой Николай Иванович.
Что Глаша! Пожалуйста, не попрекай. Мне и самой горько. Но нет, каково мошенничество! Отнять три выигранных кона! А еще Ницца! А еще аристократический город! А где же Конурин? спросила вдруг Глафира Семеновна.
Вообрази, играет. В покатый бильярд играет, и никак его оттащить от стола не могу. Все ставит на тринадцатый номер, хочет добиться на чертову дюжину выигрыш сорвать и уж тоже проиграл больше двухсот франков.
Но где же он денег взял? Ведь его кошелек у меня.