Ночью, дома, попивая снотворное вперемешку с коньяком, он себя нещадно корил, обзывал тупицей, болваном, транжирой. А когда наутро сам Ясуев лично, напрямую позвонил ему и попросил зайти, Албаст с благодарностью к тестю, с умилением подумал, что его слегка пожурят, скажут, как ты смел, и бесплатно, ну, в крайнем случае, в полцены (что и хотел Докуев первоначально) предложат то, что положено ему по договору, можно даже сказать по закону.
Окрыленный бросился Докуев к сватам и через пять минут вышел, как мокрая курица, обвисший: вдвое возросла ставка, и он не вице-премьер, а рядовой министр, и не финансов, а социальной защиты населения, и деньги, наличные, не Ясуеву отдавать, а прямиком в Москву, по обозначенному адресу везти.
Обескуражен Албаст: какой позор, с должности первого секретаря городского райкома КПСС в посредственные министры, и это за такие деньги, без обсуждения условий, без обдумывания, как в армии по приказу, а в каком тоне и в форме, прямо на ходу, в подъезде, у лифта?!
Плачется Албаст жене, жалуется теще, кричит на отца, вовсе не разговаривает с матерью, а тут еще одна пилюля вдогонку: через дочь Ясуев передает, что он «вовсе дурак и ничего не понимает».
Через несколько дней, в ранге министра, он вылетает в Москву, первым делом избавляется от огромной суммы (практически всего наличного и заимствованного у отца капитала) и следует для представления в столичное министерство.
От одного невзрачного вида здания министерства социальной защиты, от его месторасположения, обшарпанности коридоров и кабинетов, от голодных взглядов «облезлых» чиновников ему становится все хуже, тоскливей. Страшно Албасту из-за беспросветной перспективы, ничего он так не боится, как бедности. Он экономит деньги, в ресторан не ходит, живет в своей квартире отшельником, даже муку, соль, спички про запас купил. До того себя довел, что сам с собой разговаривать начал, а по ночам подсчитывает, как он сможет продать свою недвижимость и сколько на вырученные деньги сможет прожить. И вот беда, сам-то он жить умеренно сможет, а вот как быть с женой-мотовкой и с детьми избалованными оболтусами?
В таком угнетенном состоянии он ходит в министерство день, два, неделю. Постепенно вникает он в дела, в сущность соцзащиты в СССР, все выше и выше уровень его общения, и видит он, как богато и холено выглядит высшее руководство, и под конец личная беседа с министром, приглашение в ресторан, и, о ужас! Какие возможности! Какая защита?! Кого? Населения? В СССР? С каких пор? А денег для этого выделяется немерено, лишь бы фантазия и совесть не подвели Вот это Ясуев! Гений! И главное, никакой ответственности, напряжения, отчетности, соцсоревнования.
Вот это жизнь! В радость! Только руку поглубже засунь в бюджет, да вовремя высунь А то оттяпать могут. Наглецы ж кругом голытьба и отродье. Словом, соцзащиты требуют. Размечтались, разбаловались, сволочи!
В затаенной радости звонит Албаст в Грозный, хочет поблагодарить он Ясуевых, желает поделиться удачей с родными, но дома настроение иное, накалена обстановка до предела, от короткого взаимовыгодного сотрудничества перешли в открытое противостояние Ясуев с Букаевым. Дело в том, что Ясуев под предлогом национального согласия отдал должность премьера ингушам, тем самым нарушив договор с Букаевым.
Букаев в злобе, он пытается воздействовать на Ясуева, как-то приструнить его. Однако глава есть глава, в ход пошли и рычаги административной власти, и телевидение, и печать, и радио. Букаеву советуют смириться, в противном случае обещают «разобраться» не только с ним, но и с его родными, занимающими не без помощи первого вице-премьера солидные ключевые посты.
К чести Албаста, в период наибольшего обострения обстановки его отец Домба-Хаджи пожаловал в гости к сватам и предложил от имени старейшин, как уважаемый, почтенный чеченец выступить по телевидению с поддержкой позиции Ясуева. Простой люд не знает, что Ясуев и Докуев Домба-Хаджи сваты. Один вид мудрого старика, его приглушенно-шепелявая, вкрадчиво-доверительная речь, ухоженная, убеленная бородка и главное, редкая по тем временам приставка Хаджи сделали свое дело: общественное мнение, с которым уже не считаться стало опасным, резко качнулось в сторону избранного лидера.
Не без чувства затаенной мести Букаев отступил, уехал в Москву и вскоре появился на экране центрального телевидения, по делу и без него, с места и с трибуны, подолгу и репликой выступая на съезде народных депутатов СССР. И до того он заболтался, до того надоел, оскоминой у микрофона стал, что, видимо, желая от него избавиться а, может, действительно, дюже умный он, иль богат и влиятелен словом, сделали его очень большим чиновником, и не в какой-то ЧИАССР, а прямо в СССР!
Не без чувства затаенной мести Букаев отступил, уехал в Москву и вскоре появился на экране центрального телевидения, по делу и без него, с места и с трибуны, подолгу и репликой выступая на съезде народных депутатов СССР. И до того он заболтался, до того надоел, оскоминой у микрофона стал, что, видимо, желая от него избавиться а, может, действительно, дюже умный он, иль богат и влиятелен словом, сделали его очень большим чиновником, и не в какой-то ЧИАССР, а прямо в СССР!
Вот когда Ясуев за свое кресло впервые по-настоящему испугался. Что же делать? Нужно собрать вокруг себя верноподданную команду. И не таких умных, честолюбивых людей, как Букаев, потенциальных конкурентов, но соратников, а надежных, вымуштрованных в комсомоле и в партии карьеристов, выскочек, чтобы на его место и не зарились, знали свой потолок, свои способности, перед указующим перстом склонялись бы, от одного взгляда в карьер мчались, кого угодно за хозяина загрызли бы, да чтоб на их фоне он тигром был, непоколебимым лидером, вечным вождем, символом нации!
Так где ж таких взять? Уж больно все изощренными стали, разогнал он многих за рвение, возомнили себя специалистами. И тут как тут Докуев Албаст, как и предсказывал Домба-Хаджи, на ушко медово сюсюкать начал, отзывается он восторженно о своих «одноклубниках», да впридачу и перспективные комсомольцы есть, надежный оплот партии.
А верны ли они? недоверчив Ясуев.
Еще как верны, верно делиться будут!
А как бы это проверить? все же сомневается Ясуев.
Они первоначальный взнос сделают, и немалый. Рисковать не посмеют.
И вот вызываются по одному на собеседование желающие беспрекословно подчиняться, и как на засыпку, всем один и тот же контрольный вопрос.
А не будешь ты бояться врага нашего?
Да что там Букаев, бьет себя в грудь очередной приспешник, я, если надо и отца его из могилы достану, на телеграфный столб посажу.
Слушай, Албаст, а откуда они знают, что я Букаева имею в виду?
У вас щедрая, и главное, открытая навстречу людям душа!
А почему одинаковые ответы?
Верный признак единого мышления, подчинения, цельной команды.
Нам бы еще преданного министра МВД заиметь, из-за насущной кадровой проблемы сетует Ясуев. Это самый важный момент!
Да, да, соглашается Докуев и вопреки советам родителей, жалующихся на подлость Майрбекова, предлагает его.
А достоин ли он? беспокоится Ясуев.
Еще как достоин! Вот столько вам и чуточку мне готов выложить.
А будет ли он исполнительным?
Еще как будет! Чтобы взнос отработать, полреспублики пересажает! И любит он свое дело!
А смекалист ли он? Ведь все служаки тупоголовы.
Последнее ведь к лучшему! А смекалка есть, есть! От щупленького сержанта-участкового, что кроме милицейской формы и носить нечего было, до полковника дорос, и без никакого блата, а только службой Ныне его дом больше моего.
А будет ли он нам всегда верен? сидя в глубоком кресле, испытующе глянул снизу вверх Ясуев.
Куда ж он денется? стоя за спинкой кресла, еще ниже, к самому уху, склонился в доказательстве Докуев, ведь он тоже зять!
Да-а, наши женщины сила! наконец-то вроде спокоен Ясуев. И все-таки кажется ему, что чего-то не хватает в команде. Слушай, Докуев, а почему у нас в правительстве нет женщин? Ведь даже в космос без них не летают!
И такая кандидатура есть! на все готов министр соцзащиты.
А достойна ли она?
Только натурой.
Не забывайся, ты зять.
Простите Но это тоже существенный взнос.
М-м-да!.. А что мы ей поручим?
Весь финансово-экономический блок.
А профессия у нее соответствует?
В этом не сомневайтесь! Древнейшая, беззатратная, экономически вечно выгодная! Она, кстати, как и все остальные, очень порядочный человек, украсит и ублажит всю нашу компанию.
Не компания, а команда!
Тем более, по команде.
Ну, слава Богу! облегченно вздохнул глава республики. Теперь я спокойно, ни о чем не думая, буду трудиться А больше и проблем нет!
* * *
Три года вольно-принудительных работ, в просторечии «химии», а по традиционно-российскому, каторги в Сибирь, схлопотал Арзо Самбиев за неподчинение властям и попытку к бегству.
Две недели, в середине лета в жарком вонючем вагоне его везли от Грозного до Свердловска. Ожидалось, что он попадет в район строительства Байкало-Амурской магистрали, как бесплатная рабочая сила, однако в пункте пересылки, видать, сердобольный, предпенсионного вида седоголовый полковник надолго остановил свой взгляд на «уголовнике» Самбиеве, потом еще дольше знакомился с его личным делом и, вновь глянув, спросил: