Вижу, дружище, что я тебя заговорил, сказал тогда Юрка, увидев мое молчание и приняв его за смущение.
Возможно у тебя есть своя история первой твоей любви. Но жизнь она полна умными вещами и каждое событие в жизни, как глава из учебника. А то был так называемый пубертатный период сказать тебе умными словами. А как ты знаешь, я был всегда умнее всех в классе. И с годами вообще много философствую. Это «событие», в кавычках конечно, потому что это великое событие сейчас видится мне по-другому, и Марине я многим обязан.
О, как много она мне дала и какой я перед ней неоплатный должник. В любви Марина была, мне кажется, истинной избранницей. Знаешь ли, какая мысль приходит теперь мне часто в голову? Думаю я так: инстинкту размножения неизменно подчинено всё живущее, растущее и движущееся в мире, от малой клеточки до Царей-Кесарей. Но только человеку, этому цветущему перлу и вершине творения, ниспослан полноценно великий дар Любви. И посылается совсем не так уж часто, как это нам кажется, будто бы все молодые испытывают это чувство. Я встречал многих, которые и понятия не имели о любви.
И ты знаешь! Все эти случаи о высокой, самой чистой, самой преданной любви выдуманы талантливыми поэтами и писателями, которые жаждали такой любви, но никогда не находили её, потому что в жизни её не бывает. Есть мимолетное недолгое умопомрачение и всё.
(Я был не склонен к философии, был примерным слушателем и все рассуждения Юркины почти дословно «записал в своей памяти).
Видишь ли: все мы мыслим, думаем, философствуем, я полагаю, каждый, непрерывно, в течение всей жизни. Но настоящих философов человечество знает не больше десяти двадцати. Все мы умеем рисовать фигурку человечка: два кружочка, один с двумя точками-глазами, и вместо рук и ног четыре палочки. Миллионы художников рисовали картины намного лучше, а иные и гораздо лучше, но ведь есть пределы такие до которых никто не мог добраться, есть Леонардо да Винчи, Рембрандт, Рафаэль. Кто из нас не умел бы промурлыкать легонький мотивчик или подобрать мелодию одним пальцем на пианино? Но наши музыкальные способности не сравнятся с гениями с Бетховеном, Моцартом или Вагнером. Так мы не можем сравниться с гениями ни одной общей душевной чертой.
Иные люди от природы наделены большой физической силой. Другие родятся с острым зрением, что свободно видят даже кольца Сатурна в ночном небе. Так и Любовь. Она есть высочайший и самый редкий дар неведомого бога.
Подумай-ка. Сколько миллиардов людей от сотворения мира сходились, наслаждались, оплодотворялись-размножались и занимались этим в течение миллионов лет. Но много ли раз ты слышал о большой и прекрасной любви, о такой любви, которая выдерживает всякие испытания, преодолевает все преграды и соблазны, торжествует и над бедностью, болезнями и клеветой и долгой разлукой. Это воспето только в поэмах и в сказаниях, как мечта, а было ли на самом-то деле?
Покажется тебе, что я несу бред. Не спорю. Может быть я тут выпил чуточку лишнего. Но была такая эпоха, напомню тебе. Когда человечество вдруг осознало всё болото грязи, мерзости и пакости, которое засосало любовь, и сделало попытку вновь очистить и возвеличить её в виде идеала женщины. Это была эпоха рыцарства средневекового, о рыцарях вспоминают теперь при каждом слове о любви. Рыцари поклонялись перед прекрасной дамой сердца. И как жаль, что это почти священное служение женщине выродилось в карикатуру Возрождения в Дон Кихота Ламанческого, в шутливую трагедию.
Но кто знает, кто знает грядущие судьбы человечества? Оно столько раз падало ниже всякого животного, как в Египте при Клеопатре были развращенные оргии, как в Римской империи было попрано чувство любви: можем видеть на раскопанных Помпеях, где на домах и на дорогах указатели к развратным утехам найдены, и все знают о разврате и оргиях патрициев. Может быть, человечество снова поднимется в божественный рост. Может быть, опять придут аристократы духовные, жрецы любви истинные, поэты и рыцари, целомудренные её поклонники?!
Вот и все разочаровано сказал он в конце своего философского рассуждения. Я уже говорил тебе о двадцати философах в истории. И мне не быть двадцать первым. Тем более что одни из философов как-то сказал: «помолчи и будешь философом».
Я потерял мою любовь очень быстро, даже полгода не хватило. Она уехала, отец её из воинской части переехал далеко в Сибирь, и она перевелась в другой университет. То ли в Красноярск, то ли в Новосибирск.
Я потерял мою любовь очень быстро, даже полгода не хватило. Она уехала, отец её из воинской части переехал далеко в Сибирь, и она перевелась в другой университет. То ли в Красноярск, то ли в Новосибирск.
А моя волшебная Марина, была создана богом любви, именно для большой, счастливой любви. И она остается у меня в памяти навсегда».
Но любовь крылата! как говорят все поэты. И знаешь, я был разочарован в своей способности к любви в дальнейшем. Еще не раз я пытался найти любовь, вторую и третью. Но оказался не способен обрести такую же, как та. А та, первая любовь будто имела два белоснежных лебединых крыла и летала в небесах вместе с птицами. А все остальные мои влюбленности были, как полеты пингвина, который только и мог бежать по земле, расправив свои небольшие крылышки. Земные бытовые вопросы всё время не давали мне оторваться и вспорхнуть. Другие женщины, которые мне встречались оказывались как пчёлки, которые и способны были летать, но от цветка к цветку, собирая пыльцу и принося домой свой мёд. Они всё собирали в дом, в дом.
А у каждого человека в душе, где-то в её плохо освещенных уголках, бродят такие полутёмные, полумысли, получувства, полуобразы, о которых стыдно и стеснительно говорить вслух даже другу.
«Теперь вот я одинок» заключил Юрка.
И в душе моей сохранилось много, много сладких чудесных воспоминаний, заветных кусочков нашей неповторимой любви с Мариной. Её любовь была проста, невинна и свежа, как дыхание цветущего растения. Она любила меня так же радостно и беззастенчиво, как в первое свидание. У неё не было любимых словечек, ни привычек в ласках. В одном она оставалась постоянной: в своем изяществе, которое затушевывало и делало незаметным все грубые, земные детали любви.
Да. Дружище. Это целая книга. И перелистывая страницы её в душе, я испытываю жестокое уже, жгучее наслаждение, точно бережу рану. Мучаюсь мыслями о невозвратном времени, и в этом моя горькая утеха.
Юрка был дважды женат. И оба раза не имел детей, «до этого не доходило», как он сам выразился. Вот таким воспоминанием он поделился во время нашей встречи.
Конец.Кризис (рассказ)
Известны в последнее время разговоры про энергетический кризис.
Но это не во всем мире. Мир планеты Земля слишком разный. Одни люди от дела к делу перелетают самолетами, по работе, и настолько это стало их бытом, что едва входят в самолет, сразу же спинку кресла в положение «полулежа», темную повязку (специально возимую) на глаза, «тампоны» в уши: чтобы и свет не беспокоил, чтобы и шум не будил. И успевают выспаться за перелет, и выходят из самолета в месте назначения бодрыми, с первой минуты готовыми функционировать.
Другие люди живут будто бы в прошлых веках для них и сейчас еще не настал век колеса.
Но то что называют Западом, что само себя именует цивилизованным миром, эта часть света ощутила вдруг толчок тревоги.
Пока всё также бегают во всех направлениях по телу Земли сотни миллионов машин. А Земля со всем скарбом, что растет на ней и что воздвигнуто человечеством за тысячелетия, всё также вращается вокруг Солнца и ночь сменяет день, а зима сменяет лето, но, кажется, во всей природе поселилась новая тревога, переволновался и сам климат Земли. Таким вдруг зависимым, непрочным показалось всё наше человеческое сооружение. Чуть тряхнуло из глубины, чуть повеяло ураганом-двумя, и зазвенели люстры, люстрочки, все эти стеклянные подвесочки: чем больше, тем страшней.
А бывали полуанекдотические предупреждения еще в прошлом более тихом веке. Однажды крысы перегрызли центральный городской кабель в городе миллионнике, вызвав короткое замыкание огромной силы и жизнь остановилась. В шахтах небоскребов повисли лифты, остановились поезда в туннелях метро, прекратилась подача воды, воздуха, которые подаются всё той же электрической силой. Потом всё завелось, еще ослепительней вспыхнуло светом, когда кабель восстановили. Но в те часы без электричества дано было людям испытать, на какой тонкой ниточке подвешено их благополучие. Единственные из всего животного мира люди, окружившие себя искусственной средой обитания, становятся беспомощными, как только перестает работать на них электрическая энергия, которую они привыкли вызывать нажатием кнопки. Без электричества уже и ведра воды негде добыть себе: в городе всюду асфальт и бетон, скважины за городом.